Но это совсем, совсем другая история, а пока душенька Серафина, пятнадцати лет от роду, персиковая, белая и розовая, будто кремовый десерт с малиной и сливками, облокотясь на ювелирный прилавок, жевала мятные карамельки и, как свойственно девицам ее возраста, ждала прекрасного принца. И дождалась. Когда лорд Торнтон прибыл, благоухая деньгами и парфюмом, молодой, статный, голубоглазый, белокурый, прекрасный, будто скандинавский бог Один, в окружении многочисленной охраны, секретарей, помощников, штатных подпевал и прихлебал, Серафина сразу узнала суженого, и он тоже узнал ее.
– Персик.
– Папулечка.
– Кто такая? – поинтересовался Ричард, когда примчался почтенный старик-ювелир и принялся выделывать кругом их аристократической милости замысловатые козлиные коленца.
– Дочь моя.
– Сколько.
– Как уславливались, милорд. Серьги. Колье. Браслет.
Ричарда уже не волновали ювелирные изделия, он без крыльев воспарил.
– Нет. Ваша дочь – сколько?
– Чувствуется в вас искренняя, широкая натура, как смело вы взяли быка за рога, – пропел ювелир, отчаянно подхалимничая перед патрицием.
Патриций подхалимажа не любил и вознамерился от души треснуть ювелира по склизкой, антипатичной физиономии, но, сделав скидку на почтенный возраст папаши персика, ограничился тем, что крепко ухватил ювелира двумя пальцами за крючковатый нос.
– Сколько, спрашиваю.
– Пощадите, милорд, несовершеннолетняя еще, через пару лет зайдите, – прогундосил ювелир.
Ричард не сомневался, что через пару лет манящий и душистый сахаристый плод не то что созреет, а уже изрядно перезреет. Все равно, он не мог ждать два года, он не мог ждать ни минуты, ни секунды. Тем более, сладострастная дщерь ювелира одарила его благосклонным взглядом, повела пухлым плечиком, всколыхнулась вся, будто невесомое одуванчиковое облако, и томно поведала, что играет на арфе.
– На арфе?
– Я брала уроки.
Ричард с трудом восстановил сбившееся дыхание, нетерпеливо зарычал и тряханул ювелира.
– Папаша, не томите. Мы с вами люди деловые, не правда ли? Сколько?
– О, горе мне, горе, единственная дочь, – запричитал ювелир, приятно взволнованный оборотом, каковой приняла беседа.
– Единственная? Жаль, оптом вышло бы дешевле. Пойдемте, потолкуем, папаша. А ты, деточка, стой, где стоишь, стой и ничего не делай.
Через час, покончив с деловыми переговорами, лорд Торнтон вернулся, вставив в уголок рта самокрутку с травкой, взял персика за руку и повел.
– Всего доброго, папаша, всего доброго, любезный.
– До свидания, сынок, до свидания, родной, да хранит тебя бог, – откликнулся ювелир из угрюмых и затхлых глубин лавки.
– Бог? Что еще за бог? – любознательно поинтересовался Ричард, когда они вышли на улицу, на солнечный свет и свежий воздух, и он гостеприимно распахнул перед дамой сердца дверцу громадного, черного, хищного механо.
– Наш бог, – безмятежно пояснила персик, – Мамона, и пророк его, Завулон.
Ричард еще разок затянулся. Эх, до чего отменная дурь. Ишь, как вставило и вдуло. Вставило и вдуло. Вставило и вдуло…
Вставляло и вдувало последующие шесть лет без перерыва, и Ричард не видел ни единой причины, по какой сладостная идиллия не могла продолжаться и впредь. Зато видела душенька персик. Оттого и встретила вернувшегося с работы мужа в холле фамильного особняка надутая и сердитая, да не одна, а в сопровождении четырех злющих жирных болонок.
– Папулечка.
– Персик.
– Папулечка, – неприятным голосом повторила Серафина и погрозила наманикюренным пальчиком.
– Персик, ах, зачем ты сразу. Вот, я принес тебе целый пакет мятных леденцов. Все лучше, чем та дрянь, что ты постоянно запихиваешь в ноздри.
– Нам надо поговорить, – молвила Серафина непреклонно и ухватила супруга цепкой ручонкой за лацкан щегольского пиджака.
Ричард посмотрел на жену с вящим недоумением, ибо знал одну-единственную вещь, которую мог делать с ней, и то были явно не разговоры.
– Последнее время ты совсем не уделяешь мне внимания…
– Я занят.
– Чем ты так занят, интересно. Чем ты занимаешься в своем дурацком подвале?
– Работаю над кое-каким проектом, – ответил Ричард уклончиво и немедля захандрил. Слишком хорошо ему были знакомы подобные взгляды и подобный тон. Он уже проходил через это, и не раз, а пять раз. Вот сейчас милая женушка заведет шарманку о глубоком пренебрежении своими духовными нуждами, а потом появится ловкий и пройдошливый адвокат, и лорд Торнтон снова станет звездой колонок светских сплетен и героем бракоразводного процесса. Итого, шесть браков и пять разводов, а ему всего-то тридцать три…
Тщась избежать неизбежного, Ричард попытался обойти жену с флангов и удариться в спасительное бегство, но безуспешно. Во-первых, Серафина вцепилась ему в лацканы пиджака мертвой хваткой. Во-вторых, в последнее время душенька основательно раздобрела и превратилась в серьезное препятствие. В-третьих, болонки, заметив его потуги улизнуть, слаженно зарычали, показывая острые, тонкие, как швейные иголки, зубы.
– Мои духовные нужды…, – затянула персик.
Ричарду не хотелось ее слушать. Ему хотелось принять таблетку аспирина Эймса от чудовищной головной боли, поужинать, пропустить рюмашку, вздремнуть часок и вернуться к работе над машиной времени. И к чертям, что это звучало как настоящее сумасшествие. Он знал, что должен довести дело до конца. Любой ценой. Любой. Ценой.
– Немедленные меры…, – продолжала бубнить персик.
Восприняв слова хозяйки как руководство к действию, одна из болонок решила, что настал подходящий момент укусить сиятельного лорда Торнтона за лодыжку. Превосходный пинок носком ботинка под брюхо отправил нахальную собачонку в длительный полет через холл в гостиную. Описав классическую мертвую петлю, жирная шавка прицельно приземлилась прямиком в жерло пылающего камина. Из гостиной густо потянуло паленой шерстью и шашлыком. Серафина запнулась.
– В чем дело?
– Ни в чем. Продолжай.
– Я забыла, где остановилась!
– На немедленных мерах, – подсказал Ричард покладисто.
– Вот-вот! Если ты не прекратишь вести себя, как…
Серафина снова сбилась из-за шума, на сей раз поднятого прислугой. Шум зародился где-то в мраморно-раззолоченных недрах особняка, ближе к кухне. Зазвенела разбитая посуда, захлопали двери, загрохотали торопливые шаги, взволнованно запричитали кухарки и горничные.
– Ай, Господи Иисусе, да что же это делается-то!
– Мамочки, мамочки, ведь сейчас бабахнет!
Паника стремительно набирала обороты и громкость. Ричард нахмурился. Из-за угла выглянул эконом, имея изрядно бледный и потрясенный вид.
– Лорд Торнтон.
– Ась?
– Извините, сэр, у нас возникла небольшая проблема.
– В чем дело?
– У нас на кухне шаровая молния. Звучит дико, но, кажется, она просочилась через двери и стены, и вылетела из подвала.
Оттолкнув жену и без пиетета распинав оставшихся собачонок, Ричард стремительно сорвался с места.
– Стойте спокойно, ничего не трогайте. Я сейчас возьму сачок.
– Милорд? – слабым голосом проговорил эконом. – Сачок? Вы сказали, сачок?