Ирония Кьеркегора - Гурвич Владимир Моисеевич 2 стр.


Несколько мгновений Дубровин наблюдал за поедателем чебурека. Да он, в самом деле, на мели. Молодой человек, закончив есть, сунул руку в карман, достал оттуда деньги, тщательно их пересчитал. Но на еще один чебурек капитала не хватило. Он с сожалением посмотрел на палатку и двинулся дальше.

Лучшего момента для реализации своего замысла и не придумаешь, решил Дубровин. Он быстро пошел вслед за ним.

– Молодой человек, можно вас на минуточку? – позвал он.

Молодой человек остановился и обернулся.

– Вы меня? – спросил он.

– Вас. Разве вы меня не узнали, полчаса назад мы были в одном кабинете у Погосяна.

– Что ж из этого?

– Кто знает, что может из чего получиться. Вы не против, если мы немного поговорим. – Дубровин огляделся по сторонам. Буквально в тридцати метрах от них находилось кафе. – Давайте посидим вон в том заведении. Так как приглашение поступило от меня, то и все расходы я беру на себя.

Дубровин не без волнения ждал ответа. Парень явно раздумывал.

– Ладно, пойдемте.

Дубровин почувствовал большое облегчение. У него вдруг появилась уверенность, что его затея увенчается успехом.

В кафе почти никого не было, зато было тихо и прохладно. К ним подскочил официант, явно обрадованный появлению клиентов, провел к столику и положил перед ними меню.

Этого парня надо хорошо накормить, он сейчас в таком состоянии, когда путь к его сердцу лежит через желудок, размышлял Дубровин, листая меню. Цены тут кусались, причем, сильно, но он решил, что сейчас не тот случай, когда стоит обращать внимания на такие пустяки. Вот только надо постараться с ним быть поделикатней. Черт знает, как он будет реагировать на предложение, как следует его накормить. Вдруг взыграет гордость.

– Мы с вами не знакомы. Давайте начнем с этого. Меня зовут…

– Я прекрасно знаю, как вас зовут, – довольно грубо оборвал его собеседник. – Мое имя Виталий Молев. Думаю, вы его не слышали, – усмехнулся он.

– Нет, но этот поправимо. Вы еще молоды.

– Я не ставлю перед собой цель прославиться.

Дубровин решил пока воздержаться от вопроса, какую перед собой ставит цель Молев. Он давно взял себе за правило, не спрашивать больше, чем надо для дела. Тем более, интуиция подсказывает ему, что этот парень не простой. Простые парни редко пишут книги про Кьеркегора. Всему свое время, такой у него будет сейчас девиз.

– А я ставлю перед собой цель хорошо пообедать, не знаю, как вы, а я сильно проголодался. Вы что-нибудь выбрали?

– Мне все едино, выберите сами. – Молев демонстративно отодвинул от себя меню.

– Если вы мне доверяете это ответственное дело, постараюсь справиться с ним достойно.

Дубровин продиктовал заказ официанту с таким расчетам, чтобы этот Молев наелся до сыта. С человеком, утолившим голод, общаться легче, чем с голодным. Не забыл он и про водку, все равно уже выпил у Погосяну коньяка, так что разница невелика сколько у него в крови будет алкоголя.

Дубровин старался незаметно наблюдать за тем, как есть Молев. Хотя он это делал довольно неторопливо, но по некоторым признакам можно было сделать вывод, что он действительно голоден. Как же это он себя довел до такого состояния?

Дубровин разлил водку.

– Предлагаю выпить за знакомство.

Молев удивленно посмотрел на него.

– Вы же за рулем.

– Все равно я уже пил у директора издательства. Да и разве можно двум мужикам по-настоящему познакомиться без выпивки.

– Как хотите, – пожал плечами Молев.

– Тогда за знакомство!

Молев посмотрел на Дубровина, ничего не ответил и молча проглотил водку.

– Вы, наверное, думаете, Виталий, зачем я вас остановил?

– Ничего я не думаю, – ответил Молев, продолжая есть. – Раз остановили, значит, есть цель. Так же просто ничего не бывает.

– В общем, да, если это можно назвать целью. Просто вы меня заинтересовали. Ваш интерес к Кьеркегору, он давно?

– Три месяца назад я о нем ничего не знал, кроме того, что был такой парень на земле.

– А сейчас?

– А сейчас я знаю о нем все, что можно было узнать. Ну, почти все.

– Это все из-за конкурса?

– А из-за чего еще?

– Так хотели его выиграть?

– Было такое желание.

– Нужны деньги?

– А вам они не нужны?

– Деньги нужны всем, но каждому в разной степени.

– В таком случае мне нужны деньги в самой высшей степени.

– Разве вы нигде не работаете?

– Нет.

Дубровин замолчал, обдумывая ситуацию. Можно ли приступать к главной теме разговора или еще рановато?

– А почему вы решили заработать деньги именно таким необычным способом? Есть же массу других возможностей. Вы писатель?

– Еще не знаю, об этом можно будет судить лет через сто.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. И даже мог бы согласиться с этим суждением. Если бы ни одна деталь, что кушать хочется каждый день. И ни по одному разу. Вот такая напасть.

– С этим не поспоришь.

– Так что же у вас с писательством?

– Последний год я писал роман. Но ни одно издательство его не приняло. Я оказался на мели. Вы это хотели узнать?

Надо бы попросить почитать его роман, подумал Дубровин. Но он терпеть не мог читать чужие, особенно не опубликованные произведения. И всегда старался отбиться, когда очередной начинающий литератор пытался ему подсунуть свое бессмертное творение. До сих пор у него это в подавляющем большинстве случаев получалось. Может быть, и сейчас получится.

– Знакомая история. В свое время я тоже что-то похожее пережил. Тут главное не вешать нос. Первый роман редко удается издать.

– Я не вешаю. Тем более и вешалку не на что купить.

– Знаете, иногда удача приходит совершенно с неожиданной стороны, – со значением произнес Дубровин.

– Вы говорите о себе?

Проницательность собеседника не очень понравилась Дубровину.

– Может быть.

– Так, в чем моя удача?

– Я тут подумал. – Дубровин замолчал. – Не хотите помочь мне написать эту книгу о Кьеркегоре? Разумеется, я заплачу. Понимаете, у меня есть еще ряд обязательств, которые я принял на себя ранее. И могу не успеть сдать рукопись к назначенному сроку. Учитывая ваше знание материала, могли бы выполнить часть, назовем, это технической работы. Как вам мое предложение?

– Нормальное. Я согласен, – не раздумывая даже секунду, произнес Молев.

Неожиданно у Дубровина что-то сжалось внутри. А не слишком ли он поступил опрометчиво? Он же совершенно не знает этого парня.

3

Дубровин ждал Молева с непонятным для себя волнением. Утром его вдруг охватило ощущение, что напрасно он все это затеял, надо было отказаться от этого проекта и забыть про него, как про плохой сон. Конечно, деньги нужны до зарезу, все время появляются новые расходы, но можно было бы подумать, как их добыть в другом месте. А он явно выбрал не лучший, можно сказать первый попавшийся вариант. Вчера вечером он попытался сосредоточиться на герое, отрыл в Интернете все, что там написано о нем. И стал читать. И уже через пять минут ему стало муторно, как от писаний самого Кьеркегора, как и от него самого. До чего противный и главное скучнейший тип, поглощенный самим собой и собственными нелепыми представлениями о мире. Просто удивительно, что когда-то он, Дубровин мог заниматься этим человеком. Правда, насколько он помнит, он и тогда был ему не слишком симпатичен, взялся за эту тему не по велению сердца, а практически по принуждению.

Но если тогда датчанин был ему не симпатичен, то сейчас – просто отвратителен. Как странно, что подобные личности восхищают людей, точнее, в основном потомков. Хотя скорей всего это не более чем самообман; если бы он, в самом деле, вызывал восхищение, все хотели бы быть таким, как он: так же жить, чувствовать, мыслить. Но таких нет и в помине, он, Дубровин, встречал в своей жизни тысячи человек – и ни один из них не желал быть на него похожим. Чудака или даже полусумасшедшего принимать за гения – это чисто человеческая черта; мы пленяемся непохожестью, нестандартностью, как экзотическим блюдом. Но его можно поесть раз, ну два, а потом быстро надоест. Зато любимую еду можем поглощать всю жизнь, какой бы простой она не казалась.

Дубровиным вдруг овладела смертельная скука, все эти мысли были ему не нужны, они появились, как реакция на сделанную им глупость. То, что это была глупость, сомнений у него уже не было; согласно его представлению, глупость – это все то, что вызывает в человеке отторжение. Конечно, за эту глупость ему хорошо заплатят, потому-то он ее и совершил. И все же это обстоятельство по большому счету не меняет сути дела, внутренний голос подсказывает, что он не должен был так поступать. А к нему он всегда прислушивался. И часто не напрасно.

А теперь помимо прочего ему придется еще как-то выстраивать сотрудничество с этим непонятным парнем. Дубровин знал, что некоторые писатели использовали таких литературных негров, но лично сам он не делал никогда. Да и не собирался, все его произведения были написаны от первой до последней буквы им самим. Но тут особый случай, он стал жертвой обстоятельств. Однако при любом раскладе надо как-то направлять процесс. Книга-то выйдет за его подписью, а потому он не может доверить ее написание другому. Понятно, что тот будет помогать, делать черновую работу, писать наброски, развивать его мысли. В общем, создаст некий скелет. А он, Дубровин, затем сядет и нарастить на него мясо, мышцы, все положенные органы.

Дубровин почувствовал хоть какое-то облегчение, наконец-то он нашел решение. Пусть не совсем полное, но вполне приемлемое. В последнее время его мучило то, что он не понимал, как все это организовать. Хотя и сейчас не все до конца продумано, какие он станет давать руководящие указания, ему пока не понятно. Надо вгрызаться в материал, изучать жизнь Кьеркегора и все ту ерунду, что угораздило тому насочинять. Сидел бы в своей теплой копенгагенской квартире – и убивал мух. Так нет, надо было корпеть над своими сочинениями. Между прочим, результат абсолютно одинаков, ни то, ни другое занятие никакой пользы не принесло.

Внезапно Дубровиным овладел припадок такой ярости, что он едва не запулил в стену первым же попавшимся под руку предметом. Он поймал себя на том, что одна мысль о Кьеркегоре, о необходимости погрузиться в жизнь и сочинения этого человека, о предстоящей работе с Молевым приводит его в бешенство. И это только начало, а что будет по мере того, как станет разворачиваться весь этот нуднейший процесс. Хотя, вдруг озарила его мысль, ведь этот парень готовился сам писать книгу о нем. Погосян говорил, что тот подал интересную заявку. Это означает, что Молев, по крайней мере, неплохо изучил этого датского зануду. Значит, можно будет воспользоваться его знаниями. В определенной степени, разумеется. Но и пренебрегать ими было бы глупо. Следовательно, в какие-то моменты можно поручить ему делать больший объем работы. Понятно, что, не выпуская общее руководство из своих рук.

Дубровин немного успокоился, но в глубине души он понимал, что на самом деле он скорей занимается элементарным самовнушением. Он просто утопил тревогу поглубже, но она никуда не исчезла, а только притаилась до поры до времени. Но что же делать, он не первый раз так поступал, проводил что-то вроде самопсихоанализа, заставлял себя забыть о плохом, искусственно восстанавливал нормальное состояние духа. Другое дело, что далеко не каждый раз удавалось сохранять его надолго. Но это вещь совсем непредсказуемая, тут уж как повезет.

В кабинет вошла жена. Дубровин без большой радости посмотрел на нее, в последнее время ее мрачное настроение все больше раздражало его. Вот и сейчас Алла была явно не в духе.

– Ты приготовила ему комнату?

– Разумеется, ты же просил.

– И где?

– В мансарде. Комната небольшая, но очень милая.

– Туда ведет очень крутая лестница.

– Он же молодой, заберется. – Алла села в кресло, положила ногу на ногу и закурила. Несколько секунд она сосредоточенно выдувала из себя густые клубы дыма, которые облачками разлетались по кабинету. – Скажи, это обязательно, чтобы он жил у нас? – вдруг спросила она.

– Так будет гораздо удобней нам работать. Нам нужен постоянный контакт.

Алла вдруг резко встала с кресла.

– Ты знаешь, как я не люблю, когда у нас в доме живут посторонние. Должно же быть на земле место, где я могу побыть наедине с собой. Для меня это так важно.

– Разумеется, дорогая. – Дубровин любыми путями хотел сейчас избежать вспышку раздражения у жены; всякий раз, чтобы успокоить ее, приходилось затрачивать много времени и сил. Желания же сейчас расходовать то и другое на эту пусть даже весьма благую цель, не было никакого.

– Но тогда, зная об этом, зачем пригласил его пожить у нас?

– Я уже объяснил, так удобней будет нам работать.

– Ты всегда думаешь только о своих удобствах.

– Давай не будем спорить. Я должен непременно выполнить этот контракт, если мы хотим сохранить дом. Ты же помнишь, нам надо выплачивать кредит.

– А мне плевать на дом. Зачем мне дом, если в нем находятся люди, которых я не желаю видеть.

– Ты его и не будешь видеть, он будет сидеть в своей мансарде и писать. Разве только спускаться на обед.

– И на ужин.

– И на ужин, – подтвердил Дубровин.

– И на завтрак.

– И на завтрак. Не можем же мы его морить голодом.

– Мне этого вполне будет достаточным, чтобы чувствовать в своем доме чужой. – Алла быстро направилась к выходу из кабинета и изо всех хлопнула дверью.

Кажется, у нее окончательно испортился характер, подумал он.

4

Дубровин водил Молева по дому и участку, давая подробную характеристику каждому уголку своих владений. Он чувствовал гордость за то, что сумел построить такой замечательный особняк. И сейчас как бы чужими глазами обозревал всю эту красоту. Своими он уже вдоволь насмотрелся, теперь же ему хотелось узнать впечатления своего гостя.

Дубровин и сам не понимал, почему ему столь важно услышать впечатления именно этого парня. С момента своего вселения в дом, гостей в нем пребывало предостаточно, в том числе лиц, известных на всю страну. И все как один выражали свое восхищение и восторг увиденным. Да и разве могло быть по другому, он, Дубровин во время строительство провел здесь огромное количество времени, не жалея сил влезал в малейшие детали планировки и отделки, сам выбирал все материалы. И теперь может гордиться своими достижениями, все сделано не только роскошно, что сейчас не так уж и редко, но и с большим вкусом. По большому счету – это даже и не дом, а настоящее произведение искусств, маленький дворец, воздвигнутый для наслаждения процессом бытия.

Экскурсия завершилась, но Дубровин так и не получил настоящего удовлетворения от нее. Молев, хотя и восторгался увиденным, но уж как-то чересчур спокойно, даже скорей безучастно. Словно бы выполнял какой-то ритуал. Дубровину вообще не понравилось, как он держался. И вообще весь его внешний вид. Держался же Молев подчеркнуто независимо, даже отстраненно, одет же был, по его мнению, вызывающе, в до предела потертые джинсы и в легкий, непонятного цвета свиторок.

В принципе ничего странного и особенного в такой одежде не было, молодежь еще и не так наряжается. Но Дубровину чуть не в каждом жесте и слове Молева чудился вызов. И это ужасно ему не нравилось, он чувствовал, как по отношению этому человеку у него формируется какой-то не совсем понятный комплекс неполноценности. А ведь кто он такой есть? Да, абсолютное никто, неудавшийся писатель. Не издал своего романа и никогда не издаст. Хотя он, Дубровин, мог бы ему в этом помочь, многие издатели прислушиваются к его мнению. Только этого он ни за что не станет делать. Пусть сам пробивается.

Дубровин подвел Молева к своей гордости – бассейну. Голубая вода маняще слегка подрагивала у их ног.

– Если возникнет желания искупаться, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи, – предложил Дубровин. – Да и вообще, чувствуйте себя как дома. Я знаю, как это необходимо для высвобождения творческой энергии.

Назад Дальше