Но тот не отреагировал, он был в лучшем из миров.
– Я могу его понять, – тоже рассмеялся Алекс. – Видимо, после английской кухни, греческая показалась ему более привлекательной. Давайте выпьем, Лили, за счастье молодых! – предложил он и поднял бокал с домашним белым вином.
– С удовольствием, за счастье молодых! – радостно поддержала его тост англичанка.
– Одну минуту, я с вами… – произнес Джеймс, наконец-то выйдя из нирваны. – Только скажите мне, Алекс, ради всего святого, что я только что съел? Это было просто божественно!
– По всей очевидности, сувлаки, Джеймс. Как, вы никогда их раньше не пробовали? Сувлаки – это мясо, приготовленное на гриле, на деревянных шпажках. Баранина или свинина. Но я знаю, что Ирини заказывала именно свежую молодую баранину из деревни. Между прочим, здесь, на острове – лучшая баранина и ягнятина во всей Греции. В пасхальную неделю, как я успел узнать, за барашками с Наксоса выстраивается целая очередь покупателей с материка.
– Ого! – воскликнула Лили. – Ты знал об этом Джеймс? Впрочем, мы еще ни разу не застали Пасху на острове. Говорят, это тоже очень большой и красочный праздник!
– Зачем ждать Пасху, когда можно попробовать это прямо сейчас? – резонно заметил Джеймс Бэрроу, озирая стол голодным взглядом.
– Судя по количеству пустых шпажек, – со смехом он указал на тарелку, где они лежали горкой. – Вам сувлаки пришлись по вкусу!
– Алекс, это божественно, уверяю вас! – повторил археолог. – Особенно вот с этим белым соусом… Там, кажется, сметана или йогурт, огурцы, чеснок, травки. С ума можно сойти! Какая гамма вкуса! В жизни не ел ничего подобного. А аромат, какой аромат! Кажется, они это называют тцатцики. Не выговорить, но это просто кулинарный шедевр!
– Я смотрю, Джеймс, по крайней мере, в кулинарном вопросе вас сложно назвать консерватором. Где ваш хваленый британский патриотизм? Как быстро вы забыли про английскую кухню! – продолжал веселиться Смолев.
– Не произносите при мне это гнусное словосочетание, Алекс, дорогой мой! Это просто алогизм! – протестующе мотнул головой Джеймс. – Именно английской кухне я был обязан гастритом в двадцать лет, вы не представляете, как все на нашем острове сейчас стало печально с этим. Бал правит или фастфуд, или ливанско-алжирская кухня, пиццерии, пиццерии, вокруг одни пиццерии. Японские рестораны, китайские рестораны, корейские рестораны. Ничего есть невозможно. Приличный стейк, пожалуй, только и попробуешь на побережье канала. Что ожидать от страны, где традиционным деликатесом считается «фиш-энд-чипс»1 или плохо прожаренный ростбиф? А пирог с почками – это же ужас всего моего детства! Англичане ничего не понимают в еде! Я на всю жизнь запомнил эти серые котлеты с серыми макаронами. Б-р-р-р-р! А венец и символ британской кухни – йоркширский пудинг? Вы его видели, помните, какого он цвета? – Джеймс искренне содрогнулся. – Можете смело назвать меня яростным «леваком», только подскажите, что это так призывно смотрит на меня во-он из той тарелки? Какие краски, какой аромат!
– Ну что ты с ним будешь делать, – в притворном негодовании всплеснула руками Лили. – Дорогой, побереги свой желудок!
– Это классическая греческая мусака – запеканка, – приглядевшись, прокомментировал Смолев с улыбкой. – Судя по всему, там ягнятина, картофель, баклажаны, все под соусом бешамель. Что же еще? Перец, томаты, лук, зелень, специи, сверху сыр. Запекается в печи, отсюда и сырная корочка, и такой аромат! Это классика греческой кухни. Вы что, никогда ее не пробовали?
– Бог мой, откуда вы все это знаете, счастливчик! – простонал Джеймс, не обращая внимания на жену. – Впрочем, неважно! Вы меня уговорили с полуслова, Алекс! – Он схватил чистую тарелку и начал накладывать себе все еще дымящуюся запеканку.
– Милый, не жадничай, – предостерегла мужа Лили. – Иначе как же мы будем танцевать с тобой традиционные греческие танцы? Я так хочу научиться танцевать сиртаки.
– Вы танцуете сиртаки, Алекс? – обратилась она к Смолеву, тоже положившему на свою тарелку пару деревянных шпажек с сувлаки.
– Увы, увы, Лили, я в Греции всего неделю и пока еще не научился. Так что учиться будем вместе.
– Отлично! – захлопала в ладоши англичанка.
– Кстати, а вы знаете, что сиртаки – вовсе никакой не традиционный греческий танец? – поинтересовался Алекс, в свою очередь откусывая кусочек сувлаки, предварительно обмакнув его в соус.
– Как так? – Джеймс даже перестал жевать на мгновение. – Во всех путеводителях…
– Знаю, знаю! – рассмеялся Алекс. – Это очень забавная история. Когда снимался фильм «Грек Зорба», а это было в начале шестидесятых годов, то в конце фильма была сцена, где главный герой учит другого танцевать. Так вот, это сцена снималась последней, а актер – великий Энтони Куин, американец, кстати, который и играл главного персонажа, Алексиса Зорбу, незадолго до этого сломал ногу. Со сломанной ногой он не мог выделывать прыжки и пируэты, что требовал от него хореограф, и он, просто-напросто, придумал под музыку, что была написана к этой сцене, собственный танец с медленными па и подволакивающим движением ноги.
– Но откуда тогда взялось название? – продолжал недоумевать археолог. – Ведь оно не появилось бы на пустом месте!
– И название выдумал он же, Куин, заморочив голову режиссеру. Сиртаки – это уменьшительная форма от «сиртос», настоящих критских народных танцев. До Энтони Куина этого танца не существовало в природе.
– Не может быть, что вы говорите, Алекс? – расстроилась Лили. – То есть, его не танцевали древние греки?
– Древние точно не танцевали, хотя в нем и есть несколько движений, заимствованных из народных танцев. Но с тех пор, только подумайте, как велика сила кино – вся Греция танцует сиртаки! Теперь сиртаки – символ греческого народного искусства вот уже больше пятидесяти лет. Так что, не расстраивайтесь, дорогая Лили, – утешил он англичанку. – Танец, хоть и молод, но прекрасен!
– Слушайте, слушайте, – вдруг проговорила Лили, схватив мужа за локоть. – Вы слышите, там что-то происходит!
Алекс и сам уже слышал, как на улице завыли автомобильные сирены, раздались громкие крики, и хлопнули выстрелы, потом еще и еще.
Встревоженный Смолев оставил недоумевающих англичан и быстро сбежал по лестнице вниз, к стойке администратора. Там он увидел Костаса и Катерину, с цветами в руках и счастливыми улыбками на улицах.
– Что случилось? – быстро спросил он у них. – Кто стрелял?
– Молодожены прибыли домой! – удивленная его беспокойством, ответила Катерина. – Босс, вы вообще помните, что у нас сегодня свадьба? Ах да, вы же не знаете местных традиций! Муж на руках должен внести молодую жену в дом. Все их приветствуют и поздравляют! Отсюда и пальба! Не переживайте, стреляют в воздух холостыми. А вот и они!
– У-р-р-ра! Счастья молодым! – закричали они с Костасом и дружно захлопали в ладоши.
По лестнице вниз сбегали гости, навстречу молодоженам.
Профессиональная деформация сознания, с облегчением подумал Алекс, массируя невовремя разболевшийся висок. Как глубоко это во мне засело: стреляют, значит – война… А это местный обычай такой. Как на кавказских свадьбах. Палят в божий свет, как в копеечку, на счастье, отгоняют злых духов. Традиция, понимаешь, такая у них! Черти…
Смолев перевел дух и постарался успокоиться.
Вверх по лестнице поднимался Димитрос, неся на руках свою молодую жену в длинном белом платье, расшитом золотыми лентами, похожем на древнегреческую тунику.
Дойдя до площадки у стойки ресепшн и увидев Алекса, он остановился со счастливой улыбкой, но жену так и держал на руках, крепко, словно боялся отпустить.
Катерина и Костас расцеловали их обоих и засыпали рисом – на счастье, удачу и благополучие.
– Поздравляю вас, ребята! – растроганно произнес Смолев и вручил букет красавице Марии.
– Спасибо большое, Алекс! – серьезно ответил Димитрос. – Спасибо за все! – потом повернулся к гостям и сказал уже громче. – Пойдемте все праздновать! Все наверх! – и продолжил движение вверх по лестнице в сторону большой террасы с молодой женой на руках.
Их встречали аплодисментами гости, столпившиеся на лестнице, забрасывая цветами, лепестками роз и рисом.
На верхней площадке молодых ждали Ирини и крестный отец Димитроса – Иоаннис Спанидис, держа в руках пышный свадебный каравай – превенту.
Приветственные крики только усилились, когда пара молодых подошла под благословение матери жениха и его крестного. Началась длинная программа празднества, рассчитанная на всю ночь, до самого утра.
На улице продолжали сигналить машины, время от времени раздавались хлопки выстрелов, сопровождаемые радостными криками.
Смолев уже успокоился, хоть и еще и нервно крутил головой в ответ на особенно оглушительные залпы.
Нервы у тебя ни к черту, подумал он.
– И долго они будут палить? – поинтересовался Алекс у Костаса по-английски.
– Когда как, – весело ответил он. – Улица же тоже гуляет: матушка Ирини распорядилась накрыть там столы, вынести вино и закуски, чтобы любой прохожий мог выпить за здоровье Димитроса и Марии Аманатидис! Иногда всю ночь палят, греки любят шумно погулять!
– Да уж, – невесело хмыкнул Алекс. – Я заметил. Ну, а какие ваши планы? – обратился он к парочке будущих молодоженов.
– Мы подождем пару часиков, потом закроем ворота, вдруг кто-то из гостей еще не приехал, – ответила Катерина за двоих.
Костас лишь улыбался и энергично кивал.
– Проверим номера, все везде закроем и тоже подойдем на праздник, как раз торжественная часть пройдет – и начнутся танцы. Алекс, вы идите скорее на террасу, Димитрос с Марией очень расстроятся, если вас там не увидят.
Алекс понял, что Катерина права, и вернулся на террасу, где его встретили приветственными криками – матушка Ирини уже успела рассказать родне, что именно сделал для ее семьи этот русский гость.
Смолева немедленно усадили на почетное место, – и многие гости подошли к нему в течение вечера, чтобы выразить свою благодарность за помощь своей родственнице и ее сыну.
Каждый подходил с бокалом вина и не выпить хоть глоток – значило бы обидеть человека. Смолев это прекрасно понимал и допустить никак не мог, поэтому призвал на помощь всю свою профессиональную подготовку и опыт застолий: выбрал высокий, но самый узкий фужер, незаметно отливал вино из него в соседний бокал на столе, разбавлял водой, менял бокалы, пил небольшими глотками, старался закусывать. Поэтому, несмотря на нескончаемый поток родственников и бесконечные тосты, продержался три часа вполне достойно, хотя некоторые гости успели уже основательно нагрузиться.
Когда на его плечо легла в очередной раз чья-то рука, он вздохнул про себя, снова взял бокал с вином и повернулся.
На него заплаканными глазами смотрела чем-то сильно расстроенная Катерина.
– Катя? – удивился он. – А что случилось? Почему ты одна? Где Костас? Почему глаза на мокром месте?
– Алекс, извините, что я к вам… Ну, а к кому еще… – сбивчиво произнесла горничная. – Но Костас ушел и не возвращается уже полчаса… А я туда одна боюсь идти. Глупо, правда?
– Куда ушел? – все еще непонимающе смотрел на нее Смолев, поставив – и слава богу! – бокал обратно на стол.
– Ну, проверить номера, все ли в порядке. Он обычно за пять минут все обегает, а тут его уже полчаса нет, я звоню – он телефон не берет… А одна туда идти я боюсь. У меня почему-то плохое предчувствие, Алекс! – всхлипнула девушка.
– Так, ну что еще за глупости, – решительно поднялся из-за стола Смолев. – Пойдем, я сам все проверю. Уверяю тебя, тебе нечего бояться, – он успокаивающе обнял девушку за плечи и они незаметно покинули террасу.
– Куда именно он пошел? – уточнил Смолев у горничной, когда они спустились по лестнице к стойке ресепшн.
– Проверить и закрыть номера, на всякий случай, там же вещи люди сложили. У нас на острове воровство нечасто, но случается, – вздохнула Катерина. Казалось, она немного успокоилась.
– Хорошо, пошли. И ничего не бойся.
Они прошли от стойки администратора на галерею, на которой были расположены все номера для постояльцев, начали с первого номера, двигаясь постепенно к одиннадцатому.
Галерея шла по кругу: с одной стороны номера были с первого по восьмой, потом надо было спуститься по лесенке, снова подняться – и еще три номера, с девятого по одиннадцатый, находились на другой стороне галереи.
В первом номере жили Димитрос с Марией, во втором и третьем – гости, приехавшие на свадьбу, в четвертом – пожилая греческая пара с материка; пятый, шестой и седьмой были также выделены под гостей. В восьмом уже десять лет квартировала чета Файер. Здесь галерея заканчивалась тупиком.
Под восьмым номером располагалась нижняя терраса с так полюбившимся Алексу виноградом. Чуть дальше были домик старого садовника Христоса и хозяйственные постройки.
Смолев и Катерина шли, проверяя, закрыты ли двери номеров. Если дверь была не заперта, они стучали и заходили. Убедившись, что все в порядке и Костаса в номере нет – выключали свет, запирали номер и шли дальше. Катерина, осмелев, чуть задержалась в шестом номере, выключая воду, что оставили течь забывчивые гости.
Алекс почувствовал неладное, когда подходил к концу галереи.
Увидев издалека знакомую фигуру, неподвижно лежащую плашмя на полу в тупике у восьмого номера, Алекс в два прыжка оказался рядом и перевернул лежащего лицом к свету. Это был Костас. На его бледном, как мел, ни единой кровинки, лице застыло удивленное выражение. На белой футболке расплылось огромное кровавое пятно.
Подбежавшая Катерина зажала обеими руками рот и, воя от ужаса, тихо сползла рядом по стене.
Алекс быстро разорвал футболку и осмотрел рану. Огнестрельная. В грудь справа. Кровоточит. Он достал из кармана чистый платок и прижал к ране, лихорадочно соображая. Выходного отверстия нет, значит, не сквозная. Наверняка, задето легкое. Необходимо немедленно оперировать.
В этот момент, видимо, от прикосновения к ране, Костас громко застонал. На его стон очнулась Катерина, подскочила и, причитая, упала на колени рядом с раненым.
– Катя, да живой он, живой. Слышишь меня? Катя? Катерина, смотри на меня, на меня смотри! – жестко скомандовал он, когда понял, что она его не слышит. – Значит так, быстро! Лети на ресепшн, неси сюда полиэтиленовый пакет, широкий скотч, я видел там упаковку. Аптечку неси, что у тебя лежит за стойкой. У нас каждая минута на счету. Поняла? Принесешь, дальше скажу, что делать! Чего сидишь?! Бегом! – рявкнул он по-армейски, от души, видя, что девушка никак не может оторваться от Костаса, судорожно вцепившись в его руку.
Горничная вскочила от его крика, как ошпаренная и, путаясь в собственных ногах и рыдая во весь голос, понеслась к стойке администратора.
Теперь все зависит от того, как быстро они смогут доставить его в больницу.
Смолев, сильно прижимая платок к ране одной рукой, другой набрал номер Виктора Манна и кратко обрисовал обстановку.
– Понял, – немедленно отозвался он. – Я свяжусь с госпиталем, через пять минут у виллы будут парамедики, звонить будут на твой номер. Парня сам не трогай с места. Постарайся остановить кровотечение, перекрыть доступ воздуха в легкое через рану. Остальное они все сами сделают, там у них в команде есть толковый бывший военврач, пулевых ранений насмотрелся достаточно. Интерпол его привлекает на спецоперации. Дам команду срочно готовить операционную. Отбой!
– Есть, понял тебя. Отбой! – ответил Смолев. С полицией будем позже разбираться, подумал он.
Подбежавшей Катерине он сунул в руки свой мобильный телефон.