– Я не хотел убивать его.
– Зато мы с радостью убьем тебя! – ревет Карнус и кивает кузенам.
Двое из них ломают ветки с деревьев и раздают остальным. Лезвия у них при себе, но, судя по всему, они хотят вдоволь насладиться процессом.
– Если вы меня убьете, то пожалеете, – говорю я, дотрагиваясь до планшета, который прячу за спиной. – Это несанкционированная дуэль, я, как-никак, нобиль со шрамом! Закон на моей стороне. Олимпийцы доберутся до вас и заставят ответить за убийство. Сначала будут пытать, а потом казнят.
– Разве мы что-то сказали про убийство? – с ехидцей спрашивает Карнус.
– Ты принадлежишь Кассию, – встревает Кэгни, и ее лисье личико расплывается в широкой улыбке.
– Пока что ты под защитой Августуса, – невозмутимо продолжает Карнус. – Ходишь у него в любимчиках. Если мы убьем тебя, начнется война. А вот из-за небольшой взбучки никто войну развязывать не станет.
Кэгни немного прихрамывает на левую ногу – наверное, что-то с коленом. Ее двоюродный брат покачивается с носков на пятки, явно боится меня. Великан готовится к драке, ему плевать, буду я сопротивляться или нет. Келлан стоит спокойно и улыбается. Ненавижу таких людей, впрочем их тяжело осудить за то, что они делают. Прикидываю шансы. Потом вспоминаю о сломанной руке, трещинах в ребрах, контузии – да, дело труба…
Мне страшно. Они не могут убить меня, я не могу убить их. Не здесь, не сейчас. Мы все знаем, что у этого танца будет конец, но все равно делаем свои па.
По щелчку пальцев Карнуса все скопом кидаются на меня. Швыряю камень в лицо Кэгни, она падает. Бросаюсь к Карнусу, взвыв, словно обезумевший волк, уворачиваюсь от первого удара, молочу его по нервным центрам, вжимая локоть в его правый бицепс до разрыва мышечной ткани. Он с трудом удерживается на ногах, и я прижимаюсь к нему, пытаясь защититься от палочных ударов. Мне удается выхватить палку из рук одной из сестер Беллона, от души приложив ее локтем в висок. Поворачиваюсь и с размаху бью палкой Карнуса по лицу, но тот успевает закрыться. Кто-то ударяет меня по затылку, летят щепки, вонзаются в кожу головы, я с трудом сохраняю равновесие, и тут Карнус ударяет меня локтем в лицо с такой силой, что вышибает мне зуб.
Они не собираются нападать по очереди. Смыкают ряды вокруг меня, демонстрируя мастерство владения боевым искусством крават. Бьют по нервам, по внутренним органам. Чудом отбиваюсь от ударов, успевая достать нескольких нападающих, но вот я уже повержен. Чья-то палка вонзается в мой позвоночник, прямо в подреберный нерв. Растекаюсь по земле, будто горячий воск, и тут Карнус пинает меня в голову.
Я прокусываю себе язык.
Во рту разливается соленое тепло.
Земля кажется мне поразительно мягкой.
Я захлебываюсь соленой жидкостью.
Карнус ставит ногу мне на живот, потом на горло и, глядя на мой орущий окровавленный рот, произносит:
– Как говорил Лорн Аркос, если хочешь по-настоящему ранить человека, просто убей его гордость.
Ловлю ртом воздух, в горле клокочет кровь.
Потом подходит Кэгни, садится мне на грудь, упираясь коленями в мои плечи. Дышать практически невозможно. Она улыбается, разглядывает мой лоб, приоткрыв рот от наслаждения собственной силой. Крепко берет меня за волосы, обдавая горячим мятным дыханием, и спрашивает, вытаскивая планшет, зажатый у меня под мышкой:
– А что у нас тут? Вашу мать! Он предупредил августианцев! Драться голыми руками с этой сучкой Юлией я не собираюсь!
– Тогда не тяни резину! – рычит Карнус. – Сделай это!
– Тише, тише, – шепчет она, проводит ножом по моим губам и засовывает холодное лезвие мне между зубами. – Вот так-то лучше, сучонок!
А потом резким движением снимает с меня скальп:
– Вот и все, Жнец. Умница, хороший мальчик!
Кровь заливает мне глаза. Карнус сталкивает Кэгни с моей груди, рывком поднимает меня на ноги одной левой. Трясет правой рукой, – похоже, я прилично задел его бицепс, поэтому размахнуться по-настоящему у него не получается. Оскалив зубы, он резко бьет меня головой в грудину. У меня все плывет перед глазами. Раздается хруст. С таким звуком ломают хворост для костра. Из моего рта вырываются клокочущие, нечеловеческие звуки. Карнус наносит мне еще один удар, а потом отбрасывает мое искалеченное тело в сторону.
Сверху на меня льется что-то теплое, ноздри щекочет запах мочи. Беллона смеются, Карнус наклоняется ко мне и шепчет:
– Моя мать просила передать: нищий никогда не станет принцем! Каждый раз, глядя на себя в зеркало, будешь вспоминать, что мы с тобой сделали. Ты дышишь просто потому, что так решили Беллона. Помни, однажды мы вырвем тебе сердце и съедим его сырым. Как больно падать с высоты, правда, Жнец?
4
Падение
Я стою перед хозяином, но он даже не смотрит в мою сторону.
Стены кабинета обшиты деревянными панелями, на полу лежит старинный ковер, который железный предок Августуса привез из дворца на Земле после падения Индийской Империи – государства последней великой нации, пытавшейся сопротивляться золотым. Какой же ужас, должно быть, испытали эти рожденные естественным путем люди, когда увидели, как с неба на них устремляются завоеватели. Совершенные существа принесли им не надежду, а цепи.
Стою у спартанского стола из дерева и железа. Единственное его украшение – кровавое пятно, которому уже семь сотен лет. Оно осталось после того, как последний император Индии лишился головы от удара бритвы золотого убийцы.
Нерон Августус лениво поглаживает льва, лежащего рядом со столом. Они словно статуи-близнецы. За ними в иллюминаторе чернеют космические просторы, где, подобно огромным големам, угрожающе застыли корабли армады Цептера. Мы миновали их во время последнего перехода в нашем трехнедельном путешествии с Марса. Августус смотрит на инфостолешницу, по дереву которой бежит нескончаемый поток информации.
Какой же безмерно далекой кажется мне поездка на Марс, когда хозяин показывал мне наши владения, от латифундий, которые возделывают в поте лица высшие алые, до полярных областей, где в средневековой изоляции живут черные. Тогда он особо выделял меня, приближал к себе, учил тому, чему сам научился от отца. Я был его фаворитом, пожалуй что вторым после Лето. Теперь Августус ведет себя как чужой человек, ему за меня стыдно. С тех пор как Карнус и его родичи напали на меня в Академии, прошло два месяца. Волосы отросли, переломы зажили, а вот репутация утрачена безвозвратно. Лорд-губернатор Августус серьезных дел мне больше не доверяет – так, одни мелочи. Врагов с каждым днем становится все больше, но теперь они предпочитают перешептываться за моей спиной, а не хвататься за лезвия.
С каждым днем я все больше убеждаюсь в том, что Сыны Ареса ошиблись, выбрав именно меня. Не создан я для всех этих политических игрищ, для стратегических тонкостей! Черт побери, да, я знаю, как спрятать мальчишку в лошадь, предварительно вспоров ей живот, а вот взятку дать нормально не смогу, даже если на кону будет стоять моя жизнь!
В кабинете лорда-губернатора звучит нежный, ласковый голос, будто созданный для того, чтобы изрекать полуправду: «Три нефтеперегонных цеха. Два ночных клуба. Два поста серых. Разрушены бомбежкой с тех пор, как мы покинули Марс. Семь нападений, монсеньор. Пятьдесят девять золотых погибло».
Плиний. Изворотливый, словно саламандра, с нежной кожей под стать розовому, а не золотому. Политик Плиний не имеет шрамов, он не нобиль, даже училище не окончил. Глаза хитро блестят из-под ресниц, таких длинных и пушистых, что любая баба обзавидуется. Вот павлин! Тонкие губы покрыты бледной помадой. От уложенных кольцом волос пахнет парфюмом. Тело худощавое, но мускулистое, хотя, пожалуй, чересчур жилистое, думаю я, глядя на его облегающую шелковую тунику, расшитую чудными узорами. Да из этого котика любой пацаненок сможет в два счета душу вытрясти! Однако он мастер своего дела: распустит нужный слушок тут, вовремя пошутит там, и целые семьи идут ко дну по щелчку его тонких пальцев. Мы оба сильны по-своему: я подобен кинетической энергии, а он – энергетическому потенциалу.
Ходили слухи, что Плиний приложил руку и к уничтожению моей репутации. Тактус даже намекнул: именно Плиний надоумил Карнуса напасть на меня в саду, и уж точно именно он устроил так, что мое унижение было заснято на камеру.
Рядом с Плинием стоит еще один человек. Лето. Великий воин, на десять лет старше меня, волосы заплетены в косичку, улыбка освещает его лицо, словно полумесяц. Настоящий поэт лезвия, достойный преемник Лорна Аркоса, как считают многие. Скорее всего, именно он станет наследником Августуса, а не дети – Мустанг и Шакал. И я, в общем-то, одобряю выбор хозяина.
– Сыны Ареса слишком много себе позволяют, – бормочет себе под нос Августус.
– Конечно, монсеньор, – с прищуром кивает Плиний, – если это и правда их рук дело.
– Кто еще, кроме этих муравьев, осмелится укусить нас?
– Насколько нам известно, никто. Но, кроме муравьев, в мире есть и пауки, и клещи, и крысы. Бомбежка – чересчур примитивный выбор для Ареса, слишком уж неизбирательно и жестоко. Сыны Ареса последовательно ведут технологический саботаж и пропаганду, это по их части. Арес не позволяет себе грубых выходок, и мне сложно поверить в то, что ответственность за теракты лежит на нем.
– Какие соображения? – нахмурившись, спрашивает Августус.
– Возможно, появилась новая террористическая организация, монсеньор. Население планеты, согласно переписи, составляет восемнадцать миллиардов душ, вряд ли один-единственный человек может обладать монополией на терроризм как таковой. Даже криминальному синдикату это не под силу. Я собираю информацию для базы данных и могу сказать, что…
Плиний прав. Теракты, внезапно обрушившиеся на Марс и другие планеты, выглядят по меньшей мере странно. Танцор говорил о справедливости, а не о мести. А эти террористы мелочны и жестоки – они бомбят казармы, торговые центры, ярмарки, кафетерии и рестораны для высших цветов. Арес никогда бы не дал добро на такое. Слишком мало толку, слишком много шумихи. Зачем в открытую бросать вызов золотым, напрашиваясь на верную гибель?
Я сотни раз отправлял Танцору электронные сообщения, но все без толку. Ни единого ответа. Тишина. А вдруг он умер? Или Арес покинул меня, избрав новую тактику беспорядочных бомбежек?
– Возможно, Арес сменил тактику. Он чертовски изобретателен, – сдерживая зевоту, продолжает Плиний.
– Если Арес – это он, – произносит вдруг Лето.
– Интересное дело, – тут же поворачивается к нему Августус. – Почему ты решил, что Арес – женщина?
– А с какой радости мы все думаем, что он – мужчина? Возможно, он – женщина. Или от его имени действует группа людей, что отчасти могло бы объяснить непоследовательную стратегию. Дэрроу, – обращается ко мне Лето, – а ты что думаешь?
– Не донимай Дэрроу вопросами, которых он не в силах понять! – злобно каркает Плиний. – Спрашивай так, чтобы можно было ответить только «да» или «нет»! – восклицает он, глядя на меня с неподдельным сочувствием, и похлопывает меня по плечу. – За этими милыми улыбочками скрывается честный, простодушный монстр, правда, Дэрроу? Лето, тебе ли не знать!
Я оставляю его провокацию без внимания.
– Так вот, Лето, ты, кажется, забыл о том, что мы создали алых и их общество по законам строгого патриархата, – продолжает политик. – Вся их ментальность построена на добыче ресурсов ради эмбрионического терраформирования Марса. Серьезная, тяжелая работа должна выполняться мужчинами. Согласно стратификационному протоколу, к такой работе женщины не допускаются, даже если они способны ее выполнять. Как видишь, Арес не может быть женщиной, потому что никто из этих ржавых крепышей не станет подчиняться женщине или мужчине, который никогда не бывал в шахте!
– Если Арес и правда алый, – с серьезной улыбкой произносит Лето, но Плиний и Августус лишь смеются над его идеей.
– Ага, а может, он – спятивший фиолетовый, вот и решил устроить спектакль! – провозглашает Плиний.
– Или медный брокер, которому просто надоело платить налоги! – поддерживает его шутку Лето.
– О нет! Это черный – он, если позволите сказать, наконец-то осознал ужасную силу технологий и научился пользоваться видеокамерой! – хохочет Плиний, хлопая себя по бедру. – Я бы отдал одну из моих розовых за то, чтобы увидеть…
– Довольно, патриции! – перебивает его Августус, стуча пальцем по столу, Плиний и Лето обмениваются улыбками и тут же поворачиваются к хозяину. – Плиний, давай-ка к делу!
– Да-да, монсеньор! – откашливается Плиний. – Итак, в отличие от пропаганды и кибератак сейчас мы имеем дело с примитивными актами насилия, что сильно облегчает задачу. Наш ответ должен быть прост, кто бы за этим ни стоял. Наши убойные отряды готовы к нанесению тактических ударов по базам подготовки террористов под поверхностью Марса. Рейд нужно провести безотлагательно. Если мы будем медлить, боюсь, что преторы верховной правительницы могут взять дело в свои руки. Рожденные на Луне не понимают Марс. Они тут все в клочья разнесут.
– Глупец обрывает листву. Дикарь валит ствол. Мудрец же перерубает корни, – произносит Августус. – Так однажды сказал моему отцу Лорн Аркос. Это изречение высечено в Зале клинков в Новых Фивах. Удар по базам террористов лишь принесет им больше популярности в сети. Политические игры мне до смерти надоели. Пора менять стратегию. С каждым следующим терактом я падаю все ниже в глазах верховной правительницы.
– Вы управляете Марсом, а не Венерой или Землей. На нашей планете всегда было неспокойно, чего она ожидает?
– Результатов.
– Что вы задумали, монсеньор? – спрашивает Плиний.
– Я намерен отравить корни Сынов Ареса. Мне нужны не серые, а смертники. Найдите мне самых отвратительных, ужасных алых на всем Марсе, возьмите в заложники их семьи и пригрозите отцам, что их сыновья и дочери умрут, если те не выполнят приказ. Большинство смертников пусть бомбят те районы поверхности, где больше всего молодежи, да еще пару шахт, потом решим какие. Женщин не брать. Необходимо расколоть общество. Женщины будут против насилия.
Для него человеческая жизнь гроша ломаного не стоит.
– Еще мы пошлем смертников в города, – продолжает он. – Погибнуть должны не только бурые и алые, не только шахтеры и земледельцы, но и дети синих и зеленых в школах и игровых центрах рядом с граффити Сынов Ареса. Вот тогда-то мы посмотрим, что запоют другие цвета! Уж точно не песню этой чертовой девчонки!
Сердце на мгновение перестает биться. Песня Эо пронеслась над всей планетой, о таком она даже и не мечтала. Запись ее казни взорвала видеосеть Сообщества, всю Солнечную систему, получив миллиарды репостов благодаря хакерам-анархистам. Меня снова охватывает страх, что меня раскроют. Возможно, кто-нибудь из золотых просмотрит архивы и обнаружит, что мужа Эо звали Дэрроу. Но о чем это я? Я и сам сейчас с трудом узнал бы того бледнокожего мальчика, худого, точно скелет. Что же до имени, так имена низших алых вообще не записываются. Когда-то у меня был просто номер, который мне присвоил кто-то из медных чиновников. Л-17Л6363. Тогда на виселице вздернули его, Л-17Л6363, а тело выкрали неизвестные нарушители порядка и, вероятно, похоронили где-то в шахтах.
– Вы хотите посеять вражду между алыми и остальными цветами, а потом взяться за Сынов Ареса из алых, – с улыбкой бормочет Плиний. – Монсеньор, зачем я вообще вам нужен?
– Не опускайся до лести, Плиний. Это недостойно нас обоих.
– О да, монсеньор, – почтительно склоняется тот перед хозяином, – примите мои извинения!
– Хватит скулить! – бросает ему Августус и поворачивается к Лето.
– Боюсь, так мы сделаем только хуже, – задумчиво хмурится Лето. – Сыны Ареса, конечно, доставляют нам неприятности, но не более того. Есть враги и посерьезнее. А если поступим по-вашему, то лишь подольем масла в огонь. Да еще и станем террористами, как Сыны Ареса. Вина за происшедшее ляжет на нас.