– Ты очень любишь своего… мужа?
– О господи… Ты говоришь как в дешевой мелодраме. Дело не в любви. Просто… Я не могу ни с того ни с сего пустить все псу под хвост. Я приехала сюда с Рамисом, я живу в его доме и… Да, черт возьми, мне нравится тут жить! И я не готова рисковать этой жизнью ради… – Она осеклась. Не хотелось, конечно, выглядеть в глазах мальчишки циничной сукой, ну да что поделаешь.
Джон замер на несколько минут, глядя в сад. Потом вдруг быстро обернулся:
– А каникулы? Каникулы ты можешь себе устроить?
– Что?
Он уселся на пол у ее ног, положил руки ей на колени и заговорил настойчиво и убедительно:
– Он вернется только через несколько дней. Почему ты не можешь провести их со мной? Как будто ты взяла отпуск!
– Джон, но я…
– Пускай ты это не планировала. Надо же иногда делать что-то спонтанно. Особенно когда ты на каникулах.
– Каникулы у детей бывают, – усмехнулась Алиса. – Мне уже по возрасту не положено.
– Да брось! Тебе всего тридцать, а ты говоришь как старая рассудительная матрона.
Всего тридцать! Когда ей было чуть за двадцать, Алиса считала, что к тридцати годам с ней должно свершиться все самое главное. Наверняка к этому времени она станет знаменитой актрисой, любящей женой и счастливой матерью. В общем, что уж там, жизнь будет прожита, и можно будет подыскивать место на кладбище. И вот теперь ей тридцать, и за плечами одна великая любовь, две несостоявшихся семьи, несколько ролей в кино… А также длинный шлейф пережитых предательств, обманов, выброшенных иллюзий, несбывшихся надежд. И вдруг появляется этот странный мальчик и заявляет, что нельзя быть такой серьезной и рассудительной, ведь ей всего-навсего тридцать.
– Ладно, уговорил! – неожиданно тряхнула она головой.
Джон издал ликующий клич, притянул ее к себе и поцеловал:
– Вот увидишь, ты еще не захочешь меня прогонять!
– Четыре дня! – Алиса прижала ладонь к его губам. – И я прогоню тебя.
– Ладно, – кивнул Джон. – Я уйду, как только ты скажешь.
– С трудом в это верится, – рассмеялась Алиса и прижала к себе его вихрастую голову.
Золотистый день тянулся без конца. Они валялись у бассейна – Алиса заставила Джона забраться под зонтик, – болтали обо всем на свете, смеялись.
– Может, и обед приготовишь? Ты случайно поваром никогда не работал? – спросила Алиса.
– Нет, яичница – предел моих возможностей, – развел руками Джон.
– Ладно, я закажу пиццу, – Алиса направилась к дому за телефоном.
– А может, не надо? – засомневался Джон. Он сидел на краю бассейна, болтая ногой в воде.
– Думаешь, в городе только одна пиццерия? И к нам непременно заявится повар, которого ты обокрал? – засмеялась она.
– Кто его знает…
– А мы тебя спрячем. – Алиса прижалась к его нагретой солнцем спине. – Мне ведь тоже не улыбается, чтобы тебя здесь видели.
Она быстро поцеловала юношу и вдруг резко толкнула его. Джон с криком полетел в бассейн. Алиса хохотала, глядя, как он барахтается в воде.
– Ты ведь говорил, что мне не хватает спонтанности! – крикнула она.
– Дай руку! Я не умею плавать! – Джон, отфыркиваясь, неумело бил ладонями по воде.
– О господи! – Алиса легла на живот у самого края бассейна и протянула Джону руку.
Он вылез и лег на спину, тяжело дыша.
– Прости, – склонилась над ним Алиса. – Ты ведь сказал, что служил матросом на корабле?
– Мм… Что?
– Ты сказал мне вчера, что был матросом, – повторила Алиса. – А теперь оказывается, что ты не умеешь плавать.
Джон обнял ее, и у Алисы перехватило дыхание.
– Ты мне наврал? – не отступала она.
– Конечно, наврал, – прошептал Джон, опрокидывая ее на нагретые солнцем плитки.
Когда стемнело, они вышли за ворота виллы и спустились на пляж. Было безлюдно. Воздух пах солью и йодом. Джон заставил Алису разуться, и она с наслаждением ощутила, как ласкают подошвы мельчайшие песчинки. Джон пошел рядом, неся ее сандалии в руках.
Луна высвечивала на поверхности воды мерцающую дорожку. Волны накатывали на берег, будто переговариваясь о чем-то, бранясь и мирясь одновременно…
– Так хорошо… – Алиса раскинула руки, запрокинула голову и медленно закружилась на месте, глядя на волшебный танец мелких серебряных звезд. – Я сто лет не была на пляже ночью.
– А я только ночью и бываю, – улыбнулся Джон.
– Почему? А, понимаю. Прячешься от людей, как обычно? Ты не любишь людей? Боишься их? – Алиса взяла его под руку, прижалась всем телом, чуть дрожа от морского бриза.
– Наверное. Люди часто бывают жестоки, бесцеремонны, не понимают, что человек имеет право на личное пространство.
– Это близкие люди. А в толпе как раз легко затеряться. Толпе нет до тебя никакого дела.
– Вот уж нет! – покачал головой Джон. – Толпы я боюсь больше всего.
– Ты странный…
Алиса пожала плечами и медленно пошла вдоль пляжа к дороге.
«Интересно, который час? И почему до сих пор не позвонил Рамис?» – Она сунула руку в карман брюк, но мобильного не обнаружила.
– Черт возьми! – выругалась Алиса. – Забыла телефон.
– Ну и что? – не понял Джон.
– Как – что? Даже время не могу посмотреть.
– А какая разница? Разве нам здесь плохо?
– Неплохо, но… Я так не могу. Мне неуютно. А ты не надел часы?
– Нет…
– Счастливые часов не наблюдают, – пробормотала Алиса по-русски.
– Что?
Алиса перевела, и Джон неожиданно пришел в восторг:
– Именно так! И ты не научишься быть счастливой, пока не перестанешь беспокоиться о времени и о всякой ерунде.
– Что-то ты слишком часто меня поучаешь, малыш, – язвительно заметила Алиса. – Есть у тебя мобильный?
– Есть, только я его выключил еще в первый вечер. – Джон вынул из кармана телефон и передал ей.
Алиса уже не удивилась, что аппарат дорогой.
«Тоже краденый, конечно. Ох, ну и любовничка я себе нашла!»
Девушка включила мобильник, и он тут же завибрировал в ее руке.
– Тебе звонят!
Джон несколько секунд вглядывался в экран, затем резко выбросил телефон в море:
– Не хочу ни с кем разговаривать.
– Ты сумасшедший! Чокнутый! Откуда ты свалился на мою голову?
– С Луны. – Он обнял ее, прижал к себе. – Пойдем домой?
– Пойдем, – Алиса крепче прижалась к нему.
Они двинулись к белеющей вдалеке вилле. Редкие машины ослепляли их, проносясь мимо. Впереди ярко горел рекламный щит. «Полнолуние-3» – самая долгожданная премьера сезона!» – возвещали неоновые буквы, и над ними блестел изумрудными глазами и обнажал в улыбке белоснежные зубы само совершенство Дерек Форкс.
– Смотри! На тебя похож чувак.
– Этот? Ну так это я и есть. – Он рассмеялся.
– Так ты еще и в кино снимаешься? В перерывах между кражами… – Алиса легко щелкнула его по лбу. – Может, скажешь все-таки, кто ты на самом деле?
– На самом деле я просто безумно влюбленный! – Он неожиданно легко подхватил ее на руки и закружил.
Серебряные звезды замелькали перед глазами Алисы как в калейдоскопе. Девушка счастливо засмеялась, Джон крепче обнял ее и осторожно понес в дом.
Следующий день был пронзительно-синим, как раскинувшееся над виллой высокое небо. Они долго нежились в постели, потом вместе принимали душ и готовили завтрак. Джон настолько заполнил собой дни Алисы, что непонятно было, как она жила раньше, без него.
– Что сегодня будем делать? Мы совершенно отрезаны от мира. Ни один телевизор в доме не работает. И Интернет тоже. Наверное, что-то с антенной, а я, как назло, ничего не понимаю в технике. И мастера не вызовешь…
– Да зачем нам телевизор… Разве так плохо?
– Ну надо же что-то делать. Или предлагаешь крестиком вышивать? – усмехнулась Алиса.
– Давай просто общаться.
– Да как же с тобой общаться, когда ты одни небылицы рассказываешь. – Алиса рассмеялась.
– Ну давай поиграем во что-нибудь, – не отступал Джон.
– Угу, в покер. Был у меня один любитель азартных игр. Это плохо кончилось.
– Да нет, не в карты. Во что-нибудь смешное. Ну, знаешь, как дети играют…
– В догонялки. Отлично придумано! Как ты себе это представляешь?
– Не будь такой серьезной. – Джон принялся весело тормошить ее, щекотать.
Алиса со смехом отбивалась:
– Ладно, ладно. Я придумала кое-что. Есть такая игра, мы в детстве в пионерском лагере играли.
– Что такое пионерский лагерь?
– Это… Ну как тебе объяснить? Такое место, куда привозят много детей, и они там все вместе живут.
– Детская тюрьма? – ужаснулся Джон.
– Нет! Я всегда чтила Уголовный кодекс в отличие от тебя. Это такое место отдыха, где дети проводят каникулы.
– А, каникулы. Как мы с тобой…
– Ну почти… Так вот, игра такая. Ты загадываешь какое-нибудь понятие. Ну, не знаю, например «ограбление», а потом объясняешь его жестами. Говорить ничего нельзя, понял?
– Понял.
– Тогда начинай. Ты первый.
Джон несколько минут задумчиво расхаживал по террасе, затем остановился перед Алисой, сгорбился, пригнулся и принялся крадучись приближаться к окну дома, сжимая в руках какой-то массивный воображаемый предмет. Затем вбежал в дом и через секунду появился в дверях, мгновенно перевоплотившись. Теперь он выпрямился во весь рост, лицо его приняло надменно-брезгливое выражение, он поправил невидимые темные очки, оглянулся по сторонам… Тут же отскочил, выставил перед собой тот самый невидимый предмет – теперь Алиса поняла, что это фотокамера, – и принялся забегать вперед, ловя удачный ракурс, и отпрыгивать, уворачиваясь от ударов воображаемой знаменитости.
– Я поняла, я поняла, – захлопала в ладоши Алиса. – Это журналист. Папарацци!
– Правильно. – Джон опустился в плетеное кресло.
– У тебя отлично получилось. Ты никогда не брал уроки актерского мастерства?
– Ты смеешься? – Джон покачал головой.
– Значит, ты от природы очень талантлив… Хотя, конечно, странно, что…
На столике завибрировал мобильный, на экране высветился номер Рамиса. Джон помрачнел и отвернулся. Алиса, зажав аппарат в руке, прошла в дом.
Вечером, когда жара спала и над садом нависли голубоватые сумерки, Джон оттащил один из шезлонгов в заросли жимолости. Он и Алиса уютно устроились среди разросшихся зеленых кустов. Отсюда не было видно ни белого дома, ни бассейна, ни дорожки, ведущей к воротам. Словно они одни во всем мире и ни до кого им нет дела.
Джон растянулся на шезлонге, Алиса устроилась у него под боком, прижалась головой к его плечу. Он напевал старинную шотландскую песню, которую ему пела в детстве мать. Со стороны океана дул прохладный ветерок, темнота постепенно окутывала сад. Алиса крепче прижалась к Джону и не заметила, как задремала.
Проснулась она от собственного крика. Все тело сотрясала крупная дрожь, в глазах стояли непролившиеся слезы. Она не помнила, что ей снилось. В памяти осталось лишь ощущение одиночества, покинутости, предательства.
– Что ты? Что такое? – Джон усадил ее к себе на колени, прижал к груди и принялся тихонько укачивать, нашептывая какие-то милые, нежные слова. Алиса доверчиво прижалась к нему и почувствовала, как улетучивается страх и развеивается смутная тоска.
– Расскажи, что с тобой случилось. Почему ты плачешь во сне? Почему не хочешь никому верить? Кто тебя обидел?
– Все вместе так сошлось, понимаешь? – Алиса всхлипнула. – Неудачная жизнь, нелепая, дурацкая…
И вдруг принялась сбивчиво рассказывать… Она поведала ему и о Великой Первой Любви, и об обоих замужествах, завершившихся в общем-то одинаково, с той лишь разницей, что первого мужа, преуспевающего банкира с уголовным прошлым, Алиса бросила сама, а второй, актер, тот самый, ради которого она отказалась от налаженной и обеспеченной жизни, бросил ее, предварительно проиграв оставленную ей первым супругом квартиру в американский покер. И исчез, даже не удостоив прощальным разговором.
У него, соколика, уже наклевывалась новая пассия. Не красавица, конечно, зато квартира в центре города на Неве – раз, постоянный источник дохода – два, лошадиное здоровье – три. Алисе же он оставил напоминание о себе в виде четырехмесячной беременности.
Ошеломленная его предательством, она долго плакала, мучилась. Алиса очень хотела ребенка, уже придумала ему имя, но стать детоубийцей все-таки пришлось. И она осталась одна, неожиданно став слепоглухонемой ко всему, что раньше волновало или приводило в трепет, ко всему, что делало ее живой и настоящей.
Джон слушал, не прерывая, никак не выражая ни сочувствия, ни порицания. Лишь гладил ее волосы и крепче прижимал к себе. Алиса, замолчав, уже недоумевала, с чего это она вдруг разоткровенничалась.
– Ты замерзла, – тихо сказал он. – Пойдем в дом.
Алиса была благодарна, что он не говорит глупых сочувственных фраз, не убеждает, что все это ерунда и жизнь только начинается, а просто идет рядом, поддерживая ее сильной рукой. И вдруг подумала:
«Удивительно спокойно и хорошо с ним».
– А ну вставай! – Джон подскочил от резкого окрика, захлопал глазами на разъяренную Алису.
– Это что такое? – Она швырнула ему горсть батареек. – А это? – Вслед за ними полетел перерезанный кабель от компьютера.
Алиса старалась держать себя в руках, но ярость так и бурлила внутри. Девушка совершенно случайно нашла в щели между матрасом и спинкой кровати батарейки от пульта телевизора и решила проверить остальную технику…
– Я все объясню! – Джон быстро натянул джинсы.
– Да уж, будь добр, объясни мне все… Гордон!
– Почему… Гордон? – Парень растерялся.
– Вот и объясни мне, почему ты Гордон Диксон, гражданин Великобритании. – Она потрясла перед его носом водительскими правами. – Кто ты такой, мать твою? Может, ты в международном розыске?
– Да нет же… Я просто… – Он медлил с ответом. – Я вытащил батарейки, потому что хотел, чтобы мы остались вдвоем, совсем вдвоем, понимаешь?
Алиса язвительно улыбнулась:
– А имя зачем изменил? Оно тоже могло бы нам помешать?
– Имя? Да я просто тогда, на дороге, сказал тебе первое попавшееся имя. Я же не знал, как все обернется… А потом было уже поздно, ты думала, что меня зовут Джон…
– Замолчи! Мне надоело слушать эту муть. Как я не додумалась в первый же день посмотреть твои документы! Ты врешь с самой первой минуты. Ты больной, чокнутый? Или преступник?
– А ты? – резко спросил Гордон.
И Алиса невольно отшатнулась: всегда ласковый, теперь парень стоял перед ней побледневший, злой, кулаки его судорожно сжимались.
– Что – я?
– А ты чокнутая или преступница? Разве ты не врешь? Разве не врешь ты своему так называемому мужу каждый день, когда он звонит? Или ты решила все честно рассказать ему о нас?
– Какое тебе дело до моих отношений с Рамисом?
– А какое тебе дело до моего настоящего имени? – парировал Гордон. – Мы договорились провести вместе четыре дня, а потом не вспоминать друг о друге никогда. Так почему я должен исповедоваться перед тобой? Кто ты мне – жена, невеста? Ты не впускаешь меня в свою жизнь, почему я должен пускать тебя в свою?
– Ты в моем доме, между прочим, – едва сдерживая гнев, прошептала Алиса.
– Ну да, твой дом, – расхохотался он. – Привезла, как вещь из магазина. Занятное украшение интерьера, да? Тебе нет никакого дела до моих чувств. Пока нравлюсь – я здесь, надоем – выкинешь в два счета.
– Знаешь что? – проорала Алиса. – Ты прав. Ты уже мне осточертел. Давай-ка катись отсюда! Еще не хватало, чтобы ты читал мне мораль!
– С удовольствием!
Джон-Гордон схватил плащ, в котором пришел сюда два дня назад, и выбежал из спальни. Алиса последовала за ним. Она не ожидала, что он так просто уйдет. А он легко сбежал по лестнице и ни разу не обернулся! Словно и не он, смеясь, опрокидывал ее навзничь у бассейна, не он кружил ее на руках на пустынном ночном пляже, не он успокаивал, когда она просыпалась в слезах.
Алиса замерла на белых ступеньках террасы, прижав руки к груди. Что-то надсадно дрожало внутри, сжимало горло. И неожиданно для самой себя она отчаянно крикнула:
– Стой!
Гордон остановился и медленно развернулся.
– Вернись! – И добавила мягче: – Вернись… пожалуйста.
Он направился к ней, а Алиса пошла ему навстречу. Гордон остановился перед девушкой.
– Давай не будем ссориться, – шепнула она. – Ведь осталось только два дня.