3
Диакону Иосифу Потапову
7 января 1941 г.
Белбалтлаг
<…> Ночью, с несколькими перерывами (засыпал… о горе мне, ленивому!..), совершил праздничное бдение. После него пошел славить Христа Рождшагося и по родным могилкам, и по келлиям здравствующих. И там, и тут одно и то же пел: тропарь и кондак праздника, потом ектению сугубую, изменяя только одно прошение, – и отпуст праздничный, после которого поздравлял и живых и усопших, – ведь у Господа нет усопших, вей бо Тому живи суть. Как будто повидался со всеми и утешился молитвенным общением. И где только я не был… Начал, конечно, с могилки милой моей мамы, потом и у папы был, и у крестной, а затем пошел путешествовать по Святой Руси, и первым делом в Петушки, потом Владимир, Москва, Ковров, Боголюбово, Собинка, Орехово, Сергиев, Романово-Борисоглебск, Ярославль, Рыбинск, Питер, потом по местам ссылок – Кемь, Усть-Сысольск, Туруханск, Енисейск, Красноярск… Утречком (все лежа, «на ложе умиляясь») справил часы и снова обошел во второй раз с праздничным визитом, сопровождая его, конечно, по-церковному пением праздничных песнопений…. Затем приготовил обед. Трапеза у меня сегодня самая праздничная, утешение велие… Утром поджарил немного картофеля со скоромным маслом. Сохранилось у меня несколько таблеток чая с витаминами, – растворил его и в нем сливочные тянучки, присланные Женей. Таким образом, получился чай с молоком. <…> Ну как не славить Господа за Его милости, как не благодарить Его за щедрые дары, чрез добрых людей подаваемые!..
4
Диакону Иосифу Потапову
13 июня 1943 г.
г. Ишим
<…> Так хотелось бы продолжить работу с моими книгами, но и это невозможно… Кое-что в качестве материала собираю и сейчас, но все это очень незначительно, а время идет… Так хотелось бы «О поминовении усопших» закончить, но теперь без Вас сохранится ли и то, что сохранилось?.. И когда-то я сам смогу все это получить в свои руки и сам убедиться, – что же именно сохранилось и сохранилось ли что-либо?.. Ведь в работах по собранным мной материалам я только и вижу смысл дальнейшей моей жизни. О том, что желала матушка схимница, я не думаю, ибо знаю, что к этому не способен. Моя доля – быть на покое и заняться книгами… И грустно, что пока их нет при мне и приходится браться за другое… <…>
5
Людмиле Ивановне Синицкой
8 января 1945 г.
Сибирские лагеря
<…> Утешаюсь тем, что я не один. Правда о. Иеракс теперь не со мной, как я писал Вам и, как кажется, писал он сам. Но третий наш одноделец со мной, с ним рядом мы лежим и по ночам умиляемся на ложах наших, совместно совершая наши краткие (ведь у нас ни одной книжечки, что только помним) службы. Так умилялись и вчерашнюю ночь, и сегодня. Грустно, конечно, что лишь немногое бывает у нас на нашей духовной трапезе их тех сладостных яств, коня Святая Церковь предлагает верным, особенно в праздники в праздничных службах, в праздничных песнопениях. Но слава Богу и за то, что есть у нас, что сохранилось в памяти. Не скудной была вчера и сегодня и телесная трапеза, – давно так сыты не были мы, – благодаря подкреплению небольшому, полученному в посылочке из Владимира. <…>
6
Людмиле Ивановне Синицкой
2 августа 1943 г.
Сибирские лагеря
<…> А я, по милости Божией, действительно, почти как птицы небесные, не сею, не жну, а Отец Небесный чрез добрых людей питает меня, и мне больно и стыдно, что я временами питаюсь лучше и сытнее многих моих друзей, благодетельствующих мне, отрывая у себя. <…>
Я, кажется, писал Вам, что мое горячее желание работать с нашими книгами преодолело некоторые мои колебания, и я написал Патриарху, предлагая ему использовать мою любовь к богослужению и богослужебным книгам при подготовке к новому изданию их. Пока еще не знаю, дошло ли по назначению мое письмо. <…>
7
Людмиле Ивановне Синицкой
28 февраля 1946 г.
Сибирские лагеря
Я очень люблю наше богослужение, наши дивные песнопения и молитвословия и давно мечтаю о собрании воедино всех отдельно издававшихся и остающихся в рукописях служб и чинопоследований, об их исправлении, дополнении, переконструировании в целях приближения их к пониманию современных богомольцев и облегчения возможности пользования ими для современных совершителей богослужения. И вот возомнил я о себе, что я один из немногих остающихся теперь знатоков устава и церковных книг (хотя для себя я хорошо знаю, что я «знаток»-то знаток, да только «знаток» в кавычках). Я с беспокойством стал думать, что, если в ближайшее время я не получу возможности осуществить мои предположения, хотя бы начать это дело, – оно совсем не начнется, а уже собранное и сделанное мной погибнет, между тем как мне кажется, оно очень нужно и полезно для Церкви Божией. Поэтому я написал Патриарху. Трижды посылал я написанное, – два раза написанное пропало в дороге, в третий раз черновичок дошел и копия с него представлена по назначению. Прошло 9 месяцев с отправки первого письма и 5 с представления копии, и до сих пор нет никакого движения, только близкие к П [атриарху] А [лексию] люди настойчиво советуют написать еще. А я в происшедшей затяжке усматриваю указание, что не пришло еще время, нет еще воли Божией на исполнение моих замыслов. Смирись, гордый человек. Поэтому я решил воздержаться пока от каких-либо новых шагов. Когда придет время и мои предположения окажутся нужными, Господь Сам направит и устроит. <…>
8
Монахине Маргарите (Зуевой)
4 октября 1953 г.
Дубравлаг
Приветствую с праздником Воздвижения, отдание которого сегодня празднуем. С праздником св. Димитрия – «житий святых списателя и ревнителя оным доброго»[5].
Приветствую и с грядущими праздниками преподобного Сергия и Покрова. Слышал я, что о. Николай Колчицкий[6] составил новый очень хороший акафист Преподобному. Очень прошу достать, если можно, один экземпляр этого акафиста, чтобы, когда я буду просить Вас прислать мне церковные книги, прислать мне и его.
Радуюсь, что козочка, о болезни которой матушка сообщала в первом письме, теперь поправилась. Слава Богу. Просьбу о совершении молебна священномученику Власию я исполнил. Молюсь о добрых людях, которые пекутся о болящих и беспомощных. Спаси, Господи, и мат [ушку] Фаину с Варей, и Марию Прокопьевну, и Женечку с Володей, и тех, кто заботится о Елене Ивановне. Их служение братиям Господь примет как служение Ему Самому, и в оный день услышат они от Него вожделенный возглас: Придите, благословенные Отца Моего, понеже сотвористе единому сих братий – Мне сотвористе[7].
Скорблю очень об Агриппине Зиновьевне, что слабеет ее зрение. Молюсь о ней и об Анастасии, тоже со слабеющим зрением, – утешавшей чтением м. Аврамию. Молю Бога, да не потеряют они совсем зрения телесного, а паче сохранят целым око духовное, преданность воле Господа, предвкушение светлостей райских.
Беспокоюсь об о. Иосифе. Не повредит ли его горлу сырой климат. Всех его присных горячо приветствую.
Поблагодарите всех, приславших мне посылки, список которых на обороте. Поздравьте еще раз и [м.] Христофору и с Словущим воскресением, и с 5 октября. А ее попросите передать привет Софье Ивановне и монахине Варваре. <…>
9
Монахине Гаврииле
20 февраля 1954 г.
Дубравлаг
<…> О судьбах будущего монашества было открыто, что последние монахи и по жизни своей будут как миряне, но что подвиги их будут равны подвигам древних отцов. Это сказано о наших временах. Мы плохие монахи, мы все время в мирской обстановке, у нас мысли мирские, мирские поступки. Но то, что мы в наше лукавое время, при всех наших немощах и грехах не стыдимся нашего христианского звания и не стыдимся нашего монашеского чина – это одно, я верю, вменится нам в подвиг, равный подвигам древних отцов-пустынножите-лей. Только при этом у нас должно быть еще два качества: смирение и любовь. Чтобы в сердце нашем не было и тени злобы или вражды, даже по отношению к врагам нашим. Немощи немощных носите, а не себе угождайте. <…>
10
Монахине Маргарите (Зуевой)
25 апреля 1954 г.
Дубравлаг
<…> Верю, что для христианской любви ни смерть, ни расстояние не полагают пределов. И я, мысленно христосуясь с вами, живо ощущал Вашу близость, чувствовал близость и дорогих усопших. Но когда будете на их могилках, еще раз похристосуйтесь с ними и от меня. <…>
11
Монахине Маргарите (Зуевой)
13 июня 1954 г.
Зубово-Полянский дом инвалидов
<…> Приветствую Вас и всех, всех близких, друзей и знакомых с праздником Святой Троицы.
Мысленно праздную вместе с вами и соуслаждаюсь вашим торжеством, вашими убранными зеленью храмами, келейками, комнатками. И мне мои друзья, ходившие в лес, сейчас перед обедом принесли березовых веточек и устроили около моей койки. Один литовец принес мне веночек, сшитый из дубовых листиков, как делают у них в Литве.
Как мог, справил и праздничную службу. На вечерне читал с коленопреклонением три раза одну молитву Святой Троице, положенную на воскресной полунощнице. Утешился и сим немногим. Вспоминал наши служения в Троицком нашем храме. За время моего архиерейства я дважды, в 25 [-м] и 26 гг., служил у Троицы, еще два раза был за церковной службой в Кеми и в Енисейске, но не служил, семь раз совершал Троицкую службу келейно и 22 в узилищах сокращенно, иногда совсем без книг. Сколько лет не видел я полной Триоди!.. Скучаю очень… Но буди воля Господня. За все Ему слава, Он ведает, что делает. Удаляя от храма, Он утешает любовию со стороны друзей моих и заботников, со стороны христиан православных, иногда даже не знающих меня лично. <…>
12
Председателю Совета Министров СССР Г.М. Маленкову
Июнь 1954 г.
Дом инвалидов
<…> Я знаю, что моя идеология, как верующего человека и служителя Церкви, не соответствует Советской идеологии. Радости об успехах атеизма не могут быть моими радостями. Но за религиозные убеждения советские законы не преследуют. В Советском Союзе – свобода совести. А политическим деятелем я никогда не был, ни в дореволюционное, ни в Советское время, никогда ни в каких политических организациях не участвовал, никаких политических выступлений не делал. Я горячо люблю Родину, и все ее скорби и все ее радости – мои скорби и мои радости. <…>
13
Монахине Маргарите и другим лицам
23 июня 1954 г. Дом инвалидов
<…> Знаю, что наконец-то началось богослужение в нашем древнем соборе. Теперь могут православные владимирцы лобзать наши святыни. В этом завидую вам. Вспоминаю мое служение в соборе нашем с низших ступеней клира – рипидоносца. Приведет ли когда Господь мне побывать в нашем соборном храме? Многократно повторяю, читая 50-й псалом: аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо… А в жертву надо отдать не то, что малоценно, а что особенно дорого. Моей отрадой было богослужение, служение у родных святынь, и именно это в жертву Господь избрал. Тяжела бывает для нас, грешных, рука Господня, – но… буди на все Его святая воля. Да не дерзнем возроптать на Него. Он ведает то, чего не знаем мы. Он и вздохи и слезы наши примет как жертву, угодную Ему. <…>
14
Александре Ивановне Бобковой
10 сентября 1954 г.
Дом инвалидов
<…> Вы страшитесь смерти, Вас устрашает грозный суд за грехи. Помятовать о грехах полезно, скорбеть и плакать о них должно. Не должно только христианину унывать, не должно отчаиваться. Божий Суд не таков, как суды человеческие. На человеческих судах чаще всего стараются найти, за что бы можно было зацепиться, чтобы засудить и невинного. На Божием Суде, наоборот, все направлено к тому, чтобы найти (если не грешно так выразиться), за что бы можно было зацепиться, чтобы оправдать и великого грешника… Будем и мы с Вами, в бездне греховной валяющиеся, уповать на неисследную бездну Божия милосердия. <…>
15
Святейшему Патриарху Алексию (Симанскому)
2 апреля 1955 г. г. Тутаев
<…> Вскоре по вступлении Вашем на Патриаршество в феврале или марте 45 г. я обратился к Вашему Святейшеству с письмом, в котором просил Вас, не найдете ли Вы возможным возбудить ходатайство пред соответствующими правительственными органами о замене мне заключения в лагерях заключением в одной из московских тюрем с предоставлением возможности работать там с богослужебными книгами, под Вашим руководством и наблюдением. Чтобы не нарушать субординации, я направил это мое письмо чрез своего епархиального епископа, преосв [ященного] Онисима, от которого имею сведения, что он это мое письмо доставил Вам.
Допускаю, что моя просьба не могла быть исполнена по не зависящим от Вас обстоятельствам. Но и самый факт моего обращения к Вашему Святейшеству, и выраженное мной желание работать под Вашим наблюдением и руководством сами по себе свидетельствуют, что так не мог поступить епископ, не признающий Вас как своего Патриарха.
В 49 или 50 гг. я посылал Вам письмо с образцами моих «литургических опытов», плодом моих занятий в заключении. Впрочем, я не уверен, что это мое письмо дошло до Вас.
Когда в мае – июне 54 г., незадолго до окончания срока моего заключения, мне было предложено указать моих близких, которые могут взять меня, как инвалида, на свое иждивение, я, указав таковых лиц (у одного из которых нахожусь в настоящее время), высказал еще уверенность, что и Патриарх Всероссийский может дать мне кабинетную работу по моей специальности и принять меня на иждивение на покой в один из подчиненных ему монастырей. В связи с этой уверенностью и по совету лагерной администрации я вновь написал Вам письмо с просьбой о принятии меня на покой в число братии Троице-Сергиевой Лавры, где я мог бы работать в любимой и более или менее известной мне области богослужения и богослужебных книг под Вашим наблюдением и руководством. Это мое заявление было отправлено спецчастью лагеря казенным пакетом. <…>
<…> Но если Господь благословит, я предполагаю и в моем уединении с Божией помощию и за Ваши святые молитвы продолжать ту работу, о которой я писал Вам в 45 [-м] и 51 годах и отцу протопресвитеру в прошлом году и которая, я полагаю, если Господь поможет мне ее сделать, будет не бесполезна для Православной Русской Церкви. <…>
16
Ольге Александровне Остолоповой
3 апреля 1955 г.
г. Тутаев
<…> Вот какие деловые просьбы у меня к Вам:
1. Если мои «Литургические опыты» переписаны, – пришлите мне, кроме тех экземпляров, которые обещали «азиатам». Пришлите также и черновики.
2. Если можно, организуйте переписку рукописи «О поминовении усопших». Эту рукопись можно переписать не больше, чем в 2–3 [-х] экземплярах, во весь лист, на одной странице. Я думаю эту статью «О поминовении усопших» послать в редакцию [ «] Журнала Московской Патриархии [»]. Посылаемая Вам тетрадь только начало. Если Ваш переписчик не откажется от переписки и этой вещи, буду постепенно высылать Вам продолжение. Условия остаются прежние: должен быть точный и подробный счет, чтобы ни одна буква не осталась неоцененной и за все должно быть полностью до копеечки уплачено. У меня по милости Божией есть деньги, а расходовать их не на что. Я их и имею в виду для оплаты переписки моих бумагомараний.
Сейчас я посылаю Вам переписанное хорошим переписчиком, но мною сильно замаранное. В дальнейшем придется посылать мое собственноручное марание. Постараюсь писать получше, но все же переписчику немало будет лишних трудов. Это должно быть учтено, и тариф переписки должен быть повышен.
Сердечно благодарю Вас и о. Андрея[8] за нелегкий труд корректирования. Особенно умилило меня то, что о. Андрей, совсем не знающий меня, взялся за это. Если его интересуют и мои опыты, подарите и ему один экземпляр. <…>
17
Священнику Иосифу Потапову
4 мая 1955 г.
г. Тутаев
<…> Я был в Сергиевой Лавре. В Троицком Соборе нет ежедневного богослужения. Гробницам преп. Никона, Дионисия и Вашего святителя Серапиона нельзя было поклониться… Около Академии было академическое кладбище. Его нет уже там. И покойники не оставлены в покое… Часть здания Академии отдана Академии… Но академический храм отдан светской школе, и в бывшем алтаре, может быть, пляшут девицы… Ужасно, ужасно. <…>