Несомненна актуальность изучения дискуссии и её результатов по проблемам воспроизводства в старой отечественной литературе 1890-х гг. для разработки принципов экономической политики нашего государства, направленной на построение эффективной экономики в современных условиях. В связи с этим полезно вспомнить о таком интересном факте из литературы тех лет, когда В. И. Ленин выступил в печати в защиту будущего противника марксизма С. Н. Булгакова от критики М. И. Тугана-Барановского как раз по вопросу интерпретации схем воспроизводства во II томе «Капитала».
Также хочу обратить внимание на последний (запоздалый) залп критиков теории «самого Маркса» и всего марксизма, прозвучавший недавно на экономическом факультете МГУ со страниц хрестоматийного пятитомного издания «Мировая экономическая мысль. Сквозь призму веков».[3] Речь идёт о теоретическом «кризисе», из которого, как полагают авторы (профессора Г. Г. Фетисов, А. Г. Худокормов, Ю. Я. Ольсевич), так и не выбрался К. Маркс и в котором перманентно пребывает его учение, если даже не принимать во внимание его «сталинизированное» продолжение. Приговор, конечно, суровый, и, поскольку нет оговорок, он относится и к экономической части марксистской теории. Но каковы аргументы и факты? Они таковы, что кроме удивления ничего не вызывают. Что касается К. Маркса, то его кризис мотивируется двумя «примерами». Во-первых, Маркс дал-де ошибочное определение сущности человека, сославшись на «совокупность производственных отношений», что якобы опровергнуто всей историей и мировой художественной литературой. Однако заметим, в «Тезисах о Фейербахе» (тезис 6) К. Маркс указывал не на производственные, а на совокупность общественных отношений, что далеко не одно и то же, о чём хорошо знают даже студенты экономического факультета «добакалавриатского» времени. Второй «пример» кризисной безысходности К. Маркса состоит, по мнению авторов, в том, что «муки родов буржуазного общества» он ошибочно принял за «симптомы его агонии», приводящей к гибели. К. Маркс, конечно же, отражал факты окружавшей его реальной действительности. Однако историческую обречённость капитализма он связывал в исходном пункте не с обнищанием трудящихся (хотя и сегодня проблема бедности и социального неравенства остаётся одной из центральных для капиталистического мира), а с растущим обобществлением производства и ростом производительности общественного труда, что является исторической миссией самого капитализма. На этом факте базируется научная прогнозная составляющая теории перехода общества к социализму. С этой теорией можно не соглашаться, но причём здесь апелляция к фактам раннего капитализма? Что касается «исторически повторяющихся» кризисов марксизма и «пяти признаков», свидетельствующих, по мнению авторов, о кризисе всей его теории, то на самом деле они оказываются показателями совсем иного характера. Можно ли вообще назвать признаками кризиса любой, не только марксистской теории, например, «отказ от устаревших положений» или её «общее ускорение в эволюции и развитии»?! Скорее наоборот: лучшей аттестации любой теории, способной преодолевать гносеологические барьеры, возникающие в связи с новыми, ранее не известными явлениями жизни, в том числе экономической, и постоянно совершенствующейся на базе своих парадигмальных оснований, наверно, и не придумаешь…
Кстати, во втором томе указанного сочинения автор главы «К. Маркс, Ф. Энгельс – основоположники политической экономии рабочего класса» (проф. В. С. Афанасьев) ставит принципиально иные акценты, характеризуя марксистскую теорию в определении ею тенденций исторического развития капитализма. «Хотя, – пишет он, – исторический процесс развивался не всегда в тех конкретных формах, которые представлялись К. Марксу и Ф. Энгельсу наиболее вероятными, разработанное ими экономическое учение и сегодня является важным инструментом познания сложной и противоречивой капиталистической экономики, особенно исторических тенденций её развития». Автор приводит слова Дж. Сороса: «К. Маркс и Ф. Энгельс 150 лет назад дали очень хороший анализ капиталистической системы, который, я должен сказать, в чём-то даже лучше, чем теория равновесия классической экономической науки».[4] Думаю, что эти слова известного капиталиста-финансиста нашего времени весьма уместны для заключения к теме нашего обсуждения и поучительны для бывших марксистов и так называемых «неомарксистов».
Декабрь 2005 г.II. Естественная наука рекомендует общей экономической теории диалектический метод[5]
(выступление на обсуждении доклада английского физика Д. Хукса «Квантовая теория политической экономии»)
Проблемная группа обсудила в 2006 г. ряд вопросов и проектов восстановления курса политической экономии в высшей школе. Однако возрождение его преподавания в современных условиях с учётом того, что в мировой социально-экономической структуре, в частности в России, произошли существенные перемены, а в учебные стандарты, в том числе российского высшего образования, повсеместно внедрена неоклассическая дисциплина «Экономикс», не может быть осуществлено без серьёзного обращения к научной стороне дела и прежде всего к проработке вопросов методологии политэкономического исследования. И сегодня важны и актуальны, по крайней мере, следующие четыре компонента:
– о предмете возрождаемой политической экономии;
– о парадигмальных основаниях и структуре политической экономии как научной системы, о месте в ней проблематики воспроизводства;
– о методах – общих и частных, классических и современных, в том числе естественных наук;
– о соотношении политической экономии и экономикс.
В рамках этой тематики Проблемная группа ознакомилась и в сентябре 2006 г. обсудила доклад английского физика Д. Хукса «Квантовая теория политической экономии», прочитанный ранее в ЦЭМИ РАН и представленный в МГУ проф., д.э.н. В. С. Афанасьевым в виде тезисов «Квантовая теория политической экономии английского физика Дейва Хукса в свете единства естественно-научного и социального знания».
Д. Хукс не предложил никакого варианта «физической» политической экономии. В его докладе не предлагается и аналога известных и малоизвестных литературе по истории экономической мысли попыток создания альтернативных политической экономии «организационной науки» (по примеру «Тектологии» А. А. Богданова), «математической экономии» (Р. Аллен и др.) и даже близкой, казалось бы, к его профессии «физической экономии» (например, украинского мыслителя XIX в. С. А. Подолинского[6]). Д. Хукс не претендует ни на создание новой экономической теории a la economics взамен классической политической экономии, ни новой версии внутри самой политической экономии, как, например, «конструктивной политической экономии социализма» (СОФЭ – Н. П. Федоренко, С. С. Шаталин и др.). Смысл бренда «политическая экономия» в названии темы доклада означает другое: призыв Д. Хукса к политэкономам классического, в первую очередь марксистского, направления учитывать методологический опыт естественных наук, в данном случае физики, её раздела квантовой теории. Хотя призывы такого рода звучат уже давно, и их было немало, особенно по применению математических методов в анализе экономики, призыв Д. Хукса по-своему оригинален. Актуальность его состоит в том, что квантовая теория объективно через прокламируемый Д. Хуксом «метод двойственности» приходит к подтверждению познавательной силы именно диалектического метода исследования, поскольку объективная диалектика с её основным законом противоречий характеризует движение всего физического мира, а субъективная диалектика – как метод познания – руководствуется принципом «раздвоения единого». Квантовая теория является, таким образом, ещё одним свидетельством и аргументом в пользу всеобщности применения диалектического подхода в разных науках, изучающих законы природы и общества. Что касается последнего, то в его анализе диалектические принципы познания и логики реализуются в специфических формах социальной философии, а затем – в методологии отдельных общественных (гуманитарных) наук, в том числе в политической экономии как общей экономической теории.
Проблемная группа видит в докладе Д. Хукса повод ещё раз подчеркнуть значение диалектического метода в восстановлении официального статуса политической экономии как особой науки и учебной дисциплины в российской практике. Тем самым Проблемная группа ещё раз заявляет о недопустимости игнорирования диалектического метода, попыток возрождения политической экономии исключительно на методологических принципах неоклассики, имплицитно и эксплицитно, фактически и риторически отрицающей диалектику как научный метод, якобы не совместимый и противоречащий фундаментальным законам формальной логики. Генеральная линия такого отрицания связана с именами Е. Бём-Баверка, Й. Шумпетера, М. Блауга. Вокруг этой линии группируются все экономисты, в том числе отечественные, кто пользуется маржиналистской методологией анализа.
От имени квантовой теории Д. Хукс критикует теоретиков марксистской политической экономии за то, что они слабо и неактивно используют диалектические подходы в своих трудах и поэтому многое теряют в своих исследованиях. Думается, что это – справедливое суждение.
Сентябрь 2007 г.III. О первом национальном проекте России[7]
(вступительное слово и заключение на заседании, посвященном обсуждению вопроса «Обеспечение расширенного воспроизводства в аграрном секторе российской экономики и социального развития села»)
Проблемная группа в конце октября 2006 г. приступила к рассмотрению воспроизводственных аспектов четырёх «национальных проектов России». На первом обсуждении совместно с Проблемной группой «Теоретические проблемы формирования национальной экономики» (руководитель – проф. В. М. Кульков) кафедры политической экономии и кафедрой аграрной экономики экономического факультета (зав. кафедрой – проф. С. В. Киселёв) обсуждались вопросы, связанные с развитием агропромышленного комплекса страны.
Известно, что выдвинутые в сентябре 2005 г. главой государства четыре «приоритетных национальных проекта» призваны, по замыслу, обеспечить в течение 1–3 лет прорывы в сферах образования, здравоохранения, в обеспечении населения доступным жильём, а также в развитии аграрно-промышленного комплекса (АПК) страны. Их цель – «повысить качество жизни», а для этого нужны «инвестиции в человека» (т. е. в то, что стали называть не совсем корректно «человеческим капиталом»).
Поскольку в научных журналах и СМИ встречаются разные оценки четырёх (а теперь, можно сказать, и пяти, с учетом демографической проблемы) «национальных проектов» в довольно широком диапазоне – от резко отрицательных суждений до самого настоящего пиара, есть все основания различать, не смешивать две стороны дела. Актуальность этих проектов вряд ли вызывает сомнения. Это вытекает из оценки, характеристики сегодняшнего реального положения дел. Другой вопрос – насколько эффективны намечаемые меры, достаточны ли выделяемые ресурсы, способны ли намеченные мероприятия устранить причины, вызвавшие крайнее неблагополучие в указанных областях, и т. д.
Что касается положения дел в аграрном секторе страны, то даже лидеры «перестройки» и «постперестройки» признают громадный спад сельского хозяйства, тупик в фермерском развитии, архаизацию сельского быта. Но не только поэтому Проблемная группа признала приоритет именно аграрного «национального проекта» (хотя в президентском перечне он стоит на четвёртом месте). По нашему мнению, аграрная тема объективно выдвигается в число фундаментальных, базисных по отношению ко всем другим, хотя между ними имеется взаимосвязь и взаимодействие. Аграрная экономика, аграрно-промышленный комплекс, да и село в принципе представляют в этой «четвёрке» материальное производство, причём его первичную стадию, непосредственно связывающую его и всё общество в целом с природой, землёй. Но именно здесь исходная основа и здоровья населения, и расцвета образования, и решения жилищного вопроса, и, наконец, роста народонаселения, качества и продолжительности жизни, расширения поля для занятости через освоение новых территорий, рекреационного развития сельской местности и т. п. Мы не должны забывать даже в эпоху наметившихся «постиндустриальных» тенденций великий завет В. Петти «Труд – отец богатства, земля – его мать»! Кроме того, история экономики России в значительной мере связана с развитием сельского хозяйства и судьбами занятого в нём крестьянского населения, широко применявшего коллективные формы обработки земли и знакомого с общинным образом жизни. Сегодня для России очень острой стала проблема продовольственной безопасности. И это – ключевой вопрос её экономической безопасности, которая в полном объёме на языке теории означала бы не что иное, как устойчивое обеспечение собственного национального простого и расширенного воспроизводства, производственного и личного потребления.
Как известно, до 1991 г. народное хозяйство СССР, хотя и понижало темпы развития, всё же не утрачивало положительного среднегодового темпа роста ни по валовому национальному продукту, ни по валовому (совокупному) общественному продукту, ни по национальному доходу. Только 1990 г. дал спад производства по всем этим показателям, а также по сельскому хозяйству на 2,9 % по сравнению с 1989 г. С этим годом связано начало трансформационного кризиса, ударившего и по сельскому хозяйству. Если в последнюю пятилетку среднегодовой темп роста российского сельскохозяйственного производства составил 2,2 %, то в 1991–1995 гг. он упал до минус 7,7 %. Отрицательный темп роста характеризует его динамику и в следующем пятилетии: –1,3 %, что свидетельствует о дальнейшем углублении экономического кризиса. Только в 2001–2004 гг. темпы получили положительное значение: +3,4 % (в 2004 г. +3,1 %).[8] Физический объем продукции российского сельского хозяйства до сих пор не достиг уровня 1990 г. (около 75 % в 2005 г.). Но главная потеря в вещественной части его производительных сил – разрушение основных фондов. В то время как коэффициент их выбытия оставался все эти годы (вплоть до 2004 г.) на уровне 3,3–3,1 %, коэффициент обновления упал с 7 % в 1990 г. до 0,8 % в 2004 г. Сельское хозяйство потеряло половину российского продовольственного рынка, уступив его импортным товарам. Говоря о причине спада промышленного производства, либерал-реформаторы указывают на невостребованность в новых условиях продукции военно-промышленного комплекса (ВПК) и ряда других производств, но в сельском хозяйстве нет ВПК и не было продукции, ненужной российскому потребителю. Главная причина такой катастрофы – в ломке прежних социально-производственных, экономических отношений в стране, в том числе в АПК, и особенно на селе. Приватизация государственной и кооперативной собственности в сельском хозяйстве привела к раздроблению и ликвидации многих крупных предприятий – совхозов и колхозов, агропромышленных объединений, мощнейших животноводческих комплексов, а вместе с ними рухнула и сельская «социалка». Стала складываться мелкая частнохозяйственная агроструктура «личных подворий», «крестьянских хозяйств».
В заключение можно предложить следующие тезисы.
1. Хотя удельный вес сельского хозяйства в российском ВВП за последние 17 лет сократился в три раза и составляет всего 5,5 % (что со всей очевидностью не является естественным результатом ни индустриализации, ни «постиндустриализации» экономики, поскольку они не осуществлялись), роль сельского хозяйства в воспроизводственном процессе страны неизмеримо выше как с экономической, так и социальной точек зрения. Проектируемая на экономическом факультете МГУ (кафедра политической экономии) модель российской экономической системы должна непременно включать аграрный компонент, разработанный, по возможности, с участием кафедры аграрной экономики.