Гуго молчал, вслушиваясь в ночь. Тишину леса нарушало только потрескивание горящих поленьев. Нойберт хлопнул по щеке, на которую сел назойливый комар.
– Вы сегодня спасли мою жизнь, – продолжал купец. – Поэтому я хотел бы сделать вам роскошный подарок. Соглашайтесь, сударь. Я – человек зажиточный, могу предоставить вам… свою землю.
Гуго Колль, услышав это, оживился.
– Если вы поклянётесь, что тайна нашего Ордена будет сохранена…
– Я готов поклясться на Библии хоть сейчас!
– Так поклянитесь. И тогда мы продолжим наш разговор.
– Карл, – позвал Нойберт одного из оставшихся в живых слуг. Другой, Михель, также принимал участие в сражении, но получил лёгкое ранение и сейчас отлёживался в телеге. – Принеси мне Библию. Эх, господин рыцарь, отправляясь в подобные путешествия никак не обойтись без Священного Писания…
Купец положил левую руку на Библию, правую поднёс к сердцу. Произнёс слова клятвы и помолился.
– Хорошо, – удовлетворённо произнёс тамплиер. – Вы правы. Мы – потомки тех, кто уцелел. Наша цель – защита истинных христиан. Наш девиз остался прежним: Non nobis, Domine, non nobis, set tuo nomini da gloriam!13 А также правило: Ora et labora!14 Нас пока мало и силы наши невелики. Но, это – временно. Ведь с нами – наши святыни и богатство! А сейчас цель нашего небольшого отряда – отыскать и купить вблизи Кнайпхофа земли, где мы могли бы построить собственную… резиденцию. Прицепторий. Ибо туда, к Кнайпхофу, ведут пути, неведомые людям, но уже определённые свыше для целей, нам пока неизвестных, но, несомненно, величественных…
Такая туманная формулировка не поставила в тупик хваткого в делах купца.
– У меня есть земля к востоку от Кнайпхофа. Как раз на пустынном берегу Прегеля. Там расположено лишь моё небольшое поместье. Итак, я объявляю своё решение: эта земля – ваша!
Рыцарь и купец ударили по рукам. В этот момент громко захрустели сучья, зашумели ветви деревьев. Казалось, огромный зверь всё это время сидел, притаившись в нескольких шагах от обоза, да вот не выдержал и ринулся вглубь леса, ломая всё на своём пути. Рыцарь схватился за топор. В чаще вспыхнул огонь – караульный зажёг факел.
– Кто это был, брат Георг? – спросил Гуго Коль.
– Не разглядел. Какой-то огромный зверь… – послышался ответ, – тут повсюду волчьи следы…
Пока Гуго размышлял, поднимать ли братьев по тревоге, Нойберт вытащил из телеги кожаную флягу с вином и выдернул из горлышка пробку.
– Не волнуйтесь, господин рыцарь. Люди говорят, что так ведёт себя здешний лесной дух. В этих местах он носит имя Чёрный Франц… Он ушёл вглубь леса и уже не причинит нам вреда. Давайте лучше скрепим наш договор хорошим бургундским вином. Господь – свидетель, мы это заслужили…
Уже осенью 1405 года в поместье купца Иоганна Нойберта начались строительные работы. Через несколько лет вместо жалкой постройки на берегу Прегеля возник крепкий замок, носящий имя Нойбертхаус, а возле замка, за высоким каменным забором возникли монастырь и церковь. Монастырь получил имя Архангела Михаила. В нём обитали монахи, то ли францисканцы, то ли бенедиктинцы, ясно было одно: монастырь был мужским. За стенами божеской обители служители Господа развели сады, прорыли каналы, распахали земли под поля и огороды, вырыли большой пруд. Монахи вели размеренную жизнь, как и подобает братьям во Христе. Но, если бы кому-нибудь удалось заглянуть за высокие стены, то он бы сразу заметил, что монашеские кельи, скорее, напоминают казармы, а во дворе братия и послушники дерутся друг с другом палками, деревянными и даже стальными мечами, метают ножи и боевые топоры, постоянно упражняются в верховой езде и стрельбе из лука… Над дверью перед входом в монашескую трапезную развёрнуто белое полотнище с красным крестом…
Дела у Иоганна Нойберта пошли в гору. Он уже не ездил лично за товаром, а посылал туда своих работников. Сам же купец жил в замке, почти безвылазно, особенно после того, как женился и обзавёлся детьми… Для торговых дел он приобрёл три хороших когга15, которые постоянно бороздили воды Прегеля, а также Остзее. В Нойбертхаус и монастырь то посуху, то морем всё чаще приезжали знатные господа – по торговым ли, политическим делам – про то нам не ведомо.
Глава 5. Путь в школу «Куклы старой Магды»
Якоб Шоль вернулся к городскому лекарю Фридриху Пельшицу и продолжил у него свою работу, как ни в чём не бывало. Больных в эти хмурые, дождливые осенние дни было достаточно и лекарства, изготовленные помощником врача, расходовались быстро. Особенным спросом пользовались жаропонижающие средства. Иногда Карл запрягал лошадь и Пельшиц отправлялся к тому или иному больному на дом. И тогда Якоб справлялся с работой один. Не все, однако, доверяли юному врачу. Некоторые пациенты оставались дожидаться городского лекаря, хмуро поглядывая на мальчика, который деловито управлялся с другими больными.
Про школу «Куклы старой Магды» Якоб благоразумно умолчал, мол, зашёл в дом, там ему стало дурно: закружилась голова, он потерял сознание и очнулся только тогда, когда за ним прибыл Пельшиц со своими друзьями.
«Говорил же я – колдовское место, – вздыхая, комментировал этот поход старый Хеллике, прикладываясь к кубку с вином. – Правильно сделал, малыш, что не стал совать свой нос в эту обитель Дьявола, прости меня, Господь».
И всё же, Якоб чувствовал, что эта школа ему не просто нужна, а необходима. Молодой лекарь убедился, что обладает Даром, который пожаловал ему Создатель, и, как истинный христианин, он должен развивать этот Дар, совершенствовать свои способности и приносить пользу людям. Поэтому юноша всё чаще задумывался о том, чтобы покинуть дом гостеприимного доктора и начать новую жизнь под крышей школы «Куклы старой Магды».
Сегодня вечером доктор Пельшиц, увидев, как юноша намаялся за день, сам послал его отдохнуть в кабачке «Усы сома».
– Сходи, дружок, поболтай со своими приятелями. Нынче мы славно потрудились и неплохо заработали. Вот тебе два талера и пусть этот вечер не будет для тебя скучным.
Якоб окунулся в сырую вечернюю прохладу Альтштадта, но не о кабачке думал он, а о том, как начать разговор с Пельшицем насчёт школы… Он полагал, что совмещать занятия в «Куклах старой Магды» и врачебную деятельность будет невозможно, что у него на самом деле – иная цель, и она весьма далека от искусства традиционного врачевания.
Он застал своих приятелей на старом месте и в полном составе.
– Присаживайся, молодой лекарь, – любезно пригласили его за стол пивовар, портной, два кузнеца и моряк с Фишгаузена. – После того, как ты побывал в этой дьявольской школе, ты сам на себя не похож.
– Поменьше находись в местах, помеченных Дьяволом, – добавил Хеллике, – И тогда твои друзья всё чаще будут поднимать свои кубки во здравие!
Якоб заказал себе рейнского и жареную куропатку.
– А таких проклятых мест в Кёнигсберге, – продолжал старый портной, – хватает… Взять, к примеру, Кошачий ручей…
– И что же там происходит? – насмешливо спросил Теодор из Закхайма. – Не такая уж это великая река, чтобы вызывать пересуды у почтенных горожан…
– А вот, послушай, – Хеллике сделал внушительный глоток, и начал рассказ. – Как известно, этот ручей разъединяет Альтштадт и Лёбенихте. А почему у него такое название? Известно, что с ним связано старое поверье о двух кошках, которые катались по нему и по Прегелю. Но, разумеется, не в лодке, а в… пивоваренном котле!
– Подобно трём мудрецам в одном тазу, – вспомнил Курт Химмель. – Это у англичан есть такая весёлая песенка…
– Так вот, – продолжал старик. – Эти кошки днём превращались в женщин…
– Ведьмы! – воскликнули Исайя и Андреас Кулль.
– Они самые, – кивнул головой Хеллике. – Эти ведьмы наняли себе паренька, вроде нашего Якоба, который выполнял всякие их прихоти… в том числе и в постели. Ибо известно: ведьмы весьма любят разные похотливые затеи и утехи…
– Хм, – произнёс Кулль. – И что же ему не хватало? Я слышал, что он сварил обеих бестий в этом самом котле, когда те не успели превратиться из кошек в людей.
– Интересно, – хмыкнул Теодор. – А в людском обличии каковы они были? Говорят, ведьмы умеют казаться очень привлекательными…
– А на Кнайпхофе есть загадочные места? – поинтересовался Якоб.
– А как же, – тотчас ответил Хеллике. – Взять тот же Кафедральный собор. В его флигелях, как, впрочем, и в Королевском замке, живут прусские гномы. Увидеть их – всегда к удаче. Думаете, зря, люди, проживающие в тех местах, спрашивают друг друга, видели ли они гномов? А вот дьявол, проходящий по подземному переходу из Замка в Собор, удачу не принесёт. Или призрак, появляющийся в Соборе всегда, как только в городе кого-то обвиняют огульно…
– А что это за призрак? – спросил Якоб. – Дух какого-то невинного человека?
– Да, мой юный друг. Всякий призрак – это образ умершего человека, его неуспокоенная душа… Да простит Господь мне мои попытки заглянуть в Его тайны… Тот призрак, который появляется в Кафедральном соборе, тоже имеет своего… живого предшественника. Это – некий малый, служивший при старом канцлере Кошпоте. Старик обвинил своего верного слугу в краже дорогого перстня. Бедняга оправдывался, как мог, да ему никто не верил. Затем, видя, что все его доводы пролетают мимо ушей придворных и самого канцлера, слуга… повесился. И – превратился в призрак, до сих пор пугающий людей. Кстати сказать, немногим позже, служанка, потрошившая индюка, нашла в его желудке тот самый пропавший перстень. А дух покойного слуги, несправедливо обвинённого в краже, приходит всякий раз, когда кто-то оказывается в его шкуре…
Этой ночью Якобу приснился сон. Будто он – не лекарь, а воин, сидящий на боевом коне в самой гуще кровопролитного сражения. В его руке – тяжёлый меч, молодой Шоль защищается от ударов и наносит их сам. В ушах – оглушающий шум битвы: звон оружия, ржание коней, крики сражающихся… Противник не может его достать – стрелы, летящие в него, меняют направление, мечи, словно наткнувшись на невидимую преграду, отскакивают в сторону и рассекают пустоту. У Якоба есть цель – он должен помочь человеку, отбивающемуся сразу от множества врагов, окруживших его. Прорубаясь сквозь ряды противника, неуязвимый воин непреклонно продвигается вперёд. «Держись, отец!» – громко кричит ему юноша. Отец?.. Да, тот рыцарь, отчаянно сражающийся с несколькими недругами, – его отец! И Якоб не должен допустить, чтобы с ним что-то случилось! «Я иду, отец!» – и очередной его удар выбивает противника из седла. «Я уже близко!» – и следующий враг хватается руками за разрубленную голову… Отец поворачивает к сыну своё лицо… Он уже совсем без сил. Он ранен… «Держись, отец!» —опять кричит Якоб… и просыпается…
Наутро молодой лекарь сходил в церковь Св. Николая, отстоял службу, затем зажёг свечу возле алтаря и начал молитву «Радуйся, Дева Мария». «Ave, Maria, gratiaplena… – мысленно обратился он к Божьей Матери. – Радуйся, Мария, благодати полная… – мысли его устремились в неведомую высь, туда, где, по его понятиям, находилась пресвятая Богородица. – Dominustecum: benedictatu…» – прошептал он, – Господь с Тобою… – и вдруг… свеча погасла… Похоже, ветер ворвался через двери в церковь и задул сей робкий огонёк. Вздохнув, молодой лекарь зажёг свечку о другую, сохранившую своё пламя, и продолжил молитву: – «Inmulieribus, etbenedictus…» – он словно ощущал Её присутствие. —Благословенна ты между жёнами… — неожиданно свеча погасла вновь. Якоб не увидел, отчего: его взгляд был направлен на золотую фигуру Пресвятой Девы, украшавшую алтарь. Он опять зажёг свечу и дочитал молитву до конца. На последних словах свеча затрещала и погасла в третий раз. «Я вижу, Дева Мария услышала меня, – подумал он. – И сделала знак». Только что он означает?
Под конец, он прочёл молитву об усопших: «Requiem aeterna dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace… – Мысли его были об отце и матери, — Вечный покой даруй им, Господи…»
Казалось, он искренне побеседовал с ними и принял от них утешение и благословение. На душе стало легче.
Выйдя из церкви, Якоб направился мимо Рыбного рынка в аптеку старого Мойши Михельмана. К сожалению, «чертополох Святой Марии»16 не рос на полях, зато его выращивали послушники в монастырях. Его семенами лечили болезни живота, а корни и листья использовали для заживления ран и язв. У Михельмана такой «чертополох» имелся, и Пельшиц это прекрасно знал.
На Рыбном рынке вовсю шла торговля. Гремели бочки, слышались голоса зазывал, ругань продавцов, ощущался острый запах рыбы.
– Угорь, свежий угорь! — кричала толстая женщина, держа в руках по рыбине, длиною в два локтя каждая. — Только что из залива!
Нищие и попрошайки, крадуны с прилавков, лихие люди, высматривающие простаков и ротозеев…
– Прегельский судак! Ещё живой! Кому на стол свежую рыбу? — кричал во весь голос торговец, стоящий на телеге с бочкой.
– Пряности! Всё, для приготовления рыбных блюд! Лавровый лист! Корень сельдерея, хрен, укроп, чеснок, мелисса лекарственная! Побалуйте себя, жители Альтштадта! Для супа и жаркого! Ваша рыба станет втрое вкуснее! — кричали с другого конца рынка. — Не забывайте, что скоро – великие праздники: Торжество Всех святых и День поминовения усопших!
Якоба толкали со всех сторон, кто-то наступил ему на ногу, от проезжающей телеги он едва успел отскочить. Пройти через Рыбный рынок в самый разгар торговли оказалось делом не простым.
– Здравствуй, Якоб!
– Здравствуй, Марта, — приветствовал молодой лекарь прислужницу Пельшица. — Никак, рыбу покупаешь?
– Да, хочу вам с доктором приготовить на ужин треску.
Юноша невольно залюбовался Мартой — раскрасневшееся личико, падающая на щёку светлая чёлка, весёлые глаза и очаровательная, приветливая улыбка.
– С треской, — добавила она, — хорошо сочетается рейнское! А ты куда собрался?
– В аптеку к Михельману. Доктор велел купить «чертополох Святой Марии», а его выращивают только в монастырях.
– Не опоздай к обеду, молодой лекарь!
После обеда Пельшиц, задумчиво просмотрев свиток, куда он вносил данные о больных и приготовленных лекарствах, сказал Якобу:
– Вот что, мой юный помощник. Надо бы нам собрать ещё ольховых шишек. Горожане частенько мучаются животом, видно, едят всякую тухлятину, да простит меня Господь… Сходи-ка в лес и набери мешочек для приготовления отваров.
Сразу за крепостной стеной Альтштадта, влево, на юг, ведёт дорога к Прегелю, к торговым пристаням, а к северо-западу разбросаны небольшие поселения, огороды, начинаются поля и чуть дальше — лес. Пешком, по сырой и грязной дороге, до него можно дойти за три четверти часа. Если Якоб поторопится, то вернётся назад ещё засветло. Шишки надо будет вывалить из мешка и просушить в течение двух-трёх дней.
Стояла солнечная погода. Осенний лес встретил молодого лекаря тишиной. В жизни юноши нередко бывали моменты, когда душа просила отдыха и исцеления после прошедшей жизненной бури, дабы вновь наполнившись светом и теплом, делиться с теми, кому была нужна его любовь… В такие мгновения самое лучшее – остановиться и посмотреть вокруг… Сухие жёлтые и красные листья тут и там отрывались от ветвей и с лёгким шуршанием падали вниз, туда, где их собратья уже создали мягкий листвяной ковёр. Тишина наполняла душу, она казалась какой-то неестественно торжественной. Такая музыкальная тишина природы всегда успокаивала Якоба лучше, чем миллион ненужных слов. Его охватило такое чувство, словно он, вошедши в лес, оказался в одном из нефов огромного храма.
Работа подвигалась споро. Ольшаник рос на краю леса, на ветках деревьев было множество шишек. Срывая их, молодой лекарь напевал про себя шуточную песенку про гуся, отправившегося охотиться на зайцев. Закончив дело, Якоб вытер со лба пот, потянулся, распрямляя спину, и… вдруг почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд. Рука юноши потянулась к стилету, который он всегда носил с собой. Одновременно он оглянулся.