Случались и с друзьями несчастные случаи на воде. Любили мы, когда пасли коров, купаться в водопаде на одном из прудов, где высота берегов была около трёх метров, прыгали в бурлящую воду солдатиком, а наиболее отчаянные – вниз головой.
Во время одного из купаний старший брат, моего друга Петьки, Саша прыгнул в воду вниз головой и долго не всплывал. До сих пор не могу понять, как мы с Петькой смогли быстро найти его под водой, вытащить и сделать искусственное дыхание, о котором знал от братьев, как его надо делать, да и ростом он был в два раза больше каждого из нас.
Не чувствуя своих ног, так тогда стремительно бежал я до самой больницы, чтобы вызвать скорую помощь, телефона не было. Сашу Устюжанина спасли, у него был перелом позвоночника, но на всю жизнь остался инвалидом и рано ушёл из жизни.
Были и приятные моменты, с началом школьной жизни ко мне пришло первое смутное и волнующее чувство, которое все называют любовью.
Посадили меня за одну парту с Шурой Ищенко, красивой девочкой с пухлыми румяными щёчками, всегда чисто и опрятно одетой. Её банты в толстых косичках, ажурный воротничок и фартук были ослепительно белыми, казалось, что таких больше ни у кого нет.
Непоседливый в жизни – здесь я сидел смирно, боясь нечаянно прикоснуться к ней во время урока. Она училась отлично, и было стыдно, если мне ставили тройку или делали замечание.
После школы мне нетерпимо хотелось вновь увидеть её и быть рядом. Так я стал заниматься в художественной самодеятельности класса, оставаясь после уроков разучивать пьески, а иногда собирались в доме у одноклассницы Люды Вербицкой, где девочки учили нас танцевать.
Шура танцевала хорошо, но когда я начинал с ней танцевать, то забывал все, чему научился, ноги не слушались меня, а она весело смеялась над этим.
Часто, быстро сделав домашнее задание, я привязывал коньки на валенки сыромятными ремнями и бежал к дому, где жила Шура, чтобы просто быть рядом, катаясь по укатанной дороге, в надежде увидеть её.
Она видела и догадывалась о моих чувствах, но не показывала виду, как бы ни замечая меня. Так продолжалось до тех пор, пока мы учились в начальной школе вместе.
Позднее у неё умер отец, и они переехали жить куда-то на Чёрное море. Со временем мои чувства потихоньку остыли.
Годы учёбы пролетали быстро, хотя и были моменты, когда казалось, что учёба никогда не закончится, и хотелось бросить её.
Как-то мой товарищ Володя Винк рассказал, что сразу после седьмого класса поедет поступать учиться на машиниста электровоза в училище г. Джезказган и я тоже загорелся этой идеей, да и лёгкие условия для поступления, короткий срок обучения, быстрая возможность вступить в самостоятельную жизнь завершили все мои сомнения.
Мы серьёзно стали готовиться к отъезду, решив убежать из дома, если родители не отпустят. Но в это время в отпуск приехал мой брат Юрий, работавший машинистом тепловоза на далёкой станции Сары – Шаган у озера Балхаш.
Узнав о моих планах, он устроил мне хорошую взбучку и рассказал, что там готовят машинистов электровозов для работы в шахтах по вывозу медной руды.
Перспектива стать шахтёром, да ещё работать под землёй мне, привыкшему к вольной жизни, сразу показалась неприемлемой, и я твёрдо решил окончить среднюю школу и поступить в институт.
Наш седьмой класс… (я второй справа в первом ряду)
Странно, чем я становился старше, тем туманнее становилась мечта стать офицером, да и все сверстники чаще вели разговоры о мирных профессиях и высшем образовании.
В своих мечтах я представлял себя то лётчиком гражданской авиации, то инженером. Впервые я увидел самолёт в восемь лет, это был кукурузник, опрыскивающий поля химикатами, который садился прямо на поле.
Мы, бросив коров, бегали смотреть на самолёт как на диковинку, хотя на всех рисунках про войну я обязательно рисовал самолёты. Настоящий лётный шлем, очки и планшет видел я только в доме Сергея Михайловского, учившегося со мной – отец его, бывший лётчик, привёз их с войны.
Как тогда хотелось заглянуть внутрь самолёта, а ещё больше тянуло подняться в небо и пролететь над землёй, посмотреть на неё сверху, но близко к нему не допускали, и оставалось только об этом мечтать.
Когда играли в войну, всегда был командиром. Как то само собой получалось, что все игры, походы на рыбалку, за ягодами, за первыми подснежниками или ярко-оранжевыми цветами «Жаркими», за диким луком «Слезуном» в горах или щавелём на лугах, организовывал я.
На весенних каникулах стало традицией ходить на гору Мохнатуха. Поднимались на вершину, с которой обозревали город и окрестности, или просто катались на задницах по рыхлому оставшемуся снегу в горной лощине, помня о рассказах старших, что здесь погиб мальчик, сорвавшись со скалы – это нам казалось героизмом!
Одной из традиций было каждую весну проводить, чуть ли не настоящие войны, между городскими и оторвановскими (п. Оторвановка) мальчишками на сопках в пойме речки Поперечки.
Сначала это были просто игры в войну, переходившие в кулачные потасовки, которые из года в год переросли в настоящий конфликт, вовлекающий все новых и новых людей.
Как-то незаметно в битвах стали применять и огнестрельное самодельное оружие (поджиг). Я, как командир городских, выделялся среди своих тем, что носил кожаную портупею (подаренную братом) и двуствольный пистолет (поджиг), который я отлил из алюминия.
Это обязывало меня при наступлении быть впереди, а при отступлении бежать последним, сдерживая наступающих выстрелами с коротких остановок. После одной из таких коротких остановок получил попадание камнем в спину, это сразу придало мне такие силы, что оказался впереди отступающих.
Этот камень я вспоминал всегда, когда перед сменой погоды начинала ныть и болеть спина, являясь для меня своеобразным барометром. Уже, находясь на пенсии, впервые сделав в госпитале снимок позвоночника, у меня обнаружили смещение позвонка, боли от которого принимал за ревматизм.
Были и у других ребят травмы, в том числе и огнестрельные, что в дальнейшем, не без участия милиции, остановило эти боевые действия, но не примирило стороны.
Вообще преобладали в детской жизни такие игры, как лапта и городки, чижик и клёк, так как были массовыми, но играли также в кости бабки, на деньги в чику или в пристенок, по монетам били свинцовой битой (чикой), чтобы перевернуть их, поэтому они часто тогда были выгнутые.
Большой популярность пользовалась лянга – кусочек кожи с пушистым мехом, привязанный к кусочку свинца, как парашютик летал вверх и вниз от ударов ноги под счёт окружающих.
Все это вносило нашу жизнь разнообразие, помогало телу развиваться, что, к сожалению, стало отсутствовать позднее, с появлением телевизоров и, особенно, компьютеров.
Став старше уже больше играл в футбол или в волейбол, мячи были дорогой редкостью и очень береглись мной. В футбол играли прямо на травяном поле за железной дорогой.
Команды комплектовались ребятами, живущими в разных районах города, разного возраста, лишь бы хорошо играли. Часто играли на интерес, победители выигрывали мороженое. Мне мама давала деньги на мороженое и кино только раз в неделю, поэтому рвение в игре было неописуемым.
Ярким моментом в детстве была поездка с мамой во время зимних каникул в гости к старшему брату Михаилу, который жил в п. Сары – Шаган. Это была вторая моя поездка на поезде.
Первая была в трёхлетнем возрасте, когда мы переезжали в Шемонаиху и которую я совсем не помнил, кроме чёрного паровоза с длинной красной трубой.
Здесь же я восхищённо смотрел на мелькавшие за окном вагона бесконечные поля, редкие посёлки и людей, приветливо махающих поезду, а казалось, будто приветствуют меня. Впервые увидел тогда бывшую столицу Казахстана – город Алма-Ату (в переводе Отец Яблок), где мы делали пересадку.
Брат работал машинистом паровоза на станции Сары-Шаган, курсировал постоянно в близлежащий, тогда засекреченный город Приозерск, расположенный на полуострове озера Балхаш. В этом городе жили все, кто обслуживал космодром Байконур.
В выходные дни брат меня брал с собой на зимнюю рыбалку. Я впервые рыбачил зимой и поймал своего первого балхашского окуня, который там без полос – белый.
На первой зимней рыбалке с братом Михаилом… Балхаш
Был я тогда и на первой в своей жизни охоте, которая разбудила, где-то дремлющее во мне незнакомое чувство – охотничью страсть, которая в последующие годы не давала мне спокойно жить.
Охотились по камышам, вдоль озера, на зайцев и лису, хоть и ничего не убили, но после охоты брат дал мне выстрелить из ружья.
Этот выстрел, как выстрел с крейсера Аврора, на всю жизнь остался в моей памяти. Впоследствии я стрелял много и успешно из различных видов оружия, как во время службы в Армии, так и во время многочисленных охот.
Через год, после окончания пятого класса, но уже с сестрой Людой, я вновь приехал в Сары-Шаган. Лето там очень было жаркое, степь высыхала настолько, что воздух над ней казался струящейся водой, создавая различные миражи.
Единственным спасением было озеро Балхаш, вода в котором прогревалась настолько, что казалась тёплой, как парное молоко. Почти каждый день, взяв с собой удочки, я бежал босиком, несмотря на раскалённую землю, на озеро.
Босиком бегал с детства, обувь не признавал, кожа на ступнях моих ног становилась твёрдой, как подошва и не чувствовала ничего. До трёхлетнего возраста бегал только голышом, как рассказывала мама, всякую одежду немедленно сбрасывал, такая закалка приносила пользу, болезни обходили меня стороной.
Помню случаи, когда выпадал первый снег, я выскакивал из дому и босиком пробегал до конца огорода, а огород был у нас где-то соток двадцать пять и обратно бежал в дом отогреваться
Рыбалка на Балхаше чередовалась с купанием. Моя кожа от постоянного пребывания на солнце становилась почти чёрной. Столько крупной рыбы я не ловил никогда.
На хлебные шарики ловился золотистый сазан, а на червя клевали многочисленные окуни, язи, серебристые лещи и маринка. Ловил со скалы у водокачки, где было глубже.
Я с восторгом наблюдал, как у камышей, высунув желтогубые рты, медленно кружили сазаны, собирая скопившуюся пыльцу. А, однажды, в небольшом заливчике, во время отлива, скопилось столько сазанов, что казалось сотни подводных лодок, рассекают воду своими перископами-плавниками.
Я бросился ловить их руками, но они так резко взмахивали своими пилами на хвостовых плавниках, что рассекали ими кожу на моих ногах. Так и не поймав ничего, я побежал домой за помощью.
На другой день я пришёл с братом, а рыбы там уже не было, но впечатление от этого, осталось у меня на всю жизнь. Рассказывают, что в наши дни, с появлением в озере судака, почти исчез окунь, и мало стало другой мелкой рыбы.
Запомнилась мне и поездка на мотоцикле с братом по бескрайней степи вдоль озера Балхаш. Ехали прямо по степи – дорог там нет. Встречались войлочные юрты и пасущиеся многочисленные верблюды.
В одном месте вспугнули стадо сайгаков, которые подняв облако пыли, стремительно исчезли за горизонтом. Михаил часто охотился на этих антилоп. Я до сих пор храню в своей коллекции, подаренные им лирообразные рога сайгака.
Позднее он ещё подарит мне своё двуствольное ружье (иж-54),с которым я охотился всегда и бережно храню до сих пор. 4 июня 2012 года – день смерти Табакова Михаила Александровича. Его с нами нет, а память осталась навсегда!
В школьные годы событий происходило много, но запоминались не все. Помню, как принимали меня в пионеры на Совете Дружины в начальных классах и как принимали в Комсомол весной 1961 года.
Это событие было радостным вдвойне, что совпало с праздником всего человечества – первым полётом советского космонавта Юрия Гагарина в Космос. Мы искренно радовались и гордились за нашу страну.
А какая активность проявилась в эти дни по сбору металлолома. Эта акция проводилась каждый год, но без особого энтузиазма среди комсомольцев, а в этот период было собрано столько металлолома, что он лежал горой на спортивной площадке.
Мечтой многих ребят стало в то время желание стать космонавтом, в том числе и меня. В последующем мне посчастливилось встретиться с двумя лётчиками космонавтами. Это с Валентиной Терешковой, посетившей нашу часть в Группе Советских Войск Германии. Она даже поцеловала мою дочь Ираиду, которая вручила ей букет цветов, сказав при этом: «Моя лапочка!»
Моя дочь Ираида вручила цветы Валентине Терешковой… ГСВГ
Вторым космонавтом был Алексей Леонов, приезжавший в Калининград к своему брату, жившему со мной в одном доме. Вместе мы охотились на уток по берегу Куршского залива.
Из этих встреч я познал главное – они простые советские люди и на их месте мог быть любой человек, прошедший соответственную подготовку и имеющий очень хорошее здоровье.
Большое место в период школьных каникул занимали туристические походы. Обычно ходили всем классом в односуточные походы вниз по реке Убе. Ставили палатку, жгли костёр, рыбачили.
Почти всю ночь слушали различные страшные истории, не замечая укусов многочисленных комаров, пели песни и слушали трели соловьёв, редких для тех мест птиц.
Были и многодневные походы, так поход на Рахмановские ключи превратился в туристическую экскурсию, длившуюся более недели. Сначала от Шемонаихи ехали до посёлка Ново-Шульба, в котором посетили звероферму.
Я впервые увидел, как выращивают знаменитых соболей, норок и чёрно-бурых лисиц. Далее мы дошли до Уба – Форпоста – посёлка, где впадает река Уба в Иртыш. Сейчас там, после постройки Ново-Шульбинской ГЭС, разлилось море и все оказалось под водой.
После ночёвки у места слияния рек мы, уже на теплоходе, с космическим названием «Ракета», поплыли вверх по течению Иртыша до Усть-Каменогорска, с которым знакомились более суток. Побывали в музеях, в крепости, с которой начиналась летопись этого областного города.
Дальше ехали на автобусе до Катон-Карагая. Здесь запомнилась переправа на пароме через Бухтарминское море. Паром был огромным теплоходом, на верхней палубе которого скопились грузовые и легковые автомобили, а на нижней палубе располагались люди.
Плавание длилось более часа. Я впервые плыл по такому большому искусственному морю, на дне которого находились многочисленные села, затопленные водой.
В Катон-Карагай приехали вечером. Ночевали в деревянной школе. Через много лет я вернулся в родное село, но вспомнить уже не смог ничего. Даже не смог найти свой бывший дом.
С глубоким чувством неудовлетворённости я поехал далее на Рахмановские Ключи. Зимой, после этого похода, меня и ещё нескольких участников, послали делегатами на областной слёт туристов в город Усть-Каменогорск.
На слёте проводились состязания. Каждая команда на время ставила палатку, потом собирала её и на лыжах совершала кросс, который завершался спуском с очень высокой горы.
Палатку доверили нести мне, и я даже думал, что не справлюсь с этой задачей, так тяжела она была, когда я поднимался в гору, но достигнув вершины и, глянув вниз, я испугался.
Спускаться на лыжах с такой высоты, да ещё с тяжёлой палаткой за плечами мне никогда не приходилось. Но чувство долга перед командой перебороло страх, и я стремительно помчался вниз, почти в самом низу, потеряв равновесие, сел на задницу и так завершил спуск.
Призовых мест мы тогда не завоевали, но наша команда была награждена грамотой. Всех делегатов свозили на экскурсию на конденсаторный завод и на свинцово – цинковый комбинат, где я впервые увидел, как трудится рабочий класс, выпуская продукцию, известную всему миру.