Без раздумий всадники бросились на стену щитов. Град дротиков нескольких смел из седел, ранил пару коней, но в следующий миг копья ударили в ростовые щиты. Древки их почти всегда ломались, но сила удара опрокидывала солдат, заставляла отступать, сбивая строй. В возникающие дыры въезжали кони, расталкивая пехоту своим весом, а тяжелые сабли и топоры на длинных рукоятях звенели о шлемы и щиты. Солдатам не хватало пик, копий, рогатин и гизарм, что позволило бы держать всадников на расстоянии. Коротких мечей – для схваток в тесном строю, когда от противника отделяет лишь дыхание, – было недостаточно. Казалось, что пехоту вот-вот припрут к заостренным кольям и вырежут. В пролом баррикады ворвались уже более двухсот всадников и продолжали въезжать все новые.
Полковник сохранял спокойствие. Несколькими экономными движениями он послал вперед с десяток солдат, подперших дрогнувшую было шеренгу. Потом отмахнул в сторону второй баррикады. Брякнули арбалеты. Сотня горящих стрел ударила в повозки покинутой оборонительной линии, куда перед атакой подвесили кувшины или меха. Все они уже были разбиты или продырявлены отступающей пехотой. Сложенные перед повозками купы дерева и сухих веток полыхнули едва ли не мгновенно. Лошади, въезжающие в проломы, ржали, становились на дыбы и отступали перед жаром.
Арбалеты щелкнули снова, и несколько десятков всадников, пойманных внутри горящего полукруга, повалились с седел.
– Щиты! Крыша!
Щиты пехотинцев, стоявших сразу перед лошадьми, пошли вверх. Нападавшие, которые уже должны были думать, что пробились сквозь пехоту, внезапно оказались в ситуации человека, чей конь по брюхо проваливается в зыбучие пески. Щиты пехоты создали ровную поверхность без дыр, куда можно было бы вбить острие, а удары саблей или топором не имели ни шанса проломить преграду. Несколько мгновений Наездники Бури отчаянно лупили в нее, а потом внезапно один, другой, третий конь заржали и свалились на землю. На глазах Вархенна под защитную крышу скользнули двое солдат, держащие вперехват, словно тяжелое копье, дротики. Молниеносно просочились между товарищами, добрались до лошади и нанесли двойной укол, снизу, ниже клепаной брони. Животное захрипело, словно от удивления, фыркнуло красными брызгами, ручей яркой крови заструился из его ноздрей и рта – и пало на землю. Всадник был убит, прежде чем сумел подняться на ноги. Меньше чем в полминуты все кочевники, что успели проломить строй, оказались мертвы. Как и их кони.
– Стена!
Шеренга выровнялась. Солдаты сомкнулись так, что между щитами не вошло бы и острие ножа. Мечи плашмя ударили в толстую оковку верхнего края щита, и более чем из трехсот глоток исторгся яростный вопль, вызов. Семнадцатый полк насчитывал двести лет боевой традиции, был гордостью Восьмого пехотного соединения, и никакие проклятые канальи не смогут считать их мясом, о которое тупят мечи.
Наездники Бури оказались в безвыходной ловушке и, как видно, поняли это. С баррикады их непрерывно осыпали стрелами, метя с расстояния в десяток шагов в явственные на фоне огня силуэты. Сверху, со скал, возносящихся над входом, также обрушивался град снарядов. Каждый миг кто-то из всадников валился на землю – сам или вместе с конем. Отгороженные кольцом полыхающих повозок, они таяли на глазах. Несколько десятков оставшихся наездников метались, пытаясь выскользнуть из ловушки. Проломы в баррикаде были в пару-тройку ярдов шириной, однако перед каждым из них оказались навалены кучи досок и веток, пылавших теперь не хуже повозок. Только там, где первую баррикаду атаковали магией, дерева не было, его сдуло вместе с фургоном. И именно там уцелевшие всадники искали спасения.
Но Дарвен-дав-Гласдерн не намеревался им этого позволить.
– Рота! Вперед! Бегущий град!
Стоящие в первой линии ряды расступились, пропуская вторую роту. Солдаты умело сформировали разомкнутый строй и двинулись в атаку. Первый ряд метнул свои дротики и встал. Второй миновал его, дал залп и также остановился, третий, четвертый и пятый повторили атаку. В миг, когда последняя линия метала дротики, солдаты первой сомкнули щиты и вытащили мечи…
* * *
—Клянусь яйцами Дикого Быка! Не смогу описать этого лучше. Первая линия метает дротики и останавливается, их минует вторая линия, метает и останавливается, их минует третья, метает и останавливается… И так до последнего солдата. «Бегущий град» – так они это называют, и я лишь единожды видел эту штуку собственными глазами, именно у входа в долину Варес. Если хорошо выполнить такой фокус, то последний дротик бросается в миг, когда первый еще летит, и, пока противник успеет встряхнуться и сомкнуть строй, рота сплачивает ряды и ударяет во врага изо всех сил. Так было и там, в день, когда мы показали секохландийцам, что и сами можем быть такими же жестокими и беспощадными, как они…
Кеннет спросил:
– И ты принимал участие в той атаке?
Десятник широко усмехнулся.
– А как же. Шел вперед вместе с полковником: тот командовал второй ротой, прикрывавшей атаку. И ничто не смогло бы меня тогда удержать…
* * *
Солдаты прижали Молний к пролому. На этот раз ситуация перевернулась зеркально, и уже кочевникам было некуда отступать, дорогу закрывала стена огня с единственным узким разрывом, через который они могли отходить лишь по одному, потому что жар, бьющий от пылающих повозок, сужал дорогу буквально до нескольких футов. Град дротиков возымел страшные последствия, всадники и лошади падали, громоздясь путаницей тел, бьющихся в крови и грязи. Из двухсот Наездников Бури осталось едва ли шестьдесят, прочие были мертвы или умирали, но те, что оказались между горящими повозками и стеной из щитов и мечей имперской пехоты, перестали искать пути бегства. Развернули коней и встали напротив атакующих меекханцев. Длинные копья склонились в сторону врага. Солдаты же расталкивали их щитами и подбирались поближе к лошадям.
– Щиты! Крыша!
Щиты взметнулись над головами. Объезженные для битвы кони пытались кусаться или подниматься на дыбы, бить копытами – безрезультатно. Пехотинцы в первой шеренге все силы клали просто на то, чтобы удерживать щиты на нужной высоте, а вторая шеренга тем временем ринулась в атаку. Солдаты шли под щитами товарищей и, добираясь до лошадей, вбивали копья и мечи им в грудь либо подрезали задние ноги. Клепаные доспехи не уберегали от достаточно сильного укола, нанесенного в упор, а кожаные ленты, обернутые вокруг лошадиных ног, не служили преградой для клинков. Ржание и визг коней наверняка можно было слышать и на вершине Лысицы.
В несколько минут весь первый ряд пал на землю, а пехота двинулась вперед, на ходу добивая лошадей и всадников. Вархенн держался позади, зная, что в тесноте и толчее схватки его топор будет лишним. Внезапно все смешалось: пехотинцы, кочевники, животные. Часть всадников, кони которых были ранены, соскочили на землю, чтобы сражаться с противником пешими. Но в схватке, ведомой в толпе и тесноте, меекханская пехота не знала себе равных. Тяжелый щит заслонял пехотинца почти полностью, а из-за него, в молниеносных выпадах, выскакивали клинки мечей. Пехотинцы старались сомкнуть ряды, сократить дистанцию, чтобы невозможно было размахнуться тяжелой длинной саблей или топором. Били щитами, опрокидывая противника или ломая ему кости. Убивали быстро и умело, как могут только профессиональные солдаты. В несколько минут все было кончено.
– Назад! – крикнул лейтенант.
Пехота отступила с поля боя, оставив на окровавленной земле более двух сотен мертвых кочевников. И, насколько можно разобрать, ранеными – в непосредственной стычке – оказалось всего лишь несколько пехотинцев. Когда меекханцам удавалось навязать врагу собственные условия битвы, их подготовка и вооружение превращали всякий отряд в машину для убийства.
Приближался полдень, и пока что победа оставалась за Семнадцатым.
* * *
—Значит, на самом деле ты не сражался?
– В тот раз – нет, господин лейтенант. Просто стоял позади и сжимал топор, как последний дурак. Как я и говорил, скорее мешал бы им, пытаясь войти в толпу и ища место для замаха топором. Впрочем, я и был-то лишь вестовым, а вестовой не лезет в первый ряд. Но, – Велергорф кисло усмехнулся, – я надеялся, что, возможно, представится случай или еще что…
– Кочевники обычно используют своих шаманов.
– Мы тоже об этом задумывались тогда. Каждую минуту ожидали огненного дождя или орды демонов, призванных из-за Мрака. Но теперь-то я уже знаю, отчего они экономили их силы.
– И отчего?
– Жеребер – не просто чародей, это некто вроде нашего великого боевого мага, вроде Венриса Окелана или Йовеля-лес-Креаба. Правильно применяемые в битве, они стоят тысячи тяжеловооруженных воинов. Но потеря любого из них – серьезный удар для армии. А та армия, когда встала на битву против Семнадцатого и Двадцать третьего, имела, говорят, одиннадцать жереберов. Потеряли троих. Потом, в короткой стычке у баррикады, еще двух. Пока у нас оставались скорпионы, а то и вероятный чародей в резерве, се-кохландийский командир не желал их подставлять. Для него меньшей потерей были триста Молний, чем один жеребер.
Десятник потянулся так сильно, что в спине его что-то хрустнуло, и вопросительно глянул на Кеннета.
– Да-да, знаю, Вархенн. Подъем! Выходим через минуту!
Отряд поднялся и встал свободным строем. Пленника поместили во главе группы. Лейтенант оглядел его. Несмотря на без малого получасовой отдых, шпион не выглядел вполне пришедшим в себя.
– Начнем помаленьку. Бегом до Перепутья, – решил лейтенант.
Их ждали три мили пути. Солдаты моментально окружили Велергорфа.
* * *
– Хорошо управились.
Черный Капитан сидел там же, где Вархенн его оставил, отправившись выполнять приказы. В руках он все еще сжимал арбалет.
– Лучше, чем я ожидал, – сказал вестовому. – Станут защищать вторую баррикаду?
– Так сказал полковник. И просил передать, что будет благодарен за каждую стрелу, которую мы пошлем. А еще, по его мнению, беженцы все еще слишком медленно поднимаются наверх.
– А дословно?
Вархенн, смущенный, опустил взгляд.
– Сказал: «Передай своему капитану, чтобы стреляли всем, что у него есть, даже если придется использовать собственные черепушки. Ага, и скажи ему, что те, на дороге, сделали, похоже, перерыв на обед», – процитировал вестовой.
– Хорошо. – Короткая, холодная усмешка искривила губы капитана. – Я послал на Лысицу всех людей, у которых нет арбалетов на руках. Подгоним их. Ступай-ка сюда.
Вархенн подошел к краю скалы.
– Смотри.
Первая баррикада медленно догорала. Вокруг нее громоздились кучи трупов, взрытая копытами земля выглядела как свежевспаханное поле, на котором как раз взошел странный урожай: стрелы луков и арбалетов и дротики. По внутренней стороне огненного полукруга несколько десятков солдат поспешно снимали сей урожай, вырывая наконечники из земли и тел. В меекханской армии каждый снаряд использовался столько раз, сколько это было возможно.
– Не туда. На них.
Вархенн оторвал взгляд от суеты солдат и глянул дальше. Кочевники готовились к очередной атаке. И на этот раз было понятно, что они подходят к делу со всей серьезностью. Разделялись на четкие отряды, на глаз человек по тысяче, между которыми то и дело сновали гонцы. Как минимум три группы по нескольку сотен человек направлялись в сторону ближайшего леса; посредине армии, внутри пустого пространства, что-то обсуждали около двадцати всадников.
– Сын Войны, несколько его советников и, если меня не подводит зрение, жереберы. Уже знают, что не возьмут врата долины с ходу, а потому готовятся к битве всерьез. Если полагаешь, что предыдущая атака была сильной, то посмотришь, что здесь будет твориться через час.
– Зачем они это делают? В смысле, господин капитан, зачем они вообще сюда лезут? У них ведь вся провинция в руках…
Кавер Монель сплюнул сквозь зубы:
– Дерьмо у них в руках. Я тут поговорил с парой старост и бургомистров. Те пожары, которые мы видели, – это не кочевники. Их зажгли мы. Приказ губернатора: отступая, оставлять им руины и пепелища. Беженцы уничтожили все, что не смогли унести с собой.
Свезли в эту долину все свое добро, золото, серебро, драгоценности и ткани, привели лучшие свои племенные стада. Наверняка за нашей спиной нынче больше богатств, чем в императорской сокровищнице. А они, – кивнул он в сторону готовящейся к битве армии, – прекрасно об этом знают. И видят, как все это утекает от них за Малый хребет. Им необходимо еще до темноты захватить долину.
– Не захватят.
Взгляд командира скользнул по лицу парня.
– Ты был внизу и охвачен теперь горячкой боя, да? Ты пережил первую стычку без царапины, и тебе кажется, что так будет вечно? Кое-что скажу тебе, парень. Эти солдаты внизу сперва маршировали всю ночь и весь день, чтобы сюда добраться, следующую ночь окапывались без минутки отдыха, а нынче с самого утра сражаются. Они уже смертельно устали, а к вечеру будут мертвы. Се-кохландийцы не простят им, станут атаковать раз за разом, пока пехота от усталости не сможет поднять мечи и щиты. И тогда, возможно, ты таки окропишь железо кровью. А теперь – лети к полковнику и скажи ему, что с этого момента у него не будет ни минуты передышки. А потом отыщи лейтенанта Кавацра и вели ему поторопиться. Даже если придется погонять людей кнутом. И отыщи того чародея, пусть проверит, как идет резня скота. Проклятие… Мне бы еще с пару вестовых, а есть только ты. Здесь каждый арбалет, а у входа в долину – каждая пара рук – просто необходимы… Ну ничего, пока что хватит. Бегом!
– Так точно!
* * *
Десятник замолчал, но как-то никто и не думал его подгонять. Некоторое время они маршировали в молчании.
– Резня, – пробормотал он наконец. – Резня, которая шла у входа в долину, была ничто по сравнению с тем, что происходило в ее глубине. Весь скот согнали в одно место, и около ста человек с топорами и тяжелыми ножами шагали по щиколотки в липкой от крови грязи, убивая животных одно за другим. Перерезали горла, разрубали головы и шли дальше, оставляя на земле еще подрагивающие трупы. Эти люди… у них были мертвые лица. Не думаю, чтобы хоть кто-то из них хорошо спал несколько следующих месяцев. А овцы, коровы и козы, вместо того чтобы разбегаться во все стороны, стояли, ошеломленные, и гадили под себя от страха. И пусть никто, не видевший этого, не улыбается глупо. Животные словно онемели от ужаса, как если бы круг крови и тел, который припирал их к скальной стене, обладал какими-то магическими свойствами и делал бегство невозможным. А впрочем, может, так оно и было? Всем заправлял чародей, и его небесного цвета одеяния были почти по пояс забрызганы кровью. Увидев меня, он лишь махнул рукою и приказал убираться прочь. Если хоть когда-нибудь увидите такое выражение глаз у чародея, то поймете: с ним невозможно спорить. Мне казалось, что воздух вокруг него танцует и вихрится. Смрад крови, желчи и дерьма почти не давал дышать… Я сбежал оттуда так быстро, как сумел.
Кеннет осмотрелся. Через какие-то полмили были Перепутья, где отходила дорога на восток. Оттуда до Белендена было совсем близко.
– Тем временем продолжался подъем. – Вархенн усмехнулся одними губами. – Ну не совсем. На узкую, идущую откосами дорогу всходили несколько десятков тысяч человек. Селяне, купцы, ремесленники, дворяне. Наверное, впервые в жизни все были равны в правах и обязанностях. Имели лишь одно право: идти вверх – и одну обязанность: идти вверх. Откосы были завалены тюками и мешками, что оказались слишком тяжелы, чтобы их нести. Люди ругались, плакали, бормотали себе под нос, но восходили – друг за другом. А толчея и теснота… Доныне рассказывают легенды о некоем купце, который умер по дороге, но, мол, теснота была столь велика, что он не упал, а оказался вынесен человеческой рекой на самую вершину и только там рухнул на землю. С той поры, как люди избавились от повозок, скорость их возросла вдвое, но все равно добрая половина беженцев все еще толпилась у подножия Лысицы. Я даже не попытался передать приказ капитана. Сам император не заставил бы их взбираться быстрее…