«Добро пожаловать на станцию Москва Новгород Центр. Напоминаем, время стоянки – пять минут,» – проговорил жизнерадостный девичий голос.
Когда дверь в шлюзовую камеру перед ним почти полностью открылась, Бретт услышал негромкое шипение в другом конце вагона и крик проводника: «Стоять на месте!». Он оглянулся назад и увидел, что весь вагон заполнен готовящимися к высадке людьми, которые, повинуясь властному возгласу, замерли в нелепых позах и развернули головы в направлении бегущих проводников. А ещё он увидел самих проводников, которые, похоже, уже поняли, что совершили самую дурацкую ошибку, какую могли. Они с трудом пробирались среди пассажиров, деревянных, вялых, плохо соображающих после восьми часов в про:о, и теперь принялись кричать «с дороги!» и «вернитесь на свои места!». Но время было потеряно. Бретт бросился сквозь открытую дверь в шлюз и оттуда прямиком на ярко-освещённую станцию.
***
Спустя два года они окончили университет. Нашли работу, сняли квартиру и остались жить в той самой спальной зоне. Родители были далеко и, как Бретт и Эми быстро убедились во время поездок домой на каникулы, не особо радовались их приездам. Ну или, по крайней мере, не слишком-то горевали в их отсутствие. Год назад родители Бретта и вовсе решили, что климат Саскатуна не лучшая декорация для золотых лет их спокойной старости. Они законсервировали семейное поместье и отправились жить в Европу, время от времени присылая красочные открытки, не обременённые даже подписями, по которым было легко понять, что они нигде не задерживаются слишком уж надолго. Это был новый этап в их «возвращении жизни себе», как любили называть свой беспредельный нарциссизм родители Бретта. Началось всё с момента выхода на пенсию. Тогда отец и мать объявили, что отныне живут только для себя, и начнут они этот праздник жизни с того, что теперь каждый год будут отправляться в «повторное» свадебное путешествие. Это звучало как отличное напоминание того, что Эми и Бретт были отныне и навсегда единственной настоящей семьёй друг для друга.
Они жили, потихоньку обустраивая свои новенькие, совершенно пустые про:о и свою не самую новую, но любимую квартирку. Их жизнь вдвоём была полна событий и счастья. Мелких, совершенно не значимых событий, заметных лишь Бретту и Эми, и тихого счастья только для них двоих. Конечно, у них выдавались и плохие дни, гнетущие и тоскливые, но они, словно мелкий мусор на дне быстрой реки, бесследно заносились золотым песком тех дней, когда Бретт и Эми радовались всему подряд, а особенно тому, что они наконец-то были вместе.
«Вчера был отличный день, – подумал Бретт. – Не то, чтобы он был с начала и до конца великолепным, зато он действительно отличался. Такой день хоть раз в жизни бывает почти у всех. День, когда нужно убить карпа и спасти алоэ».
Осень уже вовсю прокралась даже в эти, относительно тёплые места, и, прогуливаясь поздними вечерами по небольшому парку, который по счастливому стечению обстоятельств был буквально в паре шагов от их высотки, Бретт и Эми уже оценили значительный отрыв ночной температуры от дневной. Это было похоже на пустыню или на поверхность луны. Днём было жарко даже в лёгких брюках, а ночью хотелось натянуть на себя вторую тёплую кофту.
Бретт и Эми давно заметили за своими соседями привычку на лето выталкивать на улицу все домашние растения, а с наступлением осени снова забирать их обратно. Несмотря на то, что Бретт и Эми жили в квартире уже почти два года, у них так и не дошли руки обзавестись собственными зелёными монстрами. Летом первого года, заприметив целый сад беспризорных горшечных растений, они даже бравировали тем, что как-нибудь ночью украдут себе парочку. Они строили планы, подготавливали различные отговорки на случай, если их кто-нибудь застукает за цветочным ограблением. А Эми даже вспомнила, что в детстве её мама частенько любила отломить в гостях веточку какого-нибудь цветка, чтобы посадить её у себя дома, ссылаясь на то, что «ворованные цветы растут лучше». Планы у них были очень продуманными, но дальше планов ничего не пошло. Они говорили, что у них сейчас слишком много дел, что они устали после работы, что цветы им не так уж и нужны. Но потом не сговариваясь признались друг другу, что действительно боятся воровать и быть пойманными. Так закончилась, не начинаясь, их карьера грабителей. Вся затея быстро потеряла свежесть и была задвинута в дальний угол «как-нам-вообще-это-в-голову-пришло» идей.
Сейчас, в конце октября, большая часть людей уже затащила обратно в квартиры всех своих листовых питомцев, но кое-что ещё оставалось на улице. И это было неприятно и даже отчасти жестоко, ведь по ночам уже стояли настоящие холода. Всё равно, что оставить свою собаку на неделю без корма. Она, конечно, переживёт, вот только поступать так – свинство. У самого входа в парк Бретту и Эми повстречались три крупных алоэ в одинаковых кадках, и теперь во время каждой вечерней прогулки они проведывали их, проверяли, не забрал ли их хозяин. Откровенно говоря, было пора.
Вчерашним утром после завтрака они начали размышлять о планах на день. Это был их день, посвящённый пополнению запасов провизии, и вскоре они уже отправились в крупный супермаркет, находящийся в часе езды, с длинным списком необходимых к закупке продуктов в руках. Во время совместных размышлений о том, чего бы им приготовить на ужин, они сошлись на мысли, что уже тысячу лет не ели рыбу. А Бретт вспомнил, что когда они только въезжали в квартиру он видел в одном из кухонных шкафов старую микроволновку с функцией гриля. Так и было решено: сегодня на ужин у них будет вкуснейшая печёная рыба. И после того, как они расквитались с привычным списком покупок, они сразу же отправились искать отдел морепродуктов, в который, как выяснилось, они до этого ни разу даже не заглядывали.
В отделе было множество самой разной рыбы: мороженой, свежей и даже живой, нарезающей круги в здоровенных аквариумах. Бретт и Эми методично пересмотрели всю рыбу и пришли к неожиданному заключению, что живая рыба это наверняка очень вкусно. Это будто побывать на морском побережье. Они никогда не покупали рыбу вот так, живой из аквариума. Пересмотрев множество разных особей, Бретт и Эми сошлись на крупном карпе. Продавец аккуратно выловил трепыхающуюся рыбину из воды и спросил, нужно ли её почистить и выпотрошить. Он даже не спросил, нужно ли её убивать, это было неотъемлемой частью процесса покупки живой рыбы. И тут Эми поняла, что с данным делом ей не совладать. Она заглянула Бретту прямо в глаза и сказала, что не может стоять и смотреть на это, и что лучше она пойдёт выбирать зелень. Честно говоря, Бретт и сам с радостью сбежал бы подальше. Он никогда раньше и подумать не мог, что покупка живой рыбы так напоминает самую настоящую казнь. Рыбу оглушили ударом по голове, вспороли ей брюхо, прошлись ножом по чешуе на боках, уложили в пакет и отдали Бретту. Эми встретила его у отдела овощей с глазами на мокром месте и рукой, зажимающей нос. Поначалу Бретт даже подумал, что несмотря на мощные внутренние переживания Эми не забывает и о брезгливости и активно защищается от рыбного запаха. Но, заметив его пытливый взгляд, она тут же поспешила объяснить, что это её способ борьбы с подступающими слезами, насильственно привитый ей в детстве любящей матерью-католичкой, которая искренне полагала, что плаксам, будь то мальчик, девочка или муж, только что схоронивший своего отца, не место ни в их семье, ни в царстве Господнем.
Они уходили из супермаркета с глухим отвращением к себе и ощущением причастности к убийству. Эми то и дело с тревогой поглядывала на пакет, в глубине которого где-то между сладким перцем и ополаскивателем для рта лежала ещё недавно живая рыба. Она продолжала с силой сжимать пальцами переносицу, но слезы всё равно то и дело скатывались по её бледным щекам. Конечно, это было лицемерно. Они неоднократно покупали мясо, замороженное и свежее, самых разных размеров и участков туш. И это трудно было объяснить словами, но там убийство не чувствовалось так сильно. Оно не было так близко. И оно уже было совершено. Они не решали здесь и сейчас, жить этим живых существам или умереть. Конечно, они понимали, что своим желанием купить это мясо они, по сути, отдают приказ на убийство в прошедшем времени.
Однако на это можно было взглянуть и иначе. Никто и ничто не умеет путешествовать во времени. Даже луч света в червоточине. Даже горячее желание пожарить стейк. А это животное уже было убито, и его мясо может просто пропасть, что совсем не благодарно, или может быть куплено и съедено ими. Тогда плоть этого существа напитает собой их тела и даст им жить. Тогда эта смерть не будет такой напрасной. Убивай лишь тогда, когда хочешь есть. Простой, как теория Дарвина и святое писание, закон природы.
Бретт хорошо помнил, как в детстве он ходил с отцом на рыбалку. Сам ловил рыбу на примитивную удочку и сам же глушил её плоским речным камнем. И даже тогда его не посещало такое неуёмное, такое глубокое ощущение тоски от причастности к злодеянию. Наверное, оттого, что тогда он делал всё своими собственными руками. Приманивал рыбу, тащил её из воды, боролся с ней, даже если она была всего пять сантиметров в длину. Убивал её. Рыба была его врагом, но он поступал со своим врагом честно. Он не скрывал своих намерений и не перекладывал на других свою грязную работу.
Здесь всё было иначе. До их прихода, до того самого момента, пока они не ткнули пальцем в стекло аквариума, рыба была жива. И после выбора своей жертвы, они вовсе не кинулись в честный бой с рыбой, пытаясь поймать её, убить и съесть. Нет, они лишь выбрали своего карпа и пожелали его смерти.
Не убийство само по себе было отвратительно. Человек убивал для пропитания тысячи лет. И, наверняка, будет делать это и дальше. Быть вершителем судеб, диктатором, который отдаёт другим приказы убивать за него, вот что в этом деле было по-настоящему мерзким.
Подавленные, пообещавшие себе и друг другу добрую сотню раз больше никогда и ни за что не покупать живую рыбу, они вернулись домой в поздних сумерках. С расстройства очень хотелось есть. Бретт вытащил из шкафа тяжеленный белый ящик микроволновки, подключил её к сети и проверил гриль. Он включил его на пару минут, дождался, пока спираль нагревателя сменит цвет на красный, потом распахнул дверцу и сунул внутрь руку. Там было определённо теплее, чем снаружи. Гриль работал.
Они приступили к подготовке рыбы к тому, что в некотором смысле должно было стать её погребальным костром. Или скорее домашним крематорием. А ещё их ужином. Бретт сделал глубокие поперечные надрезы на боках рыбины и нашпиговал её ароматными травами. Затем натёр оливковым маслом с душистым перцем и солью. Эми в это время почистила картошку и нарезала её тонкими ломтями. Прикасаться к сырой рыбе она наотрез отказалась. Затем они завернули карпа вместе с картофелем сначала в сухой бамбуковый лист, а затем в фольгу. Сделали зубочисткой несколько дырочек в фольге для выхода пара и отправили этот космический рыбий саркофаг в микроволновку.
Бретт в пару нажатий на старые, плохо поддающиеся кнопки, задал печке требуемый режим работы и нажал на «старт». Неожиданно внутренности печки озарились жёлто-синими вспышками, будто они пытались пожарить карпа посредством электрической дуги. Эми вскрикнула, Бретт ругнулся, заработав этим яростный девичий взгляд, и ткнул «стоп». Пиктограммы на кнопках были полустёртыми, и он случайно перепутал гриль с микроволновым режим. А фольга и микроволны оказались не самым эффективным, хотя и довольно эффектным сочетанием. Бретт переключил режим, на этот раз повнимательнее присматриваясь к условным обозначениям, и снова нажал на «старт». Микроволновка заурчала и гриль начал нагреваться.
Они поставили таймер на час, и пошли по своим делам. Перед уходом Бретт погасил свет на кухне, и приятное, почти каминное свечение нагретой спирали залило всю комнату. Эми отправилась в душ, а Бретт подвинул стул и остался смотреть на медленно вращающуюся рыбу, залитую красным светом. Он задумался о чём-то своём и даже не заметил, как прошло полчаса. Эми, душистая и распаренная, вышла из душа в одном полотенце.
– Ты что, правда, всё это время сидел тут?
– Ну да. Здесь неожиданно хорошо. Кажется, будто смотришь на догорающий закат…
– А тебе не кажется, что её пора перевернуть?
– Кажется. Поможешь?
– Да, конечно. Подожди минутку, я оденусь.
Эми вернулась минут через пять, одетая в лёгкие домашние штаны и короткую футболку ультра-розового цвета c сомнительным мотто «Lv’Em Pink, baby!» на груди. Вместе они открыли дверцу микроволновки и сразу почувствовали что-то неладное. Из микроволновки должно было пахнуть жаром, а там было просто тепло. Сначала они подумали, что после отключения печка для их же безопасности и комфорта автоматически выгнала весь горячий воздух системой вентиляции. Чтобы проверить эту гипотезу, Эми осторожно, стараясь не обжечься, потрогала кончиком пальца фольгу, в которой пеклась рыба. Фольга была тёплой, не более того. Они быстро развернули её, всё ещё тая надежду, увидеть ароматно подпечённую корочку на рыбьей шкуре. Но так и не увидели её. Рыба за последние сорок минут под грилем не претерпела почти никаких изменений. Она лишь стала отвратительно тёплой и пахучей, так и оставаясь совершенно сырой. Старый гриль был определённо дохлым, он был полной противоположностью зимнему солнцу в северных широтах. Он и светил, и грел. Проблема заключалась в том, что им нужно было, чтобы он ещё и жарил. А вот с этим было туго.
После недолгих размышлений, они поставили на огонь сковородку, подождали, пока она хорошенько нагреется, и переправили туда рыбу с картошкой. Готовка стала куда активнее и в разы аппетитней. Рыба шипела и румянилась. Бретт открыл бутылку белого вина, а Эми перед трапезой даже произнесла импровизированное благословение, поблагодарив карпа за его жизнь и его мясо, которое напитает их тела. Рыба была божественно вкусной, ужасно костистой и, несмотря на все молитвы, неустанно пыталась отомстить за свою смерть уколом тонкой косточки в нёбо.
После ужина, Бретт и Эми по традиции отправились совершить свой ежевечерний моцион. Когда они проходили мимо входа в парк, то увидели, что все три алоэ всё так же мёрзнут на улице. Хуже того, горшок одного из них был расколочен, и бедное растение с огромным комком земли в корнях валялось на боку.
Отныне это больше не было воровством. Это было спасением. Сегодня они отняли одну жизнь, и лучшее, чем они могли бы отплатить за это, было сохранить другую. Они нисколько не сомневались в своих действиях. Страх быть пойманными ушёл прочь. Самоубеждение – сильная штука. Бретт схватил цветок на руки, будто жертву аварии, а Эми побежала вперёд, открывать перед ними двери. Они донесли алоэ домой, где после бешеных поисков горшка Эми извлекла из шкафа на балконе, также известного как Шкаф Бесполезных, Но Возможно Чем-то Памятных Вещей, ведёрко от попкорна, которое они как-то приволокли домой, после сеанса кино.
Кино было никчёмным, а вот попкорн – неожиданно вкусным для мусорной еды. Они сбежали с середины сеанса, и отправились гулять по улицам, есть попкорн и смотреть на закатное небо, отражающееся в зеркальных окнах высоток. Занудный дождь, весь день то умолкающий, то набирающий силу вновь, свернулся горсткой разорванных ветром туч, словно дырявый шатёр цыганского цирка, и обиженно поплыл куда-то в сторону юго-востока.
Они шли, не чувствуя земли под ногами. Глазея по сторонам, болтая и жестикулируя, словно пьяные итальянские рабочие. Радуясь каждому красивому зданию, каждому толстому коту и необычному прохожему.
Когда Бретт и Эми пытались пересечь очередную вставшую на пути боковую улочку мимо них, держась поодаль друг от друга, прокатили три девушки на бесшумных электромопедах. Светящиеся рожки на их головах говорили о том, что девушки недавно покинули одну и ту же вечеринку, а постные лица и почтительное расстояние, которое они соблюдали с монашеской строгостью, шептали, что ушли они раньше времени и в серьёзной ссоре, но в силу колоссальной магнитуды непреодолимых причин были обязаны держаться вместе. Хоть и не рядом.