– Ирина Александровна, вина или шампанского? – Алексей Юрьевич смотрит на мой опустевший стаканчик и улыбается. Он, конечно, уже мой. На этот вечер целиком и полностью. Но, надо отдать ему должное, ведет себя на редкость стойко и прилично. Разговаривает со всеми, улыбается Зинаиде Васильевне, не забывает подлить вина и ей, и Даше. Но в том, как он смотрит на меня, как вдруг теплеет его взгляд, когда мы встречаемся глазами… ошибиться нельзя.
– Вина, – я пододвигаю ему свой стаканчик, – и может, мы немного приоткроем дверь? Душновато у нас…, – я улыбаюсь. Дверь мы закрыли перед тем, как откупорить шампанское. Пить-то вообще-то в поездах вроде как сейчас нельзя….
– Да, тепло, – весело соглашается Алексей Юрьевич, – но можно сходить проветриться, в коридоре должно быть прохладно….
Вот и первый звонок. Но не успеваю я согласиться или отказаться идти «проветриваться», а это значит, по мнению мужчины, побыть наедине и возможно поцеловаться, чего я вообще-то не делаю никогда, но он-то этого не знает, в общем, не успеваю я и слова сказать, как Иван, не прерывая своего разговора с Дашей…, а они, кстати, уже сидят рядом. Я не сказала? Да, при каком-то очередном движении, когда появлялась другая колбаса и вино, они незаметно переместились: Алексей Юрьевич оказался у окна, а Даша – посередине, между ним и Иваном. И компания незаметно, совсем-совсем незаметно поделилась на две группки. Условные, условные! Мы продолжаем общаться все вместе, но… группами. Одна группа – это Алексей Юрьевич, Зинаида Васильевна и я, и другая – это Иван и Дарья. Жаль, что не Марья: точно по классике бы было. Так вот, Иван, не прерывая своего разговора с Дашей, приоткрывает дверь, и из коридора в купе проникает свежий, действительно прохладный воздух.
– Ой, хорошо-то как! – искренне восклицает Зинаида Васильевна, – здесь и правда было очень душно. А мы привыкли и не замечаем…
– Ну как же не замечаем, вон все как раскраснелись, – смеется Алексей Юрьевич.
– Действительно нужно сходить проветриться, – чуть кокетливо говорит Зинаида Васильевна, – да и размяться немного.
– И покурить, – Даша смотрит на Ивана, она весела и как-то даже, я бы сказала, раскрепощена, – а то с вами так и курить бросишь.
Но Иван просто смеется. И тут начинает происходить непонятное движение. Первой встает Зинаида Васильевна, и неожиданно обращается к Алексею Юрьевичу.
– Пойдемте, проветримся, Алексей Юрьевич, пусть молодежь без нас выпьет.
Разочарование, мелькнувшее в глазах мужчины, тронуло меня до глубины души и рассмешило одновременно, но я… я не рассмеялась, я поощрительно, с пониманием и чуть обещающе улыбнулась, поймав его взгляд. Дескать, иди, обязательно иди, чтобы потом никто никого не заподозрил. А у нас с тобой еще все впереди. И он встает.
Даша, взглянув на меня заговорщицки, предлагает:
– Пойдем, покурим?
Я улыбаюсь с подчеркнуто-явным разочарованием:
– Не курю.
– Это правильно, – покровительственно и радостно говорит Даша, доставая сигаретную пачку из сумочки, – правильно. – И она поворачивается к Ивану, – пойдем?
– Я, Дашенька, тоже не курю, – неожиданно произносит Иван, – иди, – он мягко улыбается, – только возвращайся быстрее.
И опять разочарование, теперь в глазах Даши. Смягченное, правда, его словами и его интонацией… о, боже мой, точно такой же, как мой взгляд: поощрительно-понимающий и многообещающий: иди, дескать, у нас еще все впереди. И тут я не выдерживаю: я начинаю смеяться. Слава богу, все ушли, в смысле все, кто не играет в эту замечательную игру. А Иван, он тоже начинает смеяться. Мы хохочем секунд тридцать, потом он резко пересаживается на мою полку и привлекает меня к себе. Вино, пустое купе, и ощущение близкого по духу человека, сыграли злую шутку: я отвечаю на его поцелуй. Все-таки флирт – опасная игра. Можно и заиграться. В какой-то момент я выныриваю из волшебства запретного поцелуя и смотрю на Ивана. У него странный взгляд: озадаченный и затуманенный. Боюсь, что и сама выгляжу чуточку растерянной. Я прикрываю глаза и, смеясь, шутливо отталкиваю его:
– Сумасшедший.
Он смеется довольным, но тоже слегка растерянным смехом и послушно пересаживается обратно на свою полку.
Мы молча смотрим друг на друга. Неожиданный поворот. И все бы ничего, но целоваться – это я зря. Но елки-палки, как оказывается, это приятно – забытое ощущение новизны. Или он так целуется, что забываешь обо всем? Но он же совсем мальчик по сравнению со мной. Да, зря это я, зря. Одно вдохновляет: завтра рано утром мы расстанемся и вряд ли когда встретимся, тем более что и живем в разных городах в восьмистах километрах друг от друга. Это утешает.
А Алексея Юрьевича я больше поощрять не стану. Все-таки это свинство – целоваться с сыном и давать надежду отцу. Пусть даже на несколько часов.
Даша возвращается первой. От нее немного пахнет дымом, но дверь у нас открыта, поэтому ощущается не очень. Вслед за ней подтягиваются и Алексей Юрьевич с Зинаидой Васильевной. Они спокойны, разве чуточку разочарования в интонациях женщины я углядела: значит, не целовались. Ну что ж, это не каждому дано.
– Ну что, еще по глотку? – довольно бодро предлагает Алексей Юрьевич.
– Да, давайте, да и пойду я, – Иван довольно демонстративно глядит на часы, – ого! Уже три часа, а завтра ранний подъем.
Мы выпиваем, и Иван поднимается:
– Всем спокойной ночи, завтра увидимся.
– До завтра, – Зинаида Васильевна прощается вежливо и без интереса, ей все равно, ее интерес остается здесь, на соседней полке.
– Пока, – чуть ожидающе произносит Даша. Она не очень понимает, что произошло здесь в ее отсутствие, и, конечно же, надеется на утро.
– Спокойной ночи, – улыбаюсь я. В моей интонации усмешка. Дескать, спи спокойно, дорогой товарищ, если сможешь.
Иван чуть ухмыляется в ответ и уходит. Даша молча и быстро забирается на свою верхнюю полку и отворачивается в стене. Понятно, думать будет и мечтать. Зинаида Васильевна расстилает свою постель, а Алексей Юрьевич деликатно выходит в коридор, чтобы дать нам возможность улечься. Зинаида Васильевна действительно укладывается, а я, взяв сумочку и полотенце, выхожу в коридор. Алексей Юрьевич стоит около окна. Обернувшись на звук открывающейся двери, он чуть ожидающе смотрит на меня. Он тоже не понял, что произошло, и ждет продолжения. Но я улыбаюсь чуть отстраненно:
– Можно уже входить.
И прохожу мимо. Обернувшись, как бы невзначай, в конце коридора вижу, как он входит в купе. Вот и славно. Хуже, если бы стал дожидаться, пока я пойду обратно. И бессмысленно, и репутация, как вы понимаете. Я выхожу в тамбур…. Этого, конечно, нужно было ожидать, но я как-то была не готова. В тамбуре, прислонившись к стене так, что его не видно из коридора, стоит Иван. Он молча хватает меня за руку и буквально силой вытаскивает во второй тамбур, тот, который уже на проходе в соседний вагон. Не говоря ни слова, он снова начинает меня целовать. Я отбиваюсь, хоть и не очень яростно, но упорно.
– Иван, прекрати.
– Ирина Александровна, почему?
Это звучит забавно: по имени-отчеству, на вы…
– Это опасные игры….
– Так и хорошо, с адреналинчиком…
Я смеюсь и уворачиваюсь:
– Все, Иван, перестань.
– Почему? – он не менее настойчив, обнимает крепко, губами все время пытается поймать мои губы или, когда это не удается, целует меня в шею.
– Иван, мы же с тобой в одной команде.
– В какой команде? – Иван улыбается.
Понял ты, браток, все понял, но я уточню, если нарываешься:
– В команде мошенников.
Да, милый, ты довольно способный игрок: смотришь в меру удивленно, в меру понимающе, но рук не разжал, улыбка ласковая – я это оценила. Что скажешь?
– Мошенников? Я …, – легкая показательная пауза, – не совсем согласен.
Я смеюсь:
– Не совсем?
Он тоже смеется:
– Не совсем…
– Но в целом …?
– Ну, в целом…
Потрясающий по содержательности разговор у нас получился, конечно, но это только внешне. На самом деле, точки расставлены: пора дать ему урок.
– Так вот, милый, запомни: со своими не играют, потому что это называется «подстава».
– А если просто отдохнуть? Получить удовольствие?
– Ох, юноша, не разочаровывайте меня! Получить удовольствие от чего? От простого поцелуя? – я чуть лукавлю: поцелуй – тот, в купе – был… не простым, но молодежь надо учить и я продолжаю, – а как же процесс подготовки, завоевания? Если тебе нужен только конечный результат – тебе никогда не стать настоящим мастером. Ты превратишься в обычного кобеля.
– Странный разговор, – Иван смотрит чуть озадаченно, – я никогда об этом не задумывался.
– Так может тебе это и не нужно, – пожимаю я плечами, – может, ты любитель.
– А Вы – профессионал? – звучит без насмешки, даже, я бы сказала, с уважением.
Я не отвечаю – я смеюсь. И тем самым допускаю ошибку. Я расслабилась, я решила, что раз так откровенно все сказала, то все уже и закончилось. Недооценила, так сказать, молодого коллегу. А он, оказывается, настоящий талант. Потому что в этот момент, пока я расслабленно улыбаюсь, он наклоняется ко мне и шепчет:
– Но я тоже кое-что могу…, – и осторожно касается губами моего уха, – Вам ведь понравилось целоваться со мной?
Вопрос, не требующий ответа. Так я решила, и опять ошиблась. Надо было ответить – все равно что, а я промолчала. И тогда он, наконец, нашел мои губы.
Поцелуй был недолгим: моя репутация, как вы помните. Я не должна отсутствовать более десяти – пятнадцати минут. Вырвавшись из объятий Ивана, я посмотрела на часы: практически уложилась.
Вернувшись в купе, я бесшумно забираюсь на свою полку. Стук колес привычно успокаивает. Конечно, зря я так. Но что ж теперь поделать: в любой игре бывают ошибки, ложные ходы и временные поражения. Впрочем, в данном случае все не по правилам. Я ведь не играла. Интересно, а он?
– Ну, хорошо, тогда расскажи, как вы познакомились… – Но ты же знаешь – как
– Этого мало. Мало знать – надо осознать. Сейчас важно не знание, а осознание.
Смешно прозвучало, сплошная тавтология – масло масляное, но ничего не поделаешь: вопрос сформулирован и на него придется отвечать. Впрочем, чего лукавить: мне приятно вспоминать то время. Итак, это было пятнадцать, нет, больше – почти двадцать, да, почти двадцать лет назад…. А мне почти тридцать. Я замужем, у меня двое сыновей. И я счастлива. Да, счастлива, несмотря на то, что это трудные годы, когда в магазинах бешеные цены, зарплату не платят месяцами, в стране разброд и шатание, и нет никакой, как это называлось раньше, уверенности в завтрашнем дне. Все ужасно, но я счастлива. Теперь я это понимаю особенно отчетливо. Тогда конечно, не все было так очевидно. Мы нервничали, недоедали, впадали в панику, ссорились и мирились. Но все это такие мелочи, по сравнению с тем, что мы были вместе – моя семья, мои коллеги, мои друзья….
– Давай ближе к теме – как она вошла в твою жизнь?
Я чуть раздраженно пожимаю плечами:
– Незаметно, совершенно никак, как обычно знакомятся люди на работе – я вышла из отпуска по уходу за ребенком, а она уже работала в нашем отделе. Она пришла в отдел примерно за год до моего выхода, и, конечно, уже вполне освоилась. Молодая, веселая и совершенно неопытная.
– Неопытная? Ты же говоришь, она вполне освоилась.
– Освоилась в коллективе, – уточняю я, – но по работе опыта все равно у нее не было, да и по жизни тоже…
– Как ты ее восприняла? Она тебя раздражала своей неопытностью?
– Да нет, конечно! Напротив, с ней было интересно, – я чуть усмехаюсь сама себе, – она настолько была не похожа на меня, настолько другой у нее был жизненный путь, настолько другие понятия и принципы, что мне стало интересно с ней общаться. Интереснее, чем с другими.
– А ей? Ей было интересно с тобой?
– Да, ей, видимо, тоже. В одностороннем порядке общаться невозможно, – я снова усмехаюсь, – конечно, мы иногда спорили – разные взгляды на жизнь, на отношения, но никогда серьезно не ссорились. – Я замолкаю ненадолго, оценивая свои слова и пытаясь доподлинно вспомнить то время. – Да все нормально было, правда. Мы сблизились именно на этом взаимном интересе, мне кажется.
– Но ты была намного старше….
– Ну, не намного…. – я вздыхаю и все-таки признаю, – на девять лет. Наверно, это много.
– И ты была ее начальником….
– У нас были приняты демократичные отношения.
– Демократичные?
– Ну да, у нас вообще у всех так было принято, в смысле в других отделах тоже.
– Ну, хорошо. Итак, вы сблизились, несмотря на разницу в возрасте и положении. И своей неопытностью в жизни она тебя не раздражала, а скорее привлекала?
– Ну да, наверное, – сейчас я немного не уверена, поскольку все-таки плохо помню свои тогдашние ощущения.
– Да или нет?
– Да. Пожалуй, да.
– Она привлекала своей неопытностью… то есть, у тебя появилась возможность поделиться своим опытом.
– Ну, какой у меня тогда был опыт…. – я немного лукавлю, даже скорее просто кокетничаю сама с собой.
– Пусть небольшой, но был: несколько лет счастливой семейной жизни, двое детей, успех в работе, плюс твои рисунки.
Рисунки? При чем здесь это? Я чуть вздрагиваю и настораживаюсь.
– Как ты начала рисовать?
– При чем здесь это? – все-таки озвучиваю я свое недоумение.
– Расслабься. Отдохни. Время действовать еще не пришло…
Разбудил меня осторожно-вежливый стук в дверь и ненавязчивый голос проводника:
– Прибываем через тридцать минут.
Вот почему я еще люблю купе, так это потому, что здесь не врубают за час до прибытия свет на полную мощь и радио на всю громкость, как в плацкарте. И вечером в плацкарте до десяти свет и радио, даже если все улеглись и никому это радио не нужно. А в купе сами себе хозяева: хочешь – спать ложись, хочешь – сиди за полночь. Или целуйся, если есть возможность и желание. Я тихонько смеюсь: вчерашнее приключение оставило приятное воспоминание. Может, эти поцелуи и были ошибкой, но ошибкой приятной. Меня что-то немного беспокоит где-то глубоко на подсознании, то ли все-таки чувство вины, то ли сон был странный…. Я пытаюсь вспомнить, что мне снилось, но невнятные обрывки каких-то слов и образов ускользают совершенно безвозвратно. Ну и ладно. Я потягиваюсь и свешиваю голову вниз. Зинаида Васильевна уже встала и даже успела привести себя в порядок: прическа волосок к волоску, глазки подкрашены, губки тоже. Молодец. Во сколько же Вы встали, уважаемая Зинаида Васильевна? Алексея Юрьевича нет. Наверное, пошел умываться. Даши тоже нет, наверное, пошла курить. Я снова смеюсь и, потянувшись еще раз, легко спрыгиваю со своей полки:
– Доброе утро! – это я вежливо улыбаюсь Зинаиде Васильевне, а сама поворачиваюсь к большому зеркалу на двери, – Да, спать нужно больше, – бормочу уже сама себе, – а пить меньше. Видок у тебя, милая….
Не успеваю я даже договорить последнюю фразу, как дверь открывается и на пороге появляется… Иван.
– Доброе утро всем! – вежливо здоровается он и почти неслышно, одними губами добавляет, – ну и видок у Вас, дорогая.
– Стучаться надо, когда в чужое купе входишь, – ворчу я и, развернувшись, достаю со своей полки сумку и полотенце.
– Так у вас дверь приоткрыта была, – почти оправдывается он.
Я не отвечаю и демонстративно выхожу в коридор. В туалетной комнате рассматриваю себя в большое зеркало. Волосы, конечно, спутаны, но все равно блестят. Я не говорила, что я рыжая? Ну, не то чтобы рыжий-рыжий-конопатый, а оттенок медный. Причем это пока все натуральное. Ни разу не красилась. Итак, волосы ничего, натурально взлохмачены. Макияж, конечно, чуть поплыл, но не безобразно. Не зря же я пользуюсь только дорогой косметикой. Глаза чуть припухли, это, в общем-то, и есть самое ужасное. И губы пересохшие и потрескавшиеся чуть-чуть. Нужно проводить срочные противоаварийные работы. Через пять минут я выхожу в коридор уже вполне приличной женщиной. Лишний макияж убран, остаются только подводка и тени, на губах легкий блеск, волосы расчесаны и легкой волной лежат по плечам. В коридоре около нашего купе стоит Алексей Юрьевич. Меня он пока не видит, потому что смотрит в окно. Поза у него какая-то… грустная.