Диом ускорил бег. Дорога стала ровной – спину убежавшего вперёд Лукреция сын варвара видел перед собою отчётливо. Однако он решил перехитрить его, свернув с дороги к обрыву, чтобы, пока Лукреций покрывает дицию за дицией по петляющей дороге, заметно сократить свой путь, пройдя до бухты поморников по самой кромке воды.
Ему пришлось убавить скорость, пробираясь через кустарник и высокую траву. Не сомневаясь в том, что харидянин уже порядочно устал, сын варвара не особо торопился. Где прыгая по валунам, где медленно спускаясь по обрывистому склону, он добрался до воды и, немного передохнув, помчался как на состязании.
Бежать по мокрому песку и мелкой гальке в плотных, но лёгких кожаных сандалиях особого труда не составляло, но время от времени парню приходилось плыть, причём в местах, которые разведать он ещё толком не успел. Забредая в воду очередного грязного заливчика, юноша испытывал тревожное сосание под ложечкой: вдруг под водой здесь кто-то притаился, чтобы неожиданно схватить плывущего? Каких только чудовищ не рождает Гайя3 в своей утробе-преисподней!
Диом, конечно же, знал о том, что ни одного из этих жутких порождений Мрака никто ещё за всю историю Цивилизации не встретил. И всё же чувство страха всегда всплывало у него откуда-то из подсознания в момент, когда он в полном одиночестве переживал необходимость форсировать непривлекательное с виду место.
Особенно страшили старые лиманы с болотистыми и воняющими берегами и торчащими из-под воды скалами, увешанными тиной. Но отказаться от уже начатого дела Диомидий ни за что не смог бы: это же потом всю жизнь себя не уважать за трусость. Плюс ко всему ему хотелось во что бы то ни стало доказать Лукрецию, что все публичные забеги, на которых друг сумел его победить, по жизни ещё ни о чем не говорят.
Размышляя в таком ключе, Диомидий не заметил, как добрался до места, где высота обрыва берега был теперь заметно меньше, чем там, где юноша спустился к полосе прибоя. Полукровка сумел вскарабкаться наверх, без особого труда подтянувшись на корнях торчавших из земли растений, и примерно через полминуты залёг в густой траве у дороги, накатанной колёсами рыбацких арб. Приближение Лукреция сын варвара скорее почувствовал, чем заметил: скрывая бегуна по самую макушку, буйная растительность ещё и приглушала топот ног, который в дополнение к этому смягчался и кожаными сандалиями.
До весёлой встречи друга оставалось еще около минуты4, и Диом решил взглянуть на расположенный внизу посёлок рыбаков-поморников.
Как парень и предполагал, в бухте царило спокойствие. По всему было видно, что об опасности здесь не знают.
И не удивительно: во все времена этот отважный и добрый в сущности народец отличался беспечностью. Эти люди так и не выработали в себе привычку посматривать на сторожевую гору, поэтому тревожный дым сигнального костра в тот день они не заметили. Не расслышали они и голос гонга, который ветер, как назло, относил далеко в сторону от бухты – в столь тревожный час все оставшиеся дома поморники, а в основном это были дети, женщины и старики, спокойно занимались привычными делами: коптили рыбу, развешивали на солнце выполощенное в ручье бельё, готовили обед. Старики же, как водится, мастерили что-то незатейливое, расположившись на порогах плохо скроенных хибарок.
Всмотревшись в море, Диом заметил рыбацкие лодчонки с сидящими в них полуголыми парнями. Даже издалека можно было понять, что гребут они изо всех сил, стремясь как можно быстрее добраться до берега.
«Уже возвращаются. Значит, заметили корабли артаков», – удовлетворённо подумал полукровка. И в тот же миг услышал приглушённый топот: Лукреций приближался. «Ну, заносчивый философ, сейчас ты очень сильно удивишься!» – напрягся Диомидий в предвкушении потешной схватки.
Философом сын варвара и горожанки называл своего харидского друга не без причины: в манере высказываться о чём-либо Лукреций неосознанно подражал учителю естествознания Даливару, считавшему умение пространно рассуждать для мужчины намного более значимым, чем умение сражаться.
Но вот Лукреций вывернул из-за камней, и Диомидий прыгнул ему навстречу из густой травы, подражая большой хищной кошке. Внезапно сбитый на спину, в первую минуту харидянин даже не сопротивлялся, лишь молча лежал с прикрытыми глазами, стараясь как можно быстрее восстановить сбитое внезапным нападением дыхание.
Это оказалось весьма затруднительным делом, поскольку противник сидел на нём, подобно всаднику, стискивая своими мощными ногами рёбра и с силой прижимая перехваченные за запястья руки Лукреция к его же груди.
Полежав с закрытыми глазами около минуты и готовясь, видимо, к самому худшему из возможного в подобных случаях, харидянин резко распахнул глаза. И тут же, увидев над собою вместо артака Диомидия, от души расхохотался, после чего, захлёбываясь от недостатка воздуха, с улыбкой заявил:
– Сдаюсь! Ты выиграл состязания по бегу и борьбе.
Парень, видимо, полагал, что друг тот час же «сойдёт с коня», как среди харидских юношей называлось освобождение уложенного на лопатки соперника по борцовской схватке. Однако, припечатав руки побеждённого Лукреция к примятой траве, сын варвара «наехал» на них коленками, плотно усевшись юноше прямо на грудь. Это уже было против всякой логики, и Лукреций нахмурился:
– Чего ты? Сейчас ведь не до игр! Пусти меня, тебе говорю!
Диомидий даже не шолохнулся, продолжая сидеть на Лукреции, словно это доставляло ему огромное удовольствие. Всерьёз разволновавшись о поморниках, горожанин сердито выдохнул:
– Их необходимо срочно предупредить! Освободи меня немедленно, придурок!
– Ещё чего, – наигранно оскалился Диом. – Если я сейчас встану, ты два месяца подряд всем встречным будешь врать, будто играючи скинул меня, как жеребец плохого всадника.
В мирное время безбашенное поведение сына варвара Лукреция обычно не напрягало. Нередко ему даже было интересно ожидать от желтокудрого полукровки какой-либо хулиганской выходки. К примеру, год назад, навязав Лукрецию потешный поединок, этот резвый весельчак просидел у него на животе так долго, что чуть ли не кричал от боли, разгибая потом свои мускулистые ноги: до такой степени они у него затекли, пребывая в «сложенном» виде. И харидянину при этом было хоть бы что. Однако на этот раз Лукреций не на шутку разозлился.
Безуспешно попытавшись, резко вставая на мост, перебросить сына варвара через свою за голову, харидянин начал извиваться ужом в надежде перевернуться на живот и, поджав под себя колени, подняться на ноги с Диомидией на «закорках». Не вышло: потомок двух народов тем и отличался от чистокровных харидян, что мог сидеть в седле любого скакуна как в прямом, так и в переносном смысле, причем гораздо дольше и уверенней, чем дети чистокровных жителей Культуры.
Если в состязаниях по бегу на короткие и средние дистанции, метанию копья и фехтованию мечами в строю гораздо чаще побеждали чистокровные харидяне, то в стрельбе из лука на скаку, а также и в борьбе, когда необходимо было, измотав противника, как можно дольше не устать, сыны окиянов и полукровки равных себе среди «культурных» не имели. Уже в тринадцать лет Диомидий много раз укладывал на лопатки не только темноволосых сверстников, но и юношей, которые были на два, а то и на четыре года старше него.
Лукрецию давно уже казалось, что, дожив почти до возраста мужчины, Диомидий так и остался внутренне ребёнком, при этом обладая силой взрослого кочевника. Набравши в лёгкие как можно больше воздуха, харидянин с гневом выдохнул приятелю в лицо:
– Диом, ты часом не сдурел?! Или в тебя уже успел вселиться демон? Ты не понял до сих пор, что происходит и почему я побежал сюда?!
– Да ладно, друг, не трепыхайся, будто рыба, которую поймали руками уже на берегу, – желчно усмехнувшись, Диомидий тут же сделался серьёзным. – Ты ведь сумасшедший. Отпусти тебя – так и потеряешь чего доброго.
Устав бороться, Лукреций расслабился и прикрыл глаза.
– Ты всегда куда-то мчишься, не спрося ни у кого совета, – Диомидий продолжал его воспитывать. – Считаешь, что раз науки тебе даются лучше, значит ты во всём меня умнее. Ну-ка! Лежи спокойнее! – он вновь напрягся и повысил голос, потому что Лукреций вдруг остервенело под ним заметался.
– Я не могу тебя так просто отпустить хотя бы потому, что не хочу лишить Харид такого вредного философа, как ты. Хвала Каледосу, что я сильней тебя. По крайней мере, в удержании под седлом, – желчно хмыкнув, Диомидий снова сделался серьёзным: – Иначе бы ты просто удрал навстречу монстрам, наверняка закованным в доспехи. Пришлось бы и мне погибнуть в бессмысленном бою с толпой артаков.
– Неужели им никак нельзя помочь? – обречённо спросил харидянин в надежде на моральную поддержку сына варвана.
Но, отпустив руки Лукреция и выпрямившись, тот покачал головой:
– Нет. Прости за такое обращение с тобой, но у меня не оставалось выбора.
Поднявшись, он подал товарищу руку.
Лукреций лежал ещё с полминуты, словно не решаясь что-либо предпринять. И вдруг отчаянные вопли донеслись до их ушей от бухты. Харидянин вскочил. Юноши обернулись.
Страшно размахивая гигантскими крыльями, пришедшие от моря демоны, как коршуны, летали над лодками спешащих к берегу поморников. Артакские крыланы (так их чуть позже прозвали харидяне) метали в головы ничем не защищённых рыбаков не то ножи, не то большие чёрные, будто покрытые смолой иглы, которые насквозь пронзали обнажённые тела поморников. Бирюзовая вода вокруг их лодок стремительно окрашивалась кровью. А все, кто был на берегу, носились в панике вдоль кромки берега, не зная, что предпринимать, и будучи не в состоянии понять что-либо из происходящего.
И это тоже никого не удивило бы:
Беспечность рыбаков
всегда их приводила к неоправданным потерям —
во время нападения врага, и если начиналась вдруг
морская буря,
когда цунами уносили
с собой немало стариков, детей и женщин. Да и что они могли придумать
в момент внезапного явления могучих демонов, когда о них в Хариде даже толком ничего не знали.
Нельзя ведь было предсказать и месяц их возможного вторжения
на территорию Харида,
не говоря уже о часе нападения.
(Даливар Харидский. Поэма-эпопея «Артаки»,
9376 г. до н.э.)
Артаки никогда не оставались в Цивилизации надолго. Разрушив и предав мечу очередной её форпост, они в тот день же исчезали в море. Какой из городов у них на очереди, догадаться было невозможно. И так уж получилось, что Харид в этом ряду стоял последним…
Поморникам следовало бы отступить в горы загодя – лучше всего сразу, как только узнали о гибели Ланнорасса. На старых дедовских местах их небольшое племя могло бы запросто укрыться от глаз артаков.
Когда-то предки рыбаков
освоили в горах на Побережье
немало скрытых лабиринтов и пещер,
найти которые непосвященные в их тайны не смогли бы
ни за какое время.
Там бы поморники сумели сохранить свой род.
Но кто сумел бы убедить поморников покинуть бухту в пору,
когда любой, совсем недолгий, выход в море
приносит сказочный улов?
Да, как это ни горько это было сознавать, но
образ мысли рыбаков-поморников не позволял им,
не выменяв на рыбу
в славном городе Хариде всяческих продуктов и
необходимой для ведения хозяйства утвари,
уйти с насиженного места скопом и не мешкая туда,
где, как они считали, их никто не ждёт.
(Д. Харидский. Поэма-эпопея «Артаки»,
9376 г. до н.э.)
Будь у поморников в запасе хотя бы полгода, они, конечно же, подготовились бы к переселению. Увы, беда не спрашивает, когда к ней подготовятся. А у поморников ни в хижинах, ни в лодках не имелось даже приличного оружия, не говоря уж о доспехах. Короткие набедренные пояса из плохо выделанной кожи, на которые крепились обычно узкие недлинные кинжалы – этим боевое снаряжение поморников и ограничивалось. А луки со стрелами? Зачем они, если эти рыбаки давно забыли, как охотиться на птиц.
Лукреций и Диом с величайшей горечью в глазах смотрели на стаю демонических крыланов, грозно кружащих над лодками рыбаков. Демоны едва ли не выклёвывали красивым молодым мужчинам глаза, а те из-за того, что не имели луков и были заняты поспешной греблей, не могли им достойно ответить. К небольшому утешению, крылатых демонов ребята насчитали не более десятка и, приглядевшись, поняли, что меткостью последние не отличаются. Настоящее беспокойство вызывали поэтому не крыланы, а оскаленные морды минотавров на парусах, неумолимо и грозно увеличивающихся в поле зрения по мере приближения зловещих кораблей артаков к берегу. Под дующим от моря ветром головы чудовищ будто бы тянулись пастями к селению поморников.
Уже как минимум полсотни вражьих кораблей, не убавляя скорости, влетели в бухту, и лодки-плоскодонки, падая с бортов, активно шлёпали о воду. Юноши отлично понимали: ещё немного, и несокрушимый вал закованных в броню чудовищ с победным кличем выкатит на берег. Жёнам, детям и родителям поморников следовало бы не теряя ни секунды отправиться в горы, оставив своих мужчин одних. Спастись вместе, как диктовали им чувства, шансов не оставалось. Но этого они, по всему было видно, как раз и не желали понять.
– Великий Каледос! Что они делают! – широко раскрыв глаза, с горечью в голосе воскликнул харидянин. – Ну почему они не убегают!
Он уже готов был ринуться вниз по склону, но Диомидий вовремя схватил его за руку:
– Не горячись! И сам погибнешь, и помочь им ничем не сможешь. Зато за стенами Харида мы окажемся куда как полезнее, чем здесь.
Посмотрев на темнеющие вдалеке горы сын варвара вдруг с надеждой в радостном голосе воскликнул:
– Глянь-ка! Мне кажется, это наши скачут рыбакам на помощь! Как они так быстро догадались? Молодцы!
Не отличавшийся особой зоркостью Лукреций поначалу ничего не разглядел. Однако пристальнее вглядевшись в тучу пыли, поднявшуюся между бухтой и горами, всё-таки заметил силуэты всадников, во весь опор скакавших на могучих рысаках к селению поморников.
Крыланы сумели убить и ранить иглами десятка два рыбаков, но, растративши метательные средства, были вынуждены вернуться на корабли. Это помогло поморникам благополучно высадиться на песчанную отмель. Ступив на берег, они бегом направлялись к хижинам – забрать хранившееся в них оружие.
На фоне только что произошедшего отлива десантироваться артакам оказалось непросто – к великой радости Лукреция и Диомидия, поморники успели отправить свои семьи в горы и вооружились ещё до того, как первые эшелоны врагов смогли начать наступление.
Всё время, пока поморники готовились к встрече врага, а демоны атаковать, Диомидий и Лукреций простояли на склоне крутого спуска к бухте, будто окаменевшие, молча наблюдая за происходившим. Лукреций, несомненно, переживал куда сильнее, чем его друг-полукровка: аккумулируя хладнокровие, по венам и артериям светловолосого сына степей струилась кровь окиянов – лучших воинов Побережья, не ведавших страха.
И он взирал на поле предстоящего сражения
Почти как ко всему привычный воин.
Зато Лукреций в ожидании резни
едва ли не до крови
искусал
свои мальчишеские губы, —
– так описал эту сцену много дней спустя один знаменитый в те времена Даливар Харидский.
Вспенивая воду сапогами, артаки с воем повалили на берег.