Рите даже не пришло в голову, что влага пропитала бы всю кучу, она вряд ли не почувствовала попой эту недосушенную вещь.
Она все-таки встала и удивленно оглянулась.
– А, подумаешь, пусть сами и разбираются, – устало махнула она мысленно рукой и уже пошла к выходу, но заметила уж совсем неподходящее. Из-под кучи чистого, по идее, белья вытекала струйка чего-то темного. Инстинктивно она нагнулась и дотронулась до этого. Рука почувствовала склизкую, липкую субстанцию, которая не отпускала, заставляя все трогать и погружаться в свою неглубокую глубину.
– Да что это такое, совсем с ума посходили.
Рывком она откинула белье и увидела его… Он был неузнаваем. Светлые волосы, такие блестящие раньше, тускло разметались по пестрой куче, голубые глаза смотрели прямо на нее.
– Влад, ты что, – почему-то затрясла она его за плечо, кончай прикидываться, дурак, совсем рехнулся.
Голова нырнула вниз, глаза переменили точку созерцания. Теперь Рита находилась вне зоны доступа взгляда ангельских глаз.
– Влад, да что ты тут развалился. Аааа, – заорала вдруг она, но ничего не двинулось и не переменило своего места.
– Влад, – ткнула она его в бок и отпрянула – вся рука была темной и липкой, и до её сознания дошло, наконец, что это такое.
Рита не могла пошевельнуться. Она просто орала что было сил. Резкий, гортанный голос, был как раз в той тональности, которую обычно пытался выжать из нее Коробов – педагог по вокалу. Вся напряженность и лживость звуков исчезла. Это был правдивый и голый без хрипотцы и полутонов крик ужаса.
– Ты чего орешь? – первый в двери появился Сергей.
Черные волосы его были собраны в узел. Глаза сонно и рассеяно помаргивали, в них не было ни малейшего удивления.
– Ты посмотри, что тут, – захлебываясь, гортанными звуками выдавила из себя Рита.
Она проводила руками по груди, на которой висели приклеенные косички. Ненатуральными, свитыми веревками, они создавали массу волос, или это была какая-то деталь ее имиджа…
– Ну что ты? – снова, еще тише и мягче повторил Сергей.
– Что тут у вас? Опять пожар? – в дверях уже столпились все ребята – участники «Зазеркалья».
Юля протиснулась в дверь и посмотрела на то, что было перед рокершей.
– Влад…
– Вот, – Рита протянула свои руки, они были в красной липкой жидкости.
– Что это?
– Влад – снова повторила девушка.
Громкий смех вырвался их побелевшего рта ранее неподвижного Влада.
– Черт, дурак.
Влад вскочил и с воплем выбежал в коридор.
– Вы что тут совсем что ль? – так и не понял ничего Сергей. – Рубашку мне испачкал. Это что у него там за гадость? А ты, чего было так орать?
Рита все еще стояла над кучей белья. Остекленевшие голубые глаза Влада мелькнули кадром из какого страшного триллера.
– Пошли, ты чего.
– Он что, нас разыграл что ль?
Влад со смехом выбежал из гардеробной.
– А ты подумала – он умер?
– Дурак! – вдруг крикнула она своим обычным писклявым голосом вдогонку Владу.
– Пошли чай пить, – дернула ее Юля за рукав.
– Нет. Влад, ты дурак, да…
Рита никак не могла успокоиться. Ей так нравился Влад Полянский. Невысокий светловолосый парень, с ангельскими голубыми глазами – он был самый младший на проекте. Ему только исполнилось шестнадцать. Он был настоящий артист. Пел он не очень здорово. Но они тут все пели не очень. Кроме Насти и Марка, никто не чувствовал себя уверенно в этой стихии. Ну и Тани.
У Влада были другие достоинства. Он был очень красив. Такой нежной тихой ангельской красотой, которая обычно действует на девушек безотказно. На нежных девушек. Или на всех. Он сам был похож на девушку. В нем не было ничего грубого, даже голос был приглушен, он говорил тихо, почти шептал, как будто его специально кто-то научил, как надо говорить, чтобы нравиться. Его голос был похож на ласковый шепот, на выдох, щекочущий ухо, на прелюдию к легким прикосновениям.
Полянский ей нравился, и ничего она не могла с собой поделать. Никак. Стопудово.
Юля сообразила сразу. Красивый, маленький мальчик, она повисла на нем на вторую неделю жизни в «Зазеркалье». Но и тут случился облом. Отец Влада был почему-то против. Хотя никто не мог сказать – почему. Может он ревновал сына? Или ревновал Юлию? А какое он сам имел отношение к Юле?
Вообще, чего-чего, а ревности в этом обществе было с лихвой. Юля ревновала Влада к Рите, хотя тут ничего не было. И быть не могло. И зачем она сказала, что у нее есть парень! Все испортила. А теперь можно было любить Влада до опупения, до вываливания глаз из орбит – так иногда ей хотелось залезть к нему в кровать – но она не могла. Это могло сойти с рук Насте, или Тане, они целовались тут со всеми, но Рита! Рита должна быть принципиальной.
А телу не прикажешь. Еще вегетарианство она кое-как сносила. Банки с фасолью, рыба, жареные овощи, салаты, рыба, опять рыба, опять салаты, – тут она как-то выживала. Ничего. Всегда можно было найти, что-то поесть. Серьга в губе, тоже мешала по страшному. Он не могла с ней ни спать, ни петь… то ли прокол был неправильный и кривой, то ли сама по себе серьга не подходила ей ни по какому… но было неудобно, больно… Неудобно и больно… Неудобно и больно… Все тут было неудобно и больно. Неудобно было теперь лезть к Владу, но она все-таки висла на нем… Больно было слышать от него ругательства… Неудобно было при мысли, что их слышат другие… что их слышит весь инет… все, кто смотрит онлайн. Какой стыд… Но желание было круче, и она снова лезла на шею маленькому бесенку… Как он был красив…
– Ты рокерша, терпи… – куда деться от матери.
Только строгий голос ее колоколом ударял по мозгам – ты же хотела в «Звездное зазеркалье» – так терпи, зачем мы тебя туда устроили? Не для того, чтобы ты целовалась с мальчиками.
Куда деться? Слезы выступили, выжались, стекли с накрашенных ресниц и потекли по щекам… Влад… а он все веселится….
– Офигительно, – она обернулась.
Сергей стоял сзади и смотрел на грязное красное пятно, растекавшееся по только что выстиранным джинсам.
– Он что, – что фильм что ль опять Димка снимает? – новое лицо показалось в проеме двери узкой гардеробной.
Хриплый голос Наташи внес правильные нотки в эту нелепую сцену.
– Какой фильм? – туповатый Сергей явно не врубался.
– Он тут как мертвый лежал. И глаза неподвижно. Я так испугалась, – неестественным голосом, уже обычным, с плаксивостью в тембре, протянула рокерша.
Она постаралась улыбнуться. Десны обнажились и показали хозяйственную натуру девушки. Слезы снова потекли, уже ничем не объяснимые. Впереди была номинация. Еще одна номинация. И ничего не могло ей в этот раз помочь. Легко матери было говорить. Сама она даже представить себе не может, что значит жить под камерами. Что значит… когда в туалете снимаешь штаны и думаешь – кто сейчас стоит по ту строну и смотрит как ты делаешь это. Так, хватит, не думать об этом, – одернула она себя, но град жидкости на щеках остановить было невозможно. Надо еще таблетку…
– В студию. Рита, в студию.
Это означало, что нужно было идти записывать свою песню. Стоять и пытаться прочесть мысли, угодить ему, боссу, кто руководил всем музыкальным процессом.
– Нет, Рит, ты через час. Сергей. Ты.
Голос сверху. Голос свыше. Неизвестно кто, но командовали тут строго. Прожектора слепили и грели… жарили… Смерть под солнцем. Почему-то вспомнилось Рите. Как надоел этот свет. Мощный, слепящий, палящий, греющий. Но больше всего убивали камеры. Камеры, камеры, камеры… Никуда не деться. Ловят каждое движение, каждую мысль, если она есть…
Пойду в джакузи. Там нет днем камер. Там побуду. Отдохну. К черту пиар. К черту. Побуду одна.
Она открыла в дверь и сразу поняла, что надежды были напрасными. В ванне был Марк. И опять красная вода. Да что это такое!
– Марк, вылезай. Димка не придет. Они с Владом в сад пошли.
Рита не знала, куда пошел Дима, но вся эта игра ее достала.
– Вылезай. И воду покрасил. Один одежду испортил, другой вообще… Попробуй отмой теперь джакузи… Уроды…
Марк не отвечал. Света не было. Камер тоже. Днем тут всегда не было никого.
Рита села на выложенную мозаикой скамью. Сняла микрофон с майки. Выключила.
– Ну и грим ты себе сделал. Вампир. А вода почему красная?
Тишина была ответом на слова рокерши. Она удивилась. Марк не мог пропустить возможность сказать ей что-то. Он явно не любил ее, а тут молчал. Странно. Ну и ладно. Второй раз она не попадется на их игры. Снимают фильмы тут, как будто это курс во ВГИКе.
– Рита, тебя в тон-студию, – Димка нырнул головой в щель приоткрытой двери джакузи. – Так и знал, что ты опять здесь спряталась.
– Не прячусь я. Просто отдыхаю. Я песню пишу. И Марк тут ждет тебя с камерой.
– Чего ждет?
– Ну вон, посмотри, как выкрасился, джакузи испортил красной краской.
– Боже! – с характерной театральной интонацией воскликнул Дима и наклонился над водой. – Марк, – протянул он и дотронулся до головы парня.
Тело медленно ушло под воду.
– Ничего себе. Вы что, сговорились сегодня? Вот уроды. Дураки.
– Он странный. Почему так долго не всплывает.
Маленький Димка стоял на краю бассейна и ждал, когда покажется Маркуша.
– Не знал, что Марк гигант подводного плавания.
И тут он увидел лезвие. Дима нагнулся и дотронулся до края.
– Да это кровь…
– Дурак, – хохотнула Рита, показав свои десна.
– Он давно так сидит?
– Ну хватит, Дим, хватит прикалываться, мне надоело, я уже вам… хватит…
Дима, как был, в джинсах, прыгнул в воду и подтянул Марка за руку.
– Черт, – рука выскользнула у него из пальцев. – Смотри.
Он подхватил его за плечи и пытался вытащить из воды, но тело опять сползало в воду.
– Смотри! – наконец выхватил он Марково запястье из воды.
Глубокий продольный шрам, сделанный по всем правилам хирургического искусства, зиял, обнажая внутренние ткани безвольно плавающего тела Марка.
ГЛАВА 2. УЛИЧНЫЙ КОНЦЕРТ
Глаза устали. Стоило большого усилия фокусировать кристаллик зрачка, чтобы видеть картинку на экране компьютера не в тумане, а четко и в деталях. Хотелось откинуться на спинку кресла, но, когда Ольга делала так – сразу все расплывалось перед глазами, уши не воспринимали, что за звуки шли из динамиков, мозг отказывался анализировать слова.
– К черту, – подумала она. – Хватит смотреть этот балаган. Балаган, балаган, балаган. Жуткие лица, глупые дети, смотреть тут не на что, и хватит терять время на этот… на это… балаган, – снова повторила она найденное слово. – С чего я вообще взяла, что тут может получиться какая-то история.
Ольга резко встала с черного кресла. Оно крутанулось от внезапного движения женщины и развернулось к окну. Останкинская телебашня едва заметным силуэтом виднелась в сером небе дальней перспективы.
– На дачу, – вслух сказала Ольга. – На дачу… Хоть по лесу прогуляюсь. А то совсем ослепну с этим «Зазеркальем».
Уже долгое время она всматривалась в компьютерный онлайн первого канала. «Звездное зазеркалье» разочаровывало ее все больше и больше. Надежда, что там можно выудить параллельный сюжет для нового детектива, таяла. Все казалось постановочным, персонажи – картонными. А как они поют – этого не узнать никогда – все сплошная фанера и компьютерная графика.
Рыжие волосы, чуть тронутые сединой, касались плеч и неровными прядями свисали на лоб. Быстро и ловко она собрала их в узел на затылке. Когда столько времени убито впустую, раздражать начинали даже собственные волосы. Очки, сдвинутые на макушку, собирали челку назад. Она выключила адскую машину, выключила модем, зло выдернула из розетки зарядное устройство для мобильника. Ничего не прихватив, захлопнула дверь. Пока медленно опускался лифт откуда-то из-под крыши, она вернулась и взяла сумку с ноутом.
– К черту, – зло повторила Ольга, заводя машину. – Плевать на все, к черту всех и все, к черту этих блатных детишек, к черту эту фанерную музыку, к черту всю эту ложь… Да кто там мог бы убить, когда все места уже заранее куплены!
Рванувшись с места, она чуть не сбила бабушку, семенившую с мусорным пакетом к бачкам, так нелепо поставленным на выезде со двора.
Волоколамское шоссе было забито. Именно сегодня, когда с неба сыпал то ли снег, то ли дождь, и холодный ветер пронизывал насквозь, все почему-то решили рвануть за город.
Совсем чокнулись, – снова ругнулась про себя Ольга, – что за люди, что им надо в лесу в такую погоду. Размышления в пробке превратились в рефлекторные дерганья рычага. Длилось это недолго.
– Плевать, – снова куда-то и на что-то плюнула Ольга.
Теперь это уже было не абстрактно посылаемый плевок в кибер пространство веб паутины плоскостного Интернета. Это был трехмерный и резко-временной разворот машины, внезапно вывернувшейся из ряда топчущихся железяк и, сопровождаемый смачными ругательствами, не сложно угадываемыми в беззвучно открываемых ртах водителей, изолированных стеклами своих воздушных личных пространств закупоренных консервных банок.
Ольга вдруг передумала ехать на дачу. К черту дачу, к черту лес, к черту топтание под дождем и снегом, к черту свежий воздух. Нужно поставить точку на всем этом, черную и большую.
Ну, нет – так нет.
И сюжета там нет, и талантов там нет. Но надо довести дело до конца.
Все надо делать, как следует – единственный девиз, который она решила себе оставить после всех рухнувших принципов, не выдержавших натиска жизни и неудач.
Точно, сегодня уличный концерт! Как я могла забыть, к черту дачу, я пойду, посмотрю на этих ребятишек, послушаю, какие звуки они могут издавать без машины времени. Ну да, она не эксперт. Не музыкант. Не педагог по вокалу. Но тут, в реальном трехмерье, она могла узнать все, или, хотя бы, – улыбнулась она своему оптимизму, – что-то новое!
Двадцать минут фотосинтеза – стоят месяцев сидения перед компьютерной графикой и монтажом плоских картонных персонажей фанерных героев из «зазеркалья». Объемная, осязаемая реальность вполне способна показать то, что ни за что и никогда не увидишь за плоскими кристаллами расплывающегося экрана. Несколько минут осязаемого реала могли стоить, даже нет, – перекрывали по ценности часы и недели плоскостного вглядывания в экранных персонажей картонной оперы «Звездного Зазеркалья».
Дом, знаменитый звездный дом Ольга нашла сразу, без труда. Не понадобилось даже спорить с навигатором. Хотя, в какой-то момент она подумала, что промахала на скорости мимо нужного адреса. Вдали она видела отлично. Хотя читать уже приходилось в очках. Компьютер здорово подрывал зрение. А куда деться… Впервые в жизни она делала то, что хотела. Она хотела написать книгу – и писала. Хотела высказать все, что накопилось у нее на душе. Но сказать так, чтобы это было интересно и другим прочесть, или выслушать.
Что толку болтать, если все это выражено абстрактно и отвлеченно. Обычно самые истинные и дорогие для тебя самой вещи звучат ненужно и непонятно для других, чужих и неблизких. А так хотелось быть понятой. Быть понятной. Доступной. Доходчивой. Не вывод рассказать, хотя и его тоже. Но и пути подхода к нему – чтобы все вместе с тобой пришли к тому же, что и ты.
Быть понятной. Быть понятой. Этого хотелось больше всего. Чтобы прочел кто-то мое творение и сказал, а ведь точно так есть, она права, я всегда так думал, только сформулировать не мог. Да, так и есть. Абстракции и воспоминания, которые обычно льются на человека из книг – мало воспринимаются. Чтобы разговаривать на эмоциональном уровне нужен материал, нужна эмоциональная канва. Вот хотя бы эта передача. «Звездное зазеркалье». Конечно, подобное шоу впервые идет в онлайне. Это забавно. В этом что-то есть. Ребята поют и живут довольно долго под камерами. В замкнутом пространстве. С концертами в Останкино. После каждой недели кто-то один выбывает. Тут могла быть интрига. Могла! Если все это заранее не срежиссировано. Ну… впрочем… при нашей всеобщей лжи и обмане – вряд ли там все вчистую дают. Но… Ребята живут под камерами. Конечно, сценарное шоу должно иметь проколы, должно показать хотя бы реальных детей, реальных ребят. И потом. Они-то не актеры. Они должны быть, и обязательно проявят себя реальными.