По каким-то непонятным причинам сновидения Андрея представляли собой своеобразную последовательную цепочку повествования, правда не понятную и загадочную для него. Он снова стоит на перепутье рая и ада, альфа и омеги, начала и конца всего живого и мёртвого. Тьма, которую ты видишь – только так можно описать место, в котором находится наш герой. Голоса бесцеремонно проникают в его сознание, нашёптывая ему, словно молитву:
Не верь ему. Не верь. Он лжёт. Ты умрёшь, если выберешь его. Не верь.
Вдруг под ногами Тихонова появляется волна, и удаляется от него, оставляя за собой фрагменты знакомой пиктограммы. Андрей стоит, взволнованно наблюдая за дальнейшим стечением событий. Снова 4 пути, описывающие неповторимые сцены времён. Андрей стоял лицом к холсту, по которому невидимой человеку кисточкой скользила рука Бездны. Сначала она нарисовала очертания, по которым Тихонов сразу догадался, что речь пойдёт о его горячо любимой матери. Словно ангел, спустившийся на землю, она протянула руки своему сыночку, ожидая, когда же он упадёт в её крепкие и нежные объятия. Время окутало её бархатными красками, каждый изгиб её тела казалось Андрею, был наполнен жизнью. Казалось, вот-вот, ещё немного, и она порвёт бумажные оковы и устремится к нему.
– Мама… – судорожно прошептал Андрей, протянув к ней руки.
Но мама не отвечала.
– Мама! – закричал Андрей и ринулся к ней навстречу.
Чем быстрее он бежал к картине, тем дальше она от него отдалялась. От бессилия, Андрей рухнул на тёмную твердь. Ненависть и отчаяние заполняли его сердце.
– Мама, почему? – направил он свой вопрос в сторону картины.
Но нет, портрет представлял собой лишь зеркало её души, которое могло дать только надежду, но не чудо.
– Мама… – судорожно прошептал Андрей, всё ещё лёжа на тверди, протянул к ней руки. Но мама не отвечала… С уничтожением последней надежды Тихонова исчезла и сама картина. Некоторое время, герой беспомощно лежал на ложе небытия. Он не хотел вставать, не хотел что-либо делать. Он устал.
– Всё ложь, всё обман, – твердило ему таинственное эхо.
Сверху можно было подумать, что Тихонов, падая с большой высоты в кромешную тьму, застыл на перекрёстке между настоящим, прошлым и будущем. Время не трогало Андрея. Как будто, оно опасалось потревожить эту тихую отдалённую гавань неизвестности.
Обернись, обернись, – вторил беззвучный голос.
Тихонов повиновался. Рассудок снова вернулся в его бренное тело. Он не спеша перевёл своё тело в сидячее положение и, опираясь на правую руку, сделал рывок в сторону неба, которого не было. Оказавшись на своих двоих, Андрей повернулся. В этом положении перед его взглядом очутился огонь желтоватого цвета в величину человеческого роста. Язык пламени отдалённо напоминал человеческую голову – на нём можно было обнаружить определённые черты лица. Особенно ярко выделялись глаза. Они полыхали, словно маленькие светила, украшающие небосвод, в то время как их большой брат уходит до следующего дня на покой. Огонь внимательно смотрел на Тихонова, будто выжидая удобный момент. Для чего? Было не понятно. Оно не давало никаких признаков жизни, однако всякий, кто бы ни увидел это скопление энергии, испугался бы пожирающих мыслей о том, что вот-вот это пламя поглотит их. Ветра не было, но пламя трепетало как при сильном шторме, убившем за всю свою историю ни одну сотню кораблей.
Чего ты ждёшь?! Убей его! – повелевая, произнесло Нечто.
Андрей посмотрел на руку: в его пальцах был сжат кинжал с искривлёно-уродливым лезвием. В форме буквы «т» располагались на рукоятке оружия четыре лавовых опала. Не зная почему, герой, без тени сомнений, замахнулся и разделил огненную плоть на 2 неровно скошенные части. Сгусток же, подобно настоящему огню, по которому провели ножом, дабы убить его, соединился вновь и откуда-то из его тела стал доноситься тихий смех. Но по мере того, как неунывающий Андрей пытался стереть с лица земли слугу Гефеста, он вновь заживлял свои раны и смех его становился всё ярче и ярче на фоне гробовой тишины.
– Убей, убей, да, хорошо, – твердил голос.
Тело Андрея уже не повиновалось ему. Страх завладел им. И чем больше он боялся, тем больше становилось пламя. Вот уже его жёлтые щупальца начали лизать одежду Тихонова.
– Аааааа, не подходи! – в исступлении прокричал он, не останавливаясь махать оружием. – ХААААА-АХАХАХАХААА! – отвечало ему пламя. Вот уже часть ботинок скрылось в огне…
– НЕЕЕЕЕЕЕТ!
Рука, атаковавшая врага, исчезла…
– АХАХАХА-ХААААА!
Всё тело оказалось в плену у жёлтого монстра. Внезапно огонь уменьшился и принял обличье Тихонова. Герой отделился от своей бренной оболочки и наблюдал за происходящим как будто со стороны.
Тёмная аура волнообразно кружилась вокруг тела. Ослепляющий яркий взгляд, демоническая улыбка, по губам которой то и дело проскальзывает змеиный язык. «Выбор сделан», – произнёс Мефистофель.
14. Картина
– Нет! – С таким восклицанием на устах ворвался в мир живых Тихонов. Спустя миг, сопровождаемый оцепенением, он с облегчением вздохнул:
– Это был всего лишь сон.
После того, как Андрей вытер со лба холодные капли пота, он поспешил оглядеть местность. Он сидел на кровати той злополучной комнаты, с которой и началась наполненная кошмарами его новая жизнь. В углу, около окна, лежала Настя. В правом углу около картины, которой Андрей почему-то раньше не замечал, распластался Горов. На картине на фоне сумеречного света была изображена старинная каменная башня с плоской крышей и с шестью острыми конусообразными вершинами по краям, образуя тем самым знакомую нам с Вами фигуру. Высота, по подсчётам Тихонова, башни была около 50 метров, а в радиусе – не больше 20. На крыше башни находились четыре человека. Три из них облечены в поношенную броню, на ней были видны вмятины, разломы, разрезы, словно после битвы. На последнем же четвёртом воине были надеты чёрные мощные доспехи, идеально отполированные и сверкающие своей новизной. На картине будто бы изображена битва между теми тремя простолюдинами и этим тёмным рыцарем. Первый направил в сторону врага арбалет, второй направил ладонь со сформировавшимся магическим энергетическим шаром в сторону противника, а третий стоит около катапульты. Тёмный рыцарь, держа в правой руке опущенный меч, левой повелительным жестом призывал остановиться: рука поднята перпендикулярно телу, пальцы на ладони разошлись на максимальное расстояние, словно обидевшись друг на друга. Лица, изображенные на этом куске истории, как будто стёрло время. Тихонов пристально рассматривал искусно выполненный рисунок, стараясь уловить все мельчайшие детали их борьбы. Особенно заботила его эта тёмная фигура.
– Кто же четвёртый? – как будто догадываясь о предназначении картины, думал Тихонов. – Кто же это чёрная лошадка?
Нет. Это не лошадка. Скорее ферзь. Ферзь разящий напрямик и во всех направлениях Убивающий без жалости. Он вытянул руку. Он приказывает? А может быть он хочет что-то сказать? Или собирается что-то сделать? Будет сложный бой. Внезапно с правой стороны картины стали выжигаться следующие слова:
– Ааргххх! – со звериным рёвом просыпается Горов, и в этот же момент картина исчезает. Горов осматривается и видит пробуждённого Тихонова.
– Давно что ли проснулся? – Спрашивает Тихонова Горов.
– Так это….– мямлит Тихонов, в изумлении смотря то на место, где находилась картина, то на лицо Горова.
– Ну что ты как нюня? Долго я спал? – спрашивает Горов.
– Я не знаю… Я… Я только минут 15 назад встал. – отвечает Тихонов.
– Хм… А что с этой? – Горов указал пальцем на Настю.
– Я не знаю… – Тихонов подошёл к кровати, где лежала девушка и дотронулся до её лба своею рукой. – Жара нет. Она просто…
Тихонова прервал разъедающий слух крик: «ПРОСНИСЬ И ПОЙ, ЖИВОЙ НАРОД! ИГРА ВОТ-ВОТ НАЧНЁТСЯ! ХАХАХАХАХА!» С последними словами вскочила с кровати Кракова. С последними словами свет забрал всё живое из таинственной комнаты.
15. Испытание №2
Голубое небо, местами испещрённое пористыми грязными облаками, покрывало горизонт. Ничем не примечательный хвойный лес, имеющий в своём арсенале, как и маленьких, ещё не окрепших елей возрастом в несколько лет, так и больших многовековых могучих сосен-старушек, помогающих своими верхушками держать небо великому Атласу. Природа как будто находилась в этой местности в глубокой медитации, потому как практически никаких звуков, кроме редкого шепота ветра, рассказывающего своим друзьям-деревьям о том, где он побывал, и какие чудеса на свете видел, не было. Таинственная смертельная тишина. Ни щебетания птиц, ни трубящих в горн животных. Абсолютно ничего. Посреди леса, распластавшегося, казалось, от одной части света до другой, находилась огромная каменная башня странной шестиугольной формы с остроконечными верхушками на конце каждого угла. Под этими верхушками, напоминающие наконечники копий рыцарей, сражающихся на турнире во имя великого короля Англии, находилась платформа со специальными выступами для обороны этой башни. Именно на этой платформе и оказались Горов, Кракова и Тихонов. Тихонов был облачён в поножи из медвежьей шкуры, на туловище развивалась кольчуга. Голова же была покрыта шлемом из кости неизвестного происхождения. Оружием в его руке был тяжёлый деревянный арбалет с красивой ручной росписью, светящейся таинственным голубоватым светом, но стрела была только одна и уже заряжена. Горов, облачённый в доспехи даэдра, стоял около странной огромной катапульты с множеством рычагов, также уже заряженной огромной каменной глыбой. Вообще, хотелось бы отдельно упомянуть об этом устройстве для метания не то, что камней, не то, что булыжников, а, скорее, огромных кусков скал. Габариты она имела не маленькие: около четырёх метров в ширину, пяти в длину и высотой где-то 7 метров. Со всех четырёх сторон катапульта была закреплена якорными цвета серебра цепями. Рядом с катапультой был расположен дугообразный рычаг, визуально никак не соединённый с самой катапультой. На чаше катапульты, изрисованной непонятными символами, уже находился огромный астероид, готовый устремиться обратно в родной космос.