– Спасибо, отец. Спасибо, мама… Я постараюсь оправдать ваши надежды.
– Да поможет тебе Господь…
Так решилась дальнейшая судьба Иоганна Майбаха. С юных лет он действительно мечтал о морских путешествиях, мысленно бороздил воды южных и северных морей, открывал новые земли, входил на своём корабле в порты Гамбурга, Лондона, Лиссабона, намеревался достичь берегов Нового Света. Но судьба распорядилась иначе: отец желал видеть своего сына непременно образованным человеком, что было весьма характерно для того времени. Юноша чувствовал его правоту и испытывал глубокую благодарность за столь искреннее участие и важную поддержку.
В 1544 году в Кёнигсберге учредили свой университет. Он был обустроен по образцу существующих в ту пору германских университетов. Молодёжь XVII-го века охотно шла в них приобретать новые знания и осваивать достойные профессии. И вот, кёнигсбергский храм науки распахнул свои двери сыну каменщика. Что ждёт его за этими дверьми, известно одному лишь Богу…
Кёнигсберг, величавая столица Восточной Пруссии, долгое время был форпостом тевтонских рыцарей, откуда они совершали свои грабительские набеги на Польшу и Литву. Сама Пруссия, обильно политая кровью в многочисленных захватнических войнах, совсем недавно обрела независимость. Впрочем, и о ней самой, и о Кёнигсберге стоит рассказать немного подробнее.
Ох, уж эта Пруссия, бывшая страной-вассалом, и ставшая самостоятельным государством с сильнейшей в Европе армией! А всё началось с них – с тевтонцев, и их воинственных потомков. Одно время Пруссия считалась территорией Польши и тогда, для подавления свободолюбивых вассалов, были приглашены рыцари Ордена. Они ответили на призыв польского князя Конрада I Мазовецкого и, с поистине тевтонской беспощадностью, приступили к истреблению племен пруссов. Полвека ушло на безжалостные войны в этих краях. Пруссов покорили. Вот тут бы тевтонцам и уйти восвояси!.. Но нет, они начали расширять «свои» владения, отхватывая у соседей один кусок земли за другим. И вновь ржали кони, свистели стрелы, звенела сталь…
В 1525 году Пруссия стала светским герцогство. Орденские земли были изъяты из церковной собственности и переданы в гражданское ведение, несмотря на то, что формально они всё ещё принадлежали Польше. Случилось это при Альбрехте Бранденбургском из династии Гогенцоллернов2, великом магистре Тевтонского ордена. Так бывшие рыцари превратились в немецких помещиков-землевладельцев. Гогенцоллерны, владевшие бранденбургскими землями, пытались объединить их с прусскими, избавившись при этом от опёки польской короны. В конце концов, это им удалось. После шведско-польской войны, в ходе которой Польша потерпела поражение, был подписан указ, в котором Пруссия объявлялась суверенным государством.
А Кёнигсберг жил и процветал. Население города составляли выходцы из германских земель, которые обустраивали главный город Восточной Пруссии с немецким усердием и основательностью. Следует отметить, что горожане не очень охотно поддерживали политику Гогенцоллернов, олицетворяющую собой тевтонские стремления покорять и грабить соседние народы, словом, жить властно и независимо, постоянно держа в руках обнажённый меч. Жители Кёнигсберга даже выступали против воинствующей династии и против отделения Пруссии от Польши. Молодой Гюнтер Майбах сам едва не погиб в ходе этих столкновений, но, слава богу, его не коснулись последствия этого противостояния, и он, как нам известно, занялся вполне мирной профессией, в которой немало преуспел.
Когда у Гюнтера с Эльзой появился первенец, они решили приложить все усилия, чтобы мальчик занял достойное положение в обществе. А для этого он должен был учиться: сначала в городской школе, чтобы освоить латынь, а затем уже в университете. Гогенцоллерны, хоть и были помешаны на былом величии и доблести тевтонских предков, тем не менее, весьма благоволили к храмам науки и просвещения. Только одно условие необходимо было соблюдать неукоснительно: учёба должна быть оплачена. К счастью, Гюнтер имел работу, платили за неё неплохо, а копить они с женой умели. Иоганн же, с детства худенький, белокурый (как его мать) и невысокий мальчик, весьма успешно постигал те науки, которые ему преподавали в городской школе Альтштадта приезжие учителя и её ректор Клаус Заубер.
Глава 2. В стенах Альбертины
«…В год 1668-й от Рождества Христова я, по воле Господа нашего, впервые вошёл в стены Кёнигсбергского университета. Я до сей поры с благоговением вспоминаю те времена, когда мой ум, словно губка, впитывал самые разносторонние знания, а душа расцветала, ибо каждый день, проведённый в лоне священной Альбертины, был наполнен новыми, необычными событиями, яркими и живыми. Учился я жадно, азартно и весьма успешно…
Горячее желание лечить людей безболезненно, без вмешательства ланцета, а лишь посредством снадобий, мазей и целебных порошков заставило меня искать рецепты чудодейственных лекарств. Я пропадал в университетской библиотеке, общался с профессорами медицины и со знахарями из предместий Кёнигсберга, проводил дома бесчисленное количество опытов, пытаясь найти и проверить на деле те или иные ингредиенты, их соотношения и, незаметно для самого себя постепенно превратился в убеждённого алхимика. А такое увлечение могло вывести меня на очень опасный путь…»
Иоганн, проходя по Лавочному мосту через Прегель3, посторонился, пропуская следующую на Кнайпхоф телегу, гружённую мешками с углём. Пожилой возница, служивший при Кафедральном соборе, улыбнулся и кивнул студенту. Они не были знакомы, но за неполные два года, проведённые Иоганном на острове, столь примелькались друг другу, что при встрече чувствовали один к другому чуть ли не родственную приязнь.
Студент поправил плащ, довольно тонкий для сегодняшней прохладной погоды, натянул на голову капюшон. Со стороны Остзее4 дул пронизывающий ветер. От реки тянуло сыростью, смешанной с запахом рыбы, доносящимся со стороны разгружающихся судов. Альтштадт, затянутый пеленой тумана, несмотря на раннее утро, жил своей портовой жизнью. Этот день тоже начинался с большой торговли. Берег реки постепенно заполняли продавцы и покупатели, нетерпеливо фыркали лошади на базарной площади, слышался смех, громкие крики возниц и цоканье подков по набережной.
Иоганн перешёл на противоположный берег, и, повернув налево, стал подниматься к знакомым строениям родного Альтштадта, по улице Хлебных лавок, мимо ратуши с «бородатыми япперами»5, готовыми высунуть свои языки в сторону Кнайпхофа.
Альбертина – такое имя университет получил совсем недавно, в память об его основателе, Альбрехте Бранденбургском. На четырёх факультетах более двухсот студентов изучали теологию, юриспруденцию, медицину и философию. Нельзя сказать, что их жизнь была стеснена жёсткими рамками дисциплины. Конечно, порядок существовал, и нарушение установленных правил каралось строго. Однако, преподаватели Альбертины: доктора, профессора и магистры, представители высшей касты немецкого общества, допускали некоторую демократию в отношениях со студентами (некоторые из них даже проводили занятия у себя на дому), утверждая, таким образом, исключительное положение Кёнигсбергского университета перед другими городскими учреждениями. Сухие схоластические лекции зачастую сменялись коллоквиумами, диспутами, шумными спорами, в ходе которых некоторые злободневные вопросы выносились на широкое обсуждение.
Студенты Альбертины были различных сословий и нередко приезжали издалека. Кроме немцев, тут было много поляков, чехов, венгров и литовцев. Сказалась закончившаяся двадцать лет назад Тридцатилетняя война, которая принесла Европе страшные бедствия и опустошения. А этот тихий уголок Восточной Пруссии был далёк от всяческих баталий и жил своей размеренной, неторопливой и спокойной жизнью. Поэтому сюда и устремились тысячи беженцев, которые находили пристанище на здешней земле, обустраивались и обживались, однако не теряли связи со своим прежним миром, со своими родными местами.
Прибыв на учёбу из самых разных уголков Европы, молодые люди «вливались» в существующие в «альма матер» братства-землячества. Члены братств жили сообща, деля все тяготы студенческого бытия, главной из которых была бедность. Нередко случалось, что, задолжав за учёбу, бедолаги были вынуждены отправляться восвояси. Те же, кто, несмотря на трудности, оставался в стенах Альбертины, делили меж собой одежду, обувь и кусок хлеба. Если кому-то из студентов перепадали из дома кое-какие припасы, будь то продукты или деньги, радовалось всё землячество.
Университет располагался в северо-восточной части Кнайпхофа. Храм науки и величественный Кафедральный собор, который являлся также и университетской церковью, разделяло кладбище соборной общины. Альбертина имела два здания. Коллегия6 состояла из двух сходящихся под прямым углом крыльев, в одном из которых находился актовый зал. Второй корпус использовался как общежитие для малоимущих студентов. Вне университета, на Вайдендамме, располагался лишь анатомический театр. Многие студенты селились в коллегиях, главным образом, по земляческому принципу. Некоторые, отпрыски зажиточных семей, снимали квартиры.
Иоганн жил дома в Альтштадте. От него до дверей Альбертины студент легко доходил пешком за полчаса. Иоганну было легче, чем иногородним: его родные находились рядом. Отец с матерью работали не жалея сил, и их здоровья, к счастью, хватило на те годы, которые сын провёл на студенческой скамье. Ещё немного, и он сам станет зарабатывать на жизнь, чем облегчит участь своих заботливых родителей…
Учёба давалась Иоганну на удивление легко. Сказались его любознательность и увлечение медициной, как наукой, природная сообразительность и тот основательный задел знаний, который он приобрёл в стенах школы. Лекции в университете читались на латыни, а в ней новоявленный студент был уже не новичок. Умение схватывать мысль «на лету», трудолюбие и аккуратность приносили свои плоды: к окончанию первого года обучения он считался одним из лучших студентов, чем страшно гордились его отец и мать.
Однажды за ужином в семье зашел разговор о светилах медицинской науки.
– …Как ты сказал, Гиппократ? – переспросил Гюнтер сына. – Кто же он, немец? – отец считал, что все великие люди родом из Германии. – Фамилия наша – немецкая. Похоже, из швабов… Говоришь, грек, великий врач… Вот и старайся быть похожим на него!
Немного позже, когда Иоганн самостоятельно изготовил микстуру, которая хорошо снимала проявления простуды, довольный отец обратился к матери:
– Видишь, Эльза, теперь у нас есть собственный врач! Незачем ходить к еврею Лаппе с Аптекарской улицы, чтобы платить большие деньги за его бесполезные снадобья, от которых ничего кроме расстройства желудка не получишь!
На что получил ответ:
– Одеваться надо теплее! Тогда не простудишься.… А сынок наш и впрямь молодец!
Спустя некоторое время в доме появилась ещё одно новое лекарство – настойка на янтарных крошках, которую отец и мать принимали как средство от усталости и старческих недугов.
– Я от неё молодею! – радовался Гюнтер и в его глазах вспыхивали задорные искорки. – И недорогая, зараза, а как бодрит и сил прибавляет!
– Да, – счастливо улыбалась Эльза. – Наш Иоганн скоро станет настоящим врачом.
Гюнтер Майбах был не просто каменщиком с золотыми руками, он обладал незаурядным умом и рассудительностью, перемешанной с хитростью, так характерной для немца. Перед тем, как расстаться со своими трудовыми деньгами, он сумел встретиться с деканом медицинского факультета, и даже пытался добиться аудиенции у самого ректора Альбертины, правда, ему это не удалось. Зато теперь он достаточно много знал о традициях, сложившихся в университете, о жизни студенчества и тех неожиданностях, которые могли возникнуть на пути молодого Майбаха.
– Сынок, – сказал он Иоганну, когда тот впервые собирался в храм науки. – Я должен тебя предостеречь насчёт одного скверного мероприятия, которое очень скоро ожидает тебя. – Юноша насторожился. – Не волнуйся, местные шалопаи, посвящая молодёжь в бурши, придумали одну… дурацкую процедуру, которую тебе предстоит пройти… Не беда, если тебе отхватят топором прядь волос на голове, отполируют физиономию на шлифовальном круге… или оттяпают кусок ткани от штанов с задницы… Плохо то, что за этот кусок тебе еще придётся заплатить. Можно, конечно, возмутиться и призвать к порядку, но университетские бакалавры уверяют, что лучше подчиниться традиции, и тогда всё будет хорошо. Затем тебя примут в братство… И для этого тоже потребуется взнос… Что ж, вот тебе несколько талеров. Но теперь нам всю неделю придётся есть одну капусту…
Землячество, в которое был принят Иоганн, носило название «Пруссия». В него входили как местные студенты, жители Кёнигсберга, так и выходцы с западных земель. Братство имело свой герб и флаг, постоянную штаб-квартиру, расположенную вблизи Замкового пруда, и «свои» трактирчики, где молодые люди отдыхали от занятий и веселились в компании с кислым кёнигсбергским вином. Кроме «Пруссии», были и другие братства: «Мазовия», «Венгрия» и «Трансильвания», «Литва» и «Ганза».
– Теперь ты член нашего братства, – вдохновенно говорил Иоганну его старший товарищ, студент юридического факультета (будущий известный кёнигсбергский нотариус) Вольфганг Шёнебург. – Держись нас, братишка. Если тебя кто тронет, только дай нам знать! Мы своих в беде не бросаем. Ну, а если понадобится, приди на помощь своим братьям-буршам! Раз ты местный, из Альтштадта, то сегодня же мы покажем тебе нашу квартиру и посидим в трактире «Усы сома». Это – наш трактир, да и находится он в Альтштадте, совсем недалеко от твоего дома. Не робей, теперь у тебя есть много друзей!
Сам Вольфганг имел живописный синяк на левой стороне лица, от него резко пахло винным перегаром, но Иоганн с почтением вслушивался в слова «почти бакалавра», как Вольфганг сам себя величал.
С какой нежностью всю свою последующую жизнь вспоминал Иоганн годы, проведённые в стенах Альбертины! Какой важный и неожиданный поворот вскоре произошел в его судьбе, насколько захватывающе, интересно и колоритно завертелась жизнь! Тут было всё: и нескончаемые лекции, и практические занятия, и страх ошибиться… Порой посещало чувство неуверенности, но его все чаще сменяла гордость за себя. Вспоминались драки с горожанами и буршами из других братств, вечеринки в «Усах сома», пошловатые песни, переделанные местными вагантами7 из стихов Симона Даха8 и псалмов Валентина Тило9, известного поэта и бывшего профессора кёнигсбергского университета… А друзья-студенты! А наставники!..
Как большинство студентов, Иоганн Майбах внимательно слушал лекции и аккуратно записывал всё сказанное магистрами и профессорами. Но больше всего ему нравились диспуты: живое, шумное и полезное для ума обсуждение той или иной практической ситуации.
– К вам привезли больного! – Магистр Гуго Розенталь внимательно оглядел притихших студентов. – Больной в беспамятстве. – Ещё один долгий, изучающий взгляд… – Студент Иеронимус Штетлих! Каковы ваши действия? Потрудитесь поделиться с нами своими соображениями.