– Благодарю, – сказал Тайтингиль.
– Я бы кинжал купил, – загорелся парень, – кинжальчик не продаете?
– Нет. Могу продать плащ, – усмехнулся витязь.
– Плащ? Вон там, на диване? Красивый!
Но торговле помешали.
Женщина – стройная, тщательно следящая за собой, в возрасте от неопределяемых сорока до не менее неопределяемых пятидесяти – подошла и села на соседний табурет – очень уверенно. Бармен заулыбался, предвидя чаевые – хорошо знакомая и правильная клиентка.
Брякнули о стойку ключи от «прадо», блеснул покатым ребром шестой айфон.
Дама знала свою цену, никогда не называя ее. Отточенное фитнесом загорелое тело дало бы фору иным тридцатилетним. Дорогой костюм был бы слишком строгим, если бы не яркий шелковый платок с броскими буквами известного бренда. Темные волосы: короткая стрижка, идеальная укладка. И только морщинки вокруг внимательных темных глаз сказали бы о том, что и уверенность, и достаток дались ей нелегко.
– Привет, красавчик, – сказала дама. – Шурман, шот егерьмейстера, – и снова Тайтингилю: – Ты знаешь, я бы трахнула тебя прямо тут.
Сказала тихим, грудным голосом, глянула с поволокой. Она любила приходить сюда – успешная, изысканная, иная. Одно только появление бизнес-леди сводило с ума всех этих длинноволосых мальчиков с накладными ушками, витязей, рыцарей и королей. Длинноволосые были ее слабостью, юные, сладкие, готовые на все за пару пива или коктейль. Никаких обязательств, никаких поцелуев в губы.
И еще – она всегда сверху.
Это был первый раз, когда безотказный прием не сработал.
Золотоволосый обернулся на нее, оглядел. Безоружна.
– За что тебе меня бить? – дернул краем рта.
Он ведь правда не понял. И акцент, у него был акцент.
Она смутилась. Протянула руку, погладила его кисть – кожа была не шершавой, но какой-то… жесткой; проступали сильные жилы. Универсальный язык тела – это уж точно должно попасть в цель.
– Правда, поехали ко мне.
Ярко подведенные губы выпустили влажный кончик языка. Женщина уловила взгляд рыжего косплейщика и пыталась удерживать его.
Быть сверху.
Нолдоринец огляделся. Людно, дымно. Табак, кальяны, спиртное. Многие целуются – жадно, напоказ; одежда людей крайне вольная. Руки блуждают по телам друг друга. В висках бились демоновы бичи – то ли пиво не слишком подошло и также было насыщено ядом, то ли голые женщины, дерзкие, безудержные, разбудили… даже не злость – досаду. Отравленная вода. Колкий воздух. Люди, смахивающие на орков.
Тем временем женщина наклонилась к нему – слишком близко. Грудь уперлась в кольчужное плечо. Ирма с наслаждением вдохнула аромат длинных волос – липа и еще какая-то вкусная свежесть. И вроде бы песок, лошадь и металл.
Иностранец? Отлично. Это даже интереснее.
Три языка она знала в совершенстве – английский, немецкий и французский. На всех трех по очереди выдохнула ему, лаская дыханием острое ухо, что и как хотела бы с ним сделать. Сейчас. Тут.
На скулах витязя заходили желваки.
На искаженном, сильно искаженном всеобщем языке эта женщина выразила ему свое пожелание – овладеть им. Им. Воином, витязем Нолдорина, прилюдно – в этом странном трактире, напоказ.
Рот застыл в ухмылке, как шрам.
– Ладно…
Тайтингиль медленно повернулся к ней, давая ей время одуматься. Не поняла, не отступилась – напротив, темные глаза загорелись, а губы изогнулись – ну вот ты и мой.
И тогда он, сметая со стойки стаканы и вазочки с печеньем, единым движением посадил женщину на нее, и задрал короткую юбку. Оскалился, подаваясь вперед. Вопреки смелым словам, она вдруг завизжала; витязь взялся за ремень, за набитую златой розой пряжку, краем глаза наблюдая, как от двери к нему бегут мужчины в темной одежде, в которых он безошибочно признал стражу; пара посетителей, охочих подраться, также поднялась, а за стойкой засуетился бармен.
Нолдоринец развернулся к нападавшим, сложив руки на груди. Люди остановились, словно наткнувшись на незримую стену.
– Дева просила, – иронично сказал витязь. – Я выполнил.
– Охренеть, – прошептала женщина, пытаясь вернуть юбку на место.
– Ирма Викторовна!
– Все нормально, нормально! Это мой знакомый, он шутит.
Стражники неохотно вернулись на свои места.
– Ирма Викторовна…
– Спокойно, Шурман. Ты, псих… сними меня отсюда!
Тайтингиль дернул бровью, снял женщину – пересадил на табурет.
– Воздерживайся впредь от такого. Мое пиво?…
– Валяется под стойкой, – отозвался бармен, – вы разлить изволили-с, сир. Ирма Викторовна?…
Женщина бросила карточку:
– Все на мой счет.
– Что это значит? – резко спросил Тайтингиль.
– Я заплачу.
– Я буду обязан тебе?
Он вспомнил лихие слова лучницы. И этой женщины тоже – чересчур сладкие, приторные, вязнущие на зубах. Описывающие намерения.
Не хотелось бы.
– Ох… нет. Меня тыщу лет так не накалывали, – прошептала женщина. – Я и забыла, что это так бывает. Слушай, поедем домой. У меня никого. Я закажу нормальный ужин…
– А переждать ночь у тебя можно?
– Так я же и приглашаю… – Женщина облизала губы.
Тайтингиль снова посмотрел на ее рот. Толстый слой краски. Потом на Алору, которая танцевала, страстно повиснув на одном из ее прежних собеседников. Сбоку в низком вырезе проймы рукава виднелась почти вся ее грудь.
– Что же, – сказал эльф, – трактирщик, должен ли я тебе что-либо?
– Ирма Викторовна, у нас его видят в первый раз. Может, он вчера и был. Только я не работал, его не знаю, и другие ребята не в курсе. Вы бы осторожнее…
– Ты не переживай, Шурочка, – усмехнулась женщина. – Я кое-что в людях понимаю. Так поехали? Ничего ты не должен. Я все оплатила.
«Кто девочку ужинает, тот ее и танцует», – вспомнил Тайтингиль. Снова глянул на Алору. Ему еще было лихо от этой орочьей замашки. Этот долг он также запомнит.
– Веди, дева.
Они подошли к ее карете – большой, блестящей черным лаком, вздыбившейся на массивных ребристых колесах, резко пахнущей. Полировка швыряла острые блики в глаза. Непривычно, чуждо. Опасно? Витязь едва не спросил, где лошадь, но, вспомнив о текущей самостоятельно воде, промолчал.
Он внимательно смотрел, что делать дальше. Тысячелетняя воинская выучка вела его, напоминая о чуткости и осторожности. С клинками он здесь никого не заметил и сам отстегнул меч; набросил на оружие плащ и нес в руке.
Подошел к карете, присмотрелся. Положил пальцы на блестящую металлом ручку, потянул. Дверь подалась. Изнутри пахнуло еще сильнее – кожей, пряностями. Он поставил ногу на высокую приступку и, пригнувшись, расположился на высоком светлом кресле. Ирма прихлопнула дверь – и он прихлопнул, пытаясь пристроить на коленях закутанный клинок. Отклонился в кресле – оно было удобнейшим, облепляло и поддерживало спину. И пахло настоящим, кожей. Хоть что-то хорошее в этом ядовитом мире.
– Какой ты, – шептала женщина, совершая великое множество малопонятных движений, руки ее нажимали там, сям, и под сиденьем зародился мощный басовый гул; Тайтингиль покосился вниз, но определить его источник не смог. – Вещи свои положи назад. Пристегнись.
– Что?
– Пристегнись.
Витязь смотрел вопросительно. Ирма забрала меч и положила назад; навалилась на него, проехав грудью по кольчуге, взялась за металлический конец блестящего плоского ремня, потянула, перекидывая через плечи, грудь.
– Слишком ты в образ вжился. Откуда такой?
Он перехватил ее руку, сжал – не сильно, но чтобы она понимала: привязанным он быть не желает ни в коем случае, он не пленник. Тем паче – привязанным ею, невоздержанной.
Женщина коварно улыбнулась и плавно отпустила сцепление, от души выжимая газ.
Почти триста лошадей под капотом ударили копытом единовременно, сдергивая прадик с места. Витязь едва не клюнул носом в панель, спешно оперся рукой, выправился.
Ирма видела, как он покосился на нее – недоуменно. И – восхищенно, даже радостно.
Первую машину Ирме подарил отец на окончание второго курса. Красная «девятка» в ту пору была предметом мечты каждого советского студента. Ирма любила повторять, что вождение для нее сродни хорошему сексу. Раскручивать движок до красной зоны, почти до отсечки, слушать, как он натужно рычит, напрягаясь… Божественно! «Прадо» был похож на огромного неутомимого мужика, поэтому она его и выбрала. Ну, и из-за просторного салона, конечно. Ее губы снова тронула улыбка.
Покатаемся…
Это была окраина большого города, почти полночь. Ирма ткнула пару кнопок; по салону ударили басы. Огромный внедорожник, как разъяренный кабан, понесся, закладывая совершенно ненужные виражи. Тайтингиль был поражен скоростью. Для него был привычен спорый бег коня, но эта повозка… Ее быстрота опьянила эльфа, и, будь он в седле, испустил бы восторженный клич. Что ж, и в этом странном мире есть своя красота и радость!
Ирма, выбравшись на прямую, легко разогнала любимца до сотни и сбросила, разочарованно вздохнув: камеры. Но Тайтингилю хватило и этого. Сказать, что через двадцать минут гонки он пребывал в экстазе, было бы мало. После остановки он не спешил покидать кресло. Молчал, переживая ощущения. Затем вылез наружу, прихватив меч. Выдохнул:
– Дивная колесница!
– Еще бы, – усмехнулась Ирма. – Так как тебя зовут?
– Тайтингиль. Твое имя Ирма Викторовна?
– Для тебя просто Ирма.
– Что твой муж?
– Муж… объелся груш.
– Прискорбно, – учтиво посочувствовал Тайтингиль, догадавшись, что воин, скорее всего, пал или сгинул.
Ирма кивнула охраннику в просторном холле дорогого кирпичного дома, нажала кнопку лифта. Тайтингиль смотрел и запоминал. Женщина, пока ехали, погладила пальцами плетеный, вязаный металл на его груди:
– Не тяжело?
– В кольчуге? Я привык. Все же не полный доспех.
– И ты, значит, кто? Принц?
– Я витязь Нолдорина, победитель огненного демона, Перворожденный. Я принадлежу к роду Золотой Розы. И я… эльф, так называют люди.
– Эльф. – Женщина рассмеялась. – Терпеть не могу фэнтези. Но я вижу поглубже всей этой шелухи. То, что под шелухой, по мне, так очень интересно…
Тайтингиль только приподнял бровь. Что имеет в виду эта женщина – его душу и воинскую суть? Или снова не оставляет мыслей о его теле?
Снова дверь; этот мир состоит из дверей.
За дверью – просторный холл. Свет, стекло, дорогие статуэтки. Холл перетекает в зал.
Эльф спокойно вошел.
– Стало быть, тебе принадлежит не весь дворец, а лишь эти покои?
– Ну ты нахал, – рассмеялась Ирма, убирая из прихожей сумку с документами, деньгами и ключами – быстро, во встроенный сейф внутри шкафа. Дверь заперта изнутри – гость не выйдет, если что, а этаж аж двадцать второй. – Двухъярусная квартира, двести метров, и ты еще выпендриваешься? Бар в гостиной. Я в спальню, быстренько в душ и закажу ужин. Ты суши будешь?
– Я не голоден пока. Ты живешь одна?
– Да. То есть нет. Дочка уехала к подруге, в другой город, будет через пару дней. Хочешь, выпей. И эту… кольчугу свою снимай. Тай-тингиль… Ну и имечко!
– Ты верно запомнила.
– С иностранцами работаю, пришлось насобачиться! Та-ай. – Ирма выпела красиво, гортанно, но ее гость снова нахмурился.
– У моего народа не принято усекать имена, хозяйка.
Ах, какой!
Ирма хмыкнула и рысью помчалась в ванную комнату.
Едва она пустила воду – автоматически включилась релаксирующая музыка, – как открылась входная дверь.
Тайтингиль, только начавший осматривать покои гостеприимной девы, развернулся на звук.
Глава 2
Похоть
В дом ввалилась тоненькая девушка, до талии засыпанная блестящими белыми волосами. Она тянула за собой небольшую тележку, яркую, розовую, на колесиках. Одежда была такой же, как и у всех тутошних дев: грудь едва прикрыта тонкой тканью, с бедер одежда едва ли не сползает, пупок виден и украшен ярким камешком, играющим в свете чудных, не мерцающих светильников. А лицо… Лицо такое же, что и у Ирмы, только покруглей.
Вот она, дочь.
– Ма-а… – Девушка затихла, глядя на эльфа.
Он поклонился.
– Мое имя Тайтингиль, дева, я витязь Нолдорина.
– Что?… А мама где?
– Освежается с дороги, – показал рукой в сторону ванной комнаты.
– А вы на кастинг, для рекламной кампании?
– Не понимаю твою речь.
Тайтингиль улыбнулся – и понял, что в этом доме ему будет спокойно. И еще – ощутил, как устал в доспехе за этот день, показавшийся бесконечным. Отошел к дивану, куда ранее положил плащ и меч, снял пояс с кинжалом, бросил сверху, стянул кольчугу и повел плечами.
– Алина. Алинка. Я вообще-то на минуту… блин, бли-ин!
– Чем ты огорчена? – не понял он.
– Огорчена? Да я в шоке вообще! Видите? – Девушка раздраженно предъявила прядь волос.
Он прищурился, оглядывая, но с ответом не спешил. Волосы – белые, как у эльфов Закатных Дубрав, жителей Тенистого леса, торчали непослушной соломкой.
– Стилистка, дура, пережгла! Что теперь с ними делать? А мы на пенную вечеринку едем, – пояснила девушка.
Он улыбнулся. Девочки, дети одинаковы во всех мирах и у всех народов.
– Так сплети их в убор.
– Плести? Я не умею плести… а выгляжу как идиотка! Все перепутается, будет как пакля, ламинирование не успею сделать…
Снова посыпались непонятные слова, много слов. Тайтингиль подумал – миг. Странный дом, странные люди. Пенная вечеринка – что это? Другой мир… Юная дева. Юная, но уже такая, как все тут, одетая вычурно и откровенно.
Он бросил взгляд на дрожащие от обиды губы и глаза, в которых блестели слезы.
Не такая. Нет, не такая, как все. Просто хочет казаться взрослее. Как случается у детей.
– Я сплету тебе, – сказал, скрывая улыбку.
Девочка уставилась на него, недоумевая:
– А вы умеете?
Тайтингиль перебросил волосы со спины вперед. Ниже пояса, заметно ниже. Когда он был наг – трепещущее златое пламя закрывало ягодицы.
Конечно же он умел: и косицу на затылке, и пару у висков; из трех, из четырех прядей. Чтобы не мешались в бою, не путались в скачке, и на всякий другой случай, и военный и мирный. Правда, иной раз это занимало едва ли не полдня.
– Охренеть, – изумилась девушка, оценив золотой каскад. – Ага, сейчас дам резинки. Вы классный!
Витязь помял в руках тонкие разноцветные петельки, которые растягивались и уменьшались безо всякой магии, видно сделанные из дивного материала; примерился к тонким белым прядям.
Косы – дело повседневное, невеликой мудрости. Надо же, дева – и не умеет плести кос. Что за мир? Он вспомнил дев-воительниц своего народа. Сражались в бою и утишали боль ран после; а потом садились в круг, и пели, и свивали прядь к пряди в причудливые венцы.
Женщины, которые сражались наравне с мужчинами. Потому что Эала более не давала им потомства. Долгие сотни лет.
Эльфы гасли в кровопролитных боях и отправлялись в Чертоги Забвения, а сила великого и многочисленного некогда народа словно растворялась в бесконечных летах, дарованных ему Создателем Всего.
Девочка ерзала, не переставая щебетать, и пыталась указать ему, как именно плести.
– Вы заберите все, вот отсюда, отсюда…
Все забрать – ну ладно, все заберем.
Ирма, намытая и надушенная, в роскошном халате вышла из ванной и остолбенела.
Дар речи вернулся через пять минут, не меньше.
– Алинка!
– Да, мам, привет! Мы пораньше приехали, Макс забрал на машине, а сейчас еще дотусуемся. Я утром буду, часов в пять… или к Наташке поедем. Дай денег, мою карточку заблокировали.
– Денег? – рассеянно пролепетала Ирма.
Тайтингиль… Он нависал над ее дочерью, сидящей на стуле, длинные сильные пальцы бегали по прядям волос. Ирма опешила еще больше, глядя, как ловко ложатся тонкие косички, складываясь в узор.
– Ах да, денег…
Ушла в другую комнату, вернулась с купюрами.
– Какая ты добрая, ма, – сказала Алина. – Я так понимаю, мне лучше к Наташке валить, да? Этот твой новый ничего так. Если он не того. Не этого.
– Алина!
– А чего? Он же стилист, нет? Ай! – Крепкие пальцы витязя взяли ее за ухо и ощутимо потрепали. – Ай! С ума сошел!
– Негоже говорить о госте так, словно его тут нет, – отчитал ее Тайтингиль, – особенно о госте, который помогает тебе. Хотя и не должен.
– Отпусти! – выкрикнули обе, и Алинка, и Ирма.
Эльф отпустил ухо, и девчонка вскочила. Видно, хотела раскричаться… но увидела себя в отражении зеркальной полки.
– Охренеть!
– Алина!
– Ты сама все время ругаешься… Ты смотри, как у него получилось. А что это за плетение?
Тайтингиль потянул пальцы, сцепив руки в замок, и отошел к подоконнику. Юная дева пахла бесконной повозкой, сложными, сбивающими с толку ароматами. Тонкие ключицы и заостренная, почти неприкрытая небольшая грудь. Опять много всего чуждого, яркого, раздражающего, сбивающего с толку.