Андрюша Пилоткин подтвердил свою нетрадиционную ориентацию и одной лишь фразой высказанной по телефону кому-то – «Перезвоните пажалста завтра» доказал свою полную некомпетентность, а так же вялотекущий кретинизм. Зоя Осиповна Маклюй на самом деле скрывала в себе тайную королеву метеоризма в офисе, являясь алкоголичкой и истеричкой в условиях домашней среды. Щукин Глеб – молодой юрисконсульт, выдал себя рукоблудом, подонком и трусливым истериком, готовым вот-вот расплакаться при любой критической ситуации. Нового о своих коллегах Гога узнал не мало. Все они на проверку оказались типами отвратительными и гадкими, способными только на подлость и карьеризм.
Во время обеда Гога побрел в столовую, где питались не только сотрудники его офиса, но и работники других контор. Он встал в очередь, и новые уши настроились на доносящиеся со всех сторон голоса. Как ни странно, они не сливались в один монотонный гул. Он отчетливо слышал и разбирал одновременную речь множества людей. Казалось бы, разрозненные разговоры о новом автомобиле, купленном в кредит, сыне двоечнике и прогульщике, о близком конце света и скором разводе одряхлевшей певицы и её молодого мужа, артиста легкого жанра, были чем-то совершенно не сопоставимыми. Но при новых ушах информация сплеталась в один удивительно четкий ритм жизни. Город, его люди и их проблемы, их мечты и желания, их страхи и надежды соединялись в одну гармоничную и, в тот же миг, довольно неприятную мозаику, смысл которой сводился к простому и очевидному факту – жить и жрать. Как можно дольше и больше.
Расплатившись у кассы, хозяйкой которой была женщина-гора по имени Клавдия Замещук, и, получив от неё сдачу, совмещенную с репликой – «Приятного аппетита», Чанчиков испуганно ретировался к столу у окна. Теперь-то он знал, почему эта огромная баба, еле умещавшаяся в конторке кассы, так вожделенно смотрит на него всякий раз.
Боже! – подумал Гога. – И ведь находятся такие, кто любит подобное!
Он осторожно посмотрел на кассиршу и вдруг представил её перетянутую ремнями, в черной латексной маске женщины-кошки и с кожаным хлыстом в руке. Картина получилась невозможной и аппетит тут же пропал. Кассирша, крашенная густо и вульгарно, послала Чанчикову в ответ вызывающий взгляд. Он еле сдержал в себе позыв выброситься в окно и спрятался за газетной страницей, оставленной кем-то на столе.
Мир уж сильно был порочен. Гога понял, что люди и природа – существа по сути своей настолько несовместимые, что казалось неприятным недоразумением, как вообще они могли появиться в этом прекрасном мире. Человечество походило на болезнь. Разрушительную плесень на теле планеты. Паразитом, выродившимся неизвестным образом и обезобразившим все вокруг. Теперь он понимал, откуда в мире столько несчастья и зла. Все войны и конфликты рождались в умах обезумевших от жадности и алчности сумасшедших. Люди помимо того, что являлись болезнью, оказались сами неизлечимо больны. Он смотрел по сторонам и видел вокруг только уродливые лица животных. Наряженные в разноцветные тряпки самки и однотонные, серые самцы.
– А я вот себе травматику взял, – слышал он таинственный шепот одного из самцов с физиономией только что всплывшего трехнедельного трупа, – а то вокруг такое сейчас твориться. За себя страшно! Зверьё вокруг, как жить-то?
– Правильно! – отвечал его коллега, тонкий и жилистый словно тритон. Его хищные и злые глаза, в мути которых читалась нескрываемая сальная похоть, осматривали коленки хорошенькой секретарши из соседней конторы, – Меня тут на днях одна тварь подрезала, так я за ним чуть не погнался. А так бы убил, в натуре!
– Могу достать и тебе. Со скидкой, как другу, – лгал позеленевший и Гога неумолимо слышал, как уже идет подсчет барыша в голове, как маленькие жирные пальчики перебирают, пересчитывают купюры и складывают их в коробку из под ботинок, что лежит под продавленной кроватью в комнате с вечно занавешенными шторами.
Пока купивший травматику потел и утирался салфеткой, Чанчиков понял, что больше не в силах терпеть. Он вскочил из-за стола, задев поднос, и понесся по коридору к своему офису.
В голове так и вертелись мысли:
«Вот уроды! Все поголовно. Сборище подонков и дегенератов! Упыри. Твари несовершенные. Это же надо в одном офисе собрать всех ублюдков города, кунсткамера просто…» – в таком направлении он думал долго и много. Он поглядывал теперь на всех с презрением и отвращением, и тут заметил, что и соседи посматривают на него с неодобрением.
«А ведь раньше я этого не замечал», – думал он, – «вот что значит новые уши!». Голоса с ругательствами и проклятиями в его голове наливались новой силой. Ему даже начало казаться, что это не он песочит всех вдоль и поперек, а просто слышит чужие мысли своими новыми ушами. И если даже всё было так, то тем более окружающие люди не заслуживали никакого прощения. Он еле дождался конца рабочего дня и вместе со всеми, ненавистными теперь ему сослуживцами, втиснулся в громадный лифт офисного здания. Сослуживцы молчали и смотрели друг на друга волками.
«Вот мрази!» – думал Чанчиков, – «завтра же уволюсь! Как можно с ними находиться рядом?».
Тут вдруг лифт дернулся и, качнувшись, застыл. Где-то заскрежетало, и послышался странный скрип. На короткий момент свет в кабине замерцал и резко погас. В темноте лифта Гога вдруг с ужасом увидел, что все его коллеги светятся неоновыми ушами. Новыми ушами – точно такими, какие сейчас находились и у него на голове…
Бессмертие
В торговом зале уныло катали тележки редкие покупатели. До закрытия оставалось минут пятнадцать. Лида с нетерпеньем ждала, когда же, наконец, можно будет пойти домой, впереди радостно маячили выходные и возможная встреча с одним из кавалеров. Она мечтательно прохаживалась между стеллажей своего отдела, угадывая, кто же ей первый позвонит: Серега или Иван? А может быть Арсен? Хотелось, что бы это все-таки был Серега. Тут она увидела двух подозрительных типов, которые вертелись в коньячном отделе и шептались. Обоим на вид было больше шестидесяти. Одеты они были странно, и вид имели вороватый и мошеннический. Она сразу поняла, что перед ней очередная алкашня, вознамерившаяся украсть бутылку дорогого напитка. А за пропажу, выплачивала Лида из своей зарплаты. Она бесшумно приблизилась к ним и встала позади. Двое мужчин даже не заметили её присутствия.
Один, тот, что был пониже и потолще, с тревогой и нервозностью попугая, кидался от одной этикетки к другой, а тот, что был повыше и в нелепом клетчатом пальто, которое было ему явно мало, то и дело вонзал свою пятерню в сумасшедшую прическу, напоминая Эйнштейна, поутру забывшего смысл теории относительности.
– Ну? Ну? – нервно говорил тот, – Нашли?
– Боже, я забыл совершенно название, – отвечал толстяк и снова кидался к новой бутылке, изучая этикетку сквозь толстые линзы очков.
– Позвоните Мастеру, ведь скоро закроют! – сокрушался длинный.
– Бог с вами Милорад Валерьянович, Мастер терпеть не может телефонов. Он же еще со времен Петра.
– Как это некстати вы забыли, ведь именно сегодня Луна в Сатурне и октябрь! И если ждать еще…
– Семнадцать лет, – дрожащим голосом подсказал толстяк.
– Боже! Ведь мы можем погибнуть, и все пойдет прахом! Как же наше бессмертие?
«Шизики», – поняла Лида. Она негромко кашлянула в кулак, чем жутко напугала обоих.
– Я могу вам чем-то помочь? – спросила она и улыбнулась презрительно.
Толстяк замялся и как то испуганно посмотрел на друга.
– Понимаете девушка. Такой вопрос. С чего бы начать? Вы давно здесь работаете?
– Третий год.
– Видите ли. Мы ищем определенный напиток. Так сказать эликсир.
– Эликсир? – Лида задумалась. – Это коньячный отдел.
– Да-да конечно. Это коньяк. Такой, знаете ли, редкий. Он непременно должен быть у вас, – встревожился он вдруг.
– Коньяк «Элексир», название такое?
– Не то что бы название. Название я забыл, а у вас тут такой выбор, – он окинул взглядом нескончаемый стеллаж.
– Возьмите что-то другое, – предложила Лида, – вот замечательный коньяк французский «Курвуазье».
– Нет! Нет, это не то, – он продолжал движение вдоль ряда бутылок и вдруг с визгом бросился на колени. – Боже, я нашел! Милорад! Мы спасены.
– Пафнутий Капитонович, вы гений! – и с этими словами длинный поцеловал толстяка в потный лоб.
Они тут же забыли о девушке и оба, держа бутылку так, словно в руках находилась опаснейшая бомба, направились к кассам, а Лида, повертев пальцем у виска, пошла переодеваться, так как смена ее закончилась.
На улице стоял октябрь. Была полная луна и погода прелестная и волшебная. Безветренно и тихо. Темный город засыпал. Лида шла по аллее, где горели матовые воздушные фонари, и вдруг увидела недавних своих покупателей. Они появились из кустов и побежали, словно нашкодившие подростки под фонарь, где стояла скамейка.
Длинный радостно кричал:
– Ведь это наша последняя ночь! Вы понимаете? Последняя ночь!
– Бессмертие! – кричал ему вдогонку толстяк.
«А такие ведь и напасть могут», – подумала вдруг Лида и от греха подальше, зашла в кусты. Лиде было глубоко за тридцать, и красавицей она не была. Широкая кость, ноги коротковаты и совершенно не изящное лицо пошлейшей дворовой девицы с носом – картошкой. Привлекала она мужчин только определенного сорта, и был этот сорт далеко не первым. Но кто в силах понять сложный внутренний мир шизофреника, которому перевалило за шестьдесят? Чувствуя тревогу, Лида пошла неслышно по земле, стараясь не задевать ветки. Когда она поравнялась с фонарем, у которого остановились сумасшедшие старикашки, её обуяло любопытство. Она присела на корточки и принялась наблюдать. Было очевидно, что два свихнувшихся алкоголика что-нибудь выкинут. Достав телефон на случай съемки ролика для ютуба, она притаилась.
– Да-а, – сказал, надышавшись свежайшим воздухом, толстяк. – Я ждал этого момента семьдесят три года! Нам людям, в отличие от рептилоидов, намного сложнее обрести бессмертные тела. Другая кровь. Но мы останемся все теми же сущностями что и теперь.
– Вы знаете, Пафнутий Капитонович, я поначалу предполагал, что бессмертие – это жизнь в своем теле, а тут такой сюрприз.
– А оно вам надо? Жить развалившимся стариком? Вы родитесь юным и свежим, сами выберете тело и, главное, все, чем вы являетесь сейчас, останется с вами. Ваше сознание вечно. Вот что важно. И так, меняя тела, вы будете жить в этом мире, пока не поймете его пронзительной, немыслимой красоты до конца, и, впитав все это, пойдете дальше, в следующий мир!
– Да это поразительно, – вздохнул длинный и взглянул в небо, как усталый пес, – а с вами мы еще встретимся?
– Ну, конечно! Да мы договоримся прямо здесь и сейчас, – он на минуту задумался. – Решено! Через двадцать лет у Эйфелевой башни. В день первой Луны. Я одену, к примеру, красный плащ и вы узнаете меня.
И с этого момента Лида поняла, что пора снимать. Оба были совершенно безумны и, по всей видимости, решили друг друга убить, предварительно напившись. Она направила на стариков свой телефон и с нетерпением ждала развязки.
– А когда мы родимся?
– Завтра на рассвете.
– В этой стране? – испугался длинный.
– Это не важно, вы родитесь там, где родится выбранное вами тело. Ребенок. И уж поверьте, с вашими знаниями в двадцать лет у вас будет все, о чем только может мечтать человек. Ведь вы прошли полный курс?
– Конечно. Тридцать лет изучения материала. Все знания мира. Главный принцип игры. Мастер был милостив ко мне. Это он открыл мне тайну бессмертия. Сознание вечно, но, тратя его на глупости и низменные наслаждения, мы теряем…
– Да-да, все так,… а ведь каждый мог бы. Но люди глупы и ленивы. Впрочем, не нам их судить.
С этими словами толстяк разлил по пластиковым стаканчикам коньяк.
– Как странно, – сказал длинный, – простой коньяк, продающийся в супермаркете, и есть последний эликсир.
– Он не так прост, – подмигнул толстяк, – и продается по всему миру, для таких как мы с вами душ. Простой, непосвященный человек, никогда его не купит. Он просто пройдет мимо. Тут есть элемент магии. Помните, даже я забыл название.
Оба рассмеялись и выпили. Лида снимала, еле сдерживая смех и вдруг случилось странное. Два старика заискрились бенгальскими огнями и искры эти резво и свободно ушли ввысь двумя красивыми столбами, рассеявшись в ночном небе, а обгоревшая одежда упала наземь. Лида выронила телефон и еще десять минут сидела, не мигая на земле, осмысливая произошедшее. Наконец она поднялась и подошла к скамейке. Наполовину полная бутылка коньяка стояла на асфальте посреди дотлевающих тряпок. Она подняла и прочитала название – «DEUS XOXOXO elexir».
– Я тоже хочу в вечность, – сказала она, с надеждой глядя на красивые звезды, – в новое тело красотки и главное что б семейка побогаче!
Посмотрев на луну, Лида запрокинула бутылку и принялась глотать обжигающий горло эликсир. В ушах её зазвенело. Звезды смазались, превратившись в яркие, космические стрелы и она почувствовала как тело, распадаясь на миллиарды горячих частиц, уносится в небо. Впрочем, никакого тела теперь она не ощущала. Она ощущала, что она есть, но что это такое – «она», понять было сложно. Ей хотелось кричать, но это было теперь невозможно.
Вдруг она почувствовала движение, небывалый прилив сил и свободу. Лида видела все вокруг, хотя у неё не было глаз, она слышала дивные звуки космоса, хотя и для этого у неё не было теперь физических органов. Тут она увидела, как в черном бездонном океане, бесконечного пространства вращается искрящаяся и, должно быть, живая сфера, больше Луны, Земли и Солнца. По телу сферы плескались волнами молнии, и Лиду неудержимо влекло туда. Какая-то неведомая сила, непреодолимая гравитация, всасывала её и она, не в силах сопротивляться, подчинилась.
Когда она прошла сквозь границу сферы и увидела неописуемый мир, состоящий из множества фракталов дикой и немыслимой красоты, которые ежесекундно менялись, она вспомнила, что когда то давно уже бывала здесь.
– Душа, – услышала она теплый и родной голос, – ты прошла свой жизненный путь, ты впитала все знания, постигла до конца опыт одной жизни, данный человеку и теперь ты свободна от круга сансары – забвения. И если ты жила праведно и чисто, если энергия твоего сознания не была растрачена впустую, ты с легкостью ветра ответишь на главный вопрос – что есть жизнь?
Лида заметила, что теперь она снова имеет подобие тела, только оно было прозрачным и переливающимся радужными цветами, как мыльный пузырь на солнце. Она осознала, что теперь снова может говорить.
– Жизнь? Ну, так как же это, типа того, что, – она замялась, – ну как сказать? Жизнь это типа не легкая штука. Жизнь прожить не поле перейти, – вспомнила она чей-то глупый афоризм.
В этот миг из месива меняющихся фракталов вырос гибкий, как змея стебель, кончающийся бутоном в котором сиял сапфировый глаз. Он стремительно приблизился к лицу Лиды и удивленно моргнул.
– Чего? – спросила она испугавшись.
– Нарушитель! – услышала она со всех сторон звенящий и истошный воль. Бутон стебля, вмиг превратился в цепкую кисть, схватил её и швырнул куда-то с такой силой, что она полетела сквозь пространство и время. Перед глазами её мелькали тысячи чужих жизней, событий и умов. Вдруг что-то больно ударило в лоб, Лида зажмурила глаза и тут же резко открыла.
Она словно проснулась после дикого кошмара. Все кружилось перед ней, и она не могла понять, где находится. Она ощутила, что куда-то бежит и перед глазами однообразно мелькает какой-то цветной объект. Резко остановившись, она почувствовала, как её тело крутануло в воздухе раза три, а потом отбросило на пол воняющий опилками и мочой.