– Вот и ты туда же – блаженные.
– Блажен тот, кто верует.
В этот момент со стороны прихожей раздался щелчок открываемого замка.
– Ну, вот и профессор наш объявился.
Вера Ивановна, вытирая руки фартуком, поспешила в прихожую, из которой уже доносился возмущённый голос Алексея Валерьевича:
– Нет, ты Вера только подумай! Меня взялся поучать, как воспитывать у русских чувство патриотизма ортодоксальный еврей, который является к тому же гражданином США!
Таким профессора Антон ещё не видел. Его короткая седая бородка, как бы поддерживая негодование своего хозяина, стояла торчком, а всегда спокойные и улыбчивые глаза метали молнии. Вдобавок ко всему, бешеная жестикуляция и резкие движения, говорили, что профессор находится на грани нервного срыва. Когда он появился на кухне и увидел Антона, то его эмоциональный взрыв несколько поутих.
– Здравствуй Антон. Хорошо, что зашёл – есть что обсудить. – Его руки тут же взлетели вверх. – Ты, наверное, смотрел по телевизору это избиение младенцев? Какой стыд и срам! Я не понимаю, какое им всем евреям дело до нашей культуры и языка? – профессора было невозможно остановить – Нет, как вам всем это нравится? Даргон считает, что показывая славное прошлое нашей Родины, гораздо большую её древность, чем мы обычно думаем – мы создаём тем самым ложные идеалы, ложной гордости за свою Родину! Вот именно это заставляет нас русских не учиться у других, а полагать, что мы и так всё можем, поскольку у нас есть славное прошлое. И, якобы, отсюда-то и вырастает национализм и фашизм. Во, как!
Антон улыбнулся и почесал затылок.
– Нечего сказать Алексей Валерьевич. Если такое происходит, значит это кому-то нужно.
– Вот! Зришь в самый корень! Это при том, что передачу смотрели миллионы людей!
– Хватит молнии метать. – Вера Ивановна поставила тарелки с дымящимися котлетами на стол. – Давайте ужинать.
Профессор опустил свои руки, потянул носом ароматный запах и улыбнулся.
– А ну их всех к лешему. У меня после таких баталий возникает чувство, что я не ел дня три.
На минуту в доме повисла тишина, нарушаемая звяканьем вилок и ножей о керамику. Едва прожевав, профессор опять пустился в обсуждение передачи, но уже окончательно успокоившись без излишней эксцентричности:
– Нет, ну с каких это пор поиск исторической истины стал считаться антипатриотичным и развращающим дух молодёжи? – Проглотив кусок, и тут же отрезав от котлеты ещё один, он продолжил, не унимаясь: – Представляете? Мне уже после передачи позвонил Саша Быстряков и рассказал много интересного про этого Даргона. Так вот. В своё время, будучи призывником, этот Даргон скрывался от работников военкомата, где бы вы думали? В психиатрической лечебнице имени Кащенко с диагнозом «психопатия со склонностью к сутяжничеству». А в конце восьмидесятых эмигрировал с дочкой и женой в США, где устанавливал кондиционеры, готовил и доставлял пиццу. Вот, видимо, дирекция центрального канала и считает, что только такому человеку, как Даргон и следует доверять воспитание нашего нынешнего общества.
Когда перешли к чаю, Вера Ивановна неожиданно сказала:
– Наш Антон от Ирины ушёл.
Алексей Валерьевич опустил поднятую чашку на стол и внимательно осмотрел Антона, как осматривает доктор пациента.
– Ты это серьёзно?
Антон тут же принял вызов.
– Собственно к тому всё и шло.
– Что всё?
– Не понимаем мы друг друга. Она своей жизнью живёт, а я своей.
– Так обычно говорят в ЗАГСе, когда разводятся.
– А если по-другому, то будет долго и нудно.
Профессор отодвинул от себя чашку с недопитым чаем.
– Спасибо, Вера. Было всё чудесно вкусно. – Переведя взгляд на Антона, скомандовал: – Хватит чаёвничать. Пошли Антон в кабинет. Там и поговорим.
Мужчины поднялись из-за стола, и ещё раз поблагодарив хозяйку за ужин, удалились в кабинет профессора. Антон сразу же уселся в своё любимое огромное кожаное кресло, и погрузился в него как в мягкий кокон невиданного существа. Кресло, словно живое создание, обладало удивительным свойством релаксации и одновременно умело настраивать на предстоящую беседу. Все ненужные мысли тут же исчезали, оставляя свободное место в голове только для конструктивной беседы. Профессор опустился в такое же напротив. Двух близнецов разделял массивный дубовый стол, являясь как бы судьёй в извечных и бесконечных беседах и спорах. Книжные стеллажи, плотно набитые книгами разных времён и народов, как стражи стояли вокруг сакрального места, молчаливо наблюдая за теми, кто в отличие от них мог говорить, издавая при этом звуки разной тональности и частоты. Для них это было завораживающим, волшебным действом. Их ожидание было вознаграждено первой фразой профессора:
– Сукин ты сын, Антон. Семья – это святое. Как так можно? У тебя что, слов не нашлось, что бы как-то сгладить ситуацию, а потом, извинившись, наладить свои отношения с Ириной?
Антон уже был готов к такому разговору и потому сразу же ответил:
– Слова и всё остальное нашлось, но мне сразу же показали на дверь.
– Каким это образом и кто такие «показали»?
– Думаю, что это была тёща Людмила свет – Ивановна. Без её рекомендаций Ирина бы никогда не догадалась выставить мой чемодан с вещами под самую дверь. Собственно этот чемодан и явился чертой не возврата.
– Вот значит как? Тёща – разлучница. Это плохо, когда за тебя другие решают, как тебе жить. И что думаешь делать дальше?
Рецензия на последние его события была выписана, и разговор приобретал деловой характер.
– Вот по этому поводу, Алексей Валерьевич, я к вам и зашёл. Самое лучшее для меня сейчас – это уехать.
– Уехать? – Профессор вскинул вверх пышные брови. – Куда это уехать? У тебя работы здесь не початый край. И речи быть не может!
Антон выдержал паузу, подождав пока он успокоится, и как ни в чём не бывало, продолжил:
– У меня есть незаконченная работа. Чтобы её закончить, необходимо ехать на место, где непосредственно происходили события. Наверняка, найдётся какой-нибудь забытый документ или люди что-то вспомнят. Одним словом не могу я тут. Мне на воздух нужно, а то задохнусь я от этой кабинетной пыли.
– Это ты, о какой работе сейчас?
– Это реферат к моей кандидатской.
Профессор подскочил в кресле.
– Это ты случаем не о «Завещании Бога Тарха» говоришь?
Антон в ответ лишь кивнул головой. Профессор как-то успокоился и принял в кресле удобную позу.
– Но ведь ты его закончил и опубликовал. Или я чего-то не знаю? Хороший реферат. Я его читал и не один раз. По-моему всё органично и закончено.
– Не совсем так.
– Поясни.
– Да что пояснять? Всё слишком гладко и просто. Такое впечатление, что до меня уже кто-то подобное писал и оставил готовые материалы, а я лишь переписал начисто.
Пытливые глаза профессора блеснули, загораясь неподдельным интересом.
– Ну-ка, ну-ка. И что тебя не устраивает?
Антон выдохнул весь воздух из лёгких и опять набрал его как можно больше, словно перед длительным погружением в воду.
– Всё. Всё не устраивает. Особенно развязка всей этой истории. Если помните, то Боги наказали Тарха, приковав его цепями к скале, оставив таким образом умирать страшной смертью. Такая расправа и вызвала у меня массу вопросов, на которые я хочу найти ответ.
Профессор улыбнулся и почесал свою бородку.
– Так, так. Ночь перестаёт быть томной. Ну, выкладывай свои вопросы. Давай обсудим их вместе.
Кожаный кокон зашевелился, отпуская жертву на волю.
– Ну, во-первых, за какие такие провинности Тарху была уготована такая расправа? Во-вторых, кто на такое осмелился – упаковать Бога в цепи? Его отец Перун или дед Сварог? Да за такое, любой Вышний родственник мог снести голову любому покусившемуся на его чадо и при этом не моргнуть глазом. В-третьих, кто был судьёй, вынесшим вердикт о наказании? Почему столь могущественные родственники допустили это? Что вообще произошло тогда и почему нет никаких свидетельств произошедшему? Такого просто не может быть. Подсказка обязательно должна быть, и я хочу найти эту подсказку.
Антон всплыл на поверхность и опять выдохнул воздух. Профессор, задумавшись над вопросами Антона, смотрел куда-то в одну точку, переваривая услышанное. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только тиканьем напольных массивных часов. Наконец, он пошевелился в своём кресле и сказал:
– Я в твоей прозорливости никогда не сомневался. Вопросы в целом правильные, но есть одно но. – Антон сидел тихо, не мешая профессору развивать свою мысль. – А так ли это важно сейчас проводить подобное расследование, которому не одна сотня тысяч лет? Главное то, что ты раскрыл эту тему и обозначил действующих лиц. Это уже, само по себе, не мало. Может, на этом и остановимся?
Антон покачал головой, не принимая позиции своего наставника.
– Нет, Алексей Валерьевич. Для себя я уже всё решил. Я буду этим заниматься, не зависимо от того, дадите вы мне добро на эти исследования или нет. – Антон собрал всю волю в кулак, чтобы не поддаться на подобные провокации. – Понимаете, я не знаю, как мне это вам объяснить, но почему-то именно это древнее дело меня сейчас беспокоит больше всего. Эти повисшие в воздухе вопросы звучат в моей голове даже ночью, когда я сплю. Сейчас я не могу ничем заниматься, пока не пойму всё до самого конца. – Он сделал небольшую паузу, что бы перевести дыхание, а потом продолжил: – Я даже толком не могу объяснить, что меня толкает к этому расследованию. Одним словом я серьёзно заболел и пока не выздоровею, толку от меня в институте будет мало.
Профессор не то усмехнулся, не то улыбнулся мятежному аспиранту.
– Да у вас, батенька, натуральная шизофрения на почве навязчивого маниакального синдрома.
– Вы такие слова знаете, потому и спорить с этим не буду. Пусть будет шизофрения.
Теперь уже открытая широкая улыбка на лице профессора говорила о его невзначай обронённой шутке.
– Ну, ну. Будет тебе обижаться. – Алексей Валерьевич поднялся из кресла и подошёл к одному из книжных стеллажей. Покопавшись среди затёртых корешков, он извлёк на свет книжицу, и подняв её вверх как доказательство своей правоты, вернулся на место. – Вот что греки пишут по этому поводу. Почитай, может, что и найдёшь для себя интересного.
Антон даже не стал смотреть на знакомую книжку.
– Вы меня обижаете, Алексей Валерьевич. Сами же говорили, что греки своего Прометея слизали с Тарха. Эту историю я знаю со школьной скамьи: «Прометей помог Зевсу взобраться на Олимп, а потом украл у него огонь и научил людей пользоваться им и сохранять его. За это похищение Зевс приказал Гефесту приковать Прометея к Кавказскому хребту, чем обрекал беднягу на вечные мучения. Прилетавший каждый день орёл, клевал у того печень, которая тут же отрастала заново. Прометея освободил Геракл, убив орла.»
– Вот, вот. Это с одной стороны подтверждение того, что случилось. А с другой стороны греки опять акцентируют внимание на некоем украденном огне. Попробуй провести аналогию, может из этого, что-то получится?
Неожиданно, Антон почувствовал перемену в настроении профессора. Это несколько его обнадёжило, и он попытался отстоять своё право на личное мнение.
– Я не раз думал об этом. Огонь – это не совсем то, что имеется в виду. Тут нечто другое. Ну не мог же Тарх украсть огонь у своего деда Сварога? Если бы ему это было нужно, то тот сам бы ему его отдал. У греков та же нестыковка. Зевс с одной стороны боялся Прометея, но с другой – дал распоряжение о его наказании Гефесту. Уже в этом есть несоответствие.
Профессор протёр лицо руками и посмотрел на Антона усталыми глазами.
– Ну, хорошо – убедил. Только отправить тебя в творческую командировку я всё равно не могу. – Предупреждая возмущение своего подопечного, Алексей Валерьевич выставил вперёд ладонь. – Погоди, не ершись. Смета на проведение научных командировок ещё не утверждена. Не утверждена по одной понятной причине – нет денег. Думаю, что этот вопрос решится, но не раньше марта.
Антон вздохнул.
– До марта я не доживу.
– Ну, дорогой мой, я не господь Бог. Чем могу, как говорится.
Антон уже начал праздновать победу.
– А давайте так. Я поеду прямо сейчас, а потом составлю отчёт о расходах и всё такое.
Профессор не сдавался.
– Прежде, чем ты куда-то поедешь, нужно утвердить твою карту работ на учёном совете. Ты думаешь, от меня это только зависит? Нужна целая кипа документов, чтобы официально спровадить тебя на работы. Ты сам это прекрасно знаешь.
– А давайте это сделаем после. Так сказать задним числом? Я всё распишу и напишу. И цели и задачи и совершенно новый реферат подготовлю.
Профессор выскочил из кресла.
– Ты на что меня подбиваешь? Ну, наглец! Нельзя злоупотреблять личными отношениями, а ты именно сейчас это и делаешь!
Антон то же поднялся и скорчил на лице саму невинность.
– Да Боже упаси, Алексей Валерьевич. Я не это имел в виду. Вы меня просто отпустите в отпуск за свой счёт и всё. Дальше я сам как-нибудь разберусь во всем. А после своего отпуска предоставлю сочинение на тему «как я провёл время в творческих мытарствах».
– Всё равно наглец. – Голос профессора стал мягким. – Думал, что и так сойдёт, а потом дал обратный ход. А то я тебя не знаю?
Антон уже улыбался во всё лицо. Главное было сделано.
– Ну, дык, что выросло.
– Ладно, подумаем. – Профессор перевёл взгляд на часы. – Однако. Уже третий час ночи. Заболтались мы. Пора спать ложиться – завтра вставать рано. Я пойду, а ты располагайся на своём диване.
– Спасибо, но я домой.
Профессор удивлённо вскинул брови. Антон тут же пояснил:
– К себе домой – к маме с папой. Там и высплюсь.
– Перепугаешь только родителей. А вообще, как знаешь. Дверь только плотнее захлопни.
Дверь родной квартиры Антон открыл своим ключом и стараясь на шуметь, чтобы не разбудить спящих родителей, прокрался к себе в комнату. Чутко спавшая мама тут же вышла в прихожую.
– Антон? Ты чего так рано?
Антон, поцеловав её в щёку, шёпотом ответил:
– Ещё не рано, а только поздно. Ложись спать, утром всё расскажу.
Услышав причитания, он быстро прошмыгнул в комнату, так же быстро разделся и практически без сил, упал на застеленную кровать. Уже утром, так и не выспавшись, сидя за семейным столом, рассказал всё о треснувших отношениях с Ириной и о предстоящей поездке. Отец, в отличие от матери, отнёсся к новостям спокойно, сказав лишь, что он уже взрослый и сам должен принимать решения в подобных ситуациях. Мама, пока они завтракали, всё охала и ахала, пока не заявила, что Антон сам виноват во всём, а в конце заметила, что если бы они с Ириной вовремя бы сделали им внука, то сейчас бы головы у всех были бы заняты совершенно другим. На том и порешили. Антон согласился со всеми доводами родителей и убежал в институт, пообещав прийти рано. На кафедре он быстро написал заявление на отпуск и отдал его секретарше Ольге Павловне. Та, пробежав глазами написанное, удивилась и спросила:
– Селиванов, что у тебя опять засвербило? Зима в самом разгаре, а ты в отпуск. Случилось чего?
Больше всего Антону не хотелось объясняться сейчас с секретаршей, и он, торопясь, уже на ходу быстро ответил ей:
– Случилось, Ольга Павловна. Обязательно случилось. Свататься еду.
Глаза у Ольги Павловны сделались большими и круглыми, а из её открытого рта что-то прохрипело ему в спину:
– Так ты же женат, Селиванов.
Дверь в канцелярию быстро закрылась и с лёгким чувством выполненного долга, он покинул стены альма-матер и направился, куда глаза глядят. Глядели они вперёд, и Антон бодро зашагал по широкому проспекту в направлении парка Горького. Свежий, слегка морозный воздух и яркое солнце над головой, располагали к пешей прогулке и неспешным мыслям. Хотелось остаться наедине с самим собой и подышать чистым зимним воздухом. Настроение было приподнятым, а предстоящая командировка будоражила, навевая яркие картинки зимних пейзажей огромной Сибири. Ноги отмеряли улицы и проспекты, и он не чувствовал никакой усталости. Когда ещё представится случай, вот так не спеша, погулять по Москве. Так незаметно, отмахав несколько километров, Антон оказался у парка Горького. Посетителей было много. Народ, пользуясь погожим деньком, спешил на самый большой в Москве каток. Тихо играла музыка, вездесущие воробьи под весёлое чириканье устроили догонялки прямо у него над головой. Снег, лежащий на лапах елей и ветвях деревьев парка, казался сказочным в солнечном освещении. Смех детворы и какая-то праздничная обстановка приятно возбуждали и радовали. Антон остановился под высокой сосной недалеко от самого катка и присел на очищенную от снега лавочку.