Когда проходили мимо какой-то кафешки, спутница проявила заметное беспокойство и умоляющим тоном произнесла. – Купи мне вина, пожалуйста!
– Ты в своём уме? Тебе же нельзя! – растерялся Юрий.
— Не лишай меня единственной радости… — шептала она, заглядывая ему в глаза. – Когда я выпиваю стакан спиртного, то чувствую, как в меня вливается жизнь!..
После такого откровения Юрию расхотелось продолжать прогулку. Он не имел привычки оплакивать своих врагов, поэтому по дороге домой – улыбался. Жизнь оказалась невероятно злопамятной особой и сама за него отмстила…
Не было ничего удивительного в том, что за столько лет супружества, чувства Юрия к жене поостыли… То, что прежде считалось верхом блаженства, теперь казалось ему утомительной обязанностью. Куда только всё подевалось? Иногда, ему не хотелось даже смотреть в её сторону. В душе он понимал, что временные отчуждения – это не катастрофа, а всего лишь закономерные циклы жизни, которые сменяются также как день и ночь, зима и лето. Однако в периоды таких «затмений» успевал наделать глупостей… Как и большинство мужчин, чувствуя одиночество и душевную пустоту, он пытался заполнить её вином и наличием любовниц…
…Однажды, когда он был мальчишкой лет десяти, и ожидал на остановке свой автобус, к нему подошла цыганка в ярких одеждах и затараторила:
– Касатик, дай я тебе погадаю. Позолоти ручку, всю правду скажу…
Юрий оробел, потому что никогда прежде с такой бесцеремонностью не сталкивался.
– У тебя есть денежки? – наседала плутовка.
– Нет…
– А что есть? Я не могу гадать просто так, мне обязательно нужно дать что-нибудь взамен.
– У меня есть конфета… – выдавил из себя мальчик.
Конфета была отобрана и гадалка произнесла:
– Ты станешь лётчиком. И у тебя будет очень много женщин… Ну, очень много!
Юрию даже показалось, что цыганка с каким-то удивлением или восхищением посмотрела на него. Тут подошёл автобус, Юра прошмыгнул в салон, забрался на заднее сидение и стал думать о Светке за соседней партой, потом о Танюше – наискосок… Но дальше его фантазия не пошла, потому что остальные девчонки в классе были не такими симпатичными…
Да, он изменял супруге и обманывал женщин! Срывал их, словно красивые цветы в оранжерее и наслаждался ароматом, так ни разу не полюбив по-настоящему ни одну из своих избранниц. Срабатывал ли у него инстинкт охотника или он подсознательно мстил за первое, оскорбленное чувство? Только фонтанирующая страсть «на стороне», довольно скоро сменялась у Юрия эмоциональным «выгоранием», усталостью и разочарованием. Но обман – есть обман, и чем чаще к нему прибегаешь, тем труднее удержаться от нового! Оттянуть разоблачение возможно лишь с помощью более изысканного вранья. Вот так он и погибал, погрязнув в этом гнусном пороке, как в гнилом болоте… Но теперь – всё кончено: любил полгода, а разлюбил… в четверг. Чёрт с этой любовницей! Разводиться с Верой в Юркины планы не входило, и сейчас он ехал к жене мириться.
Для этого была веская причина… Накануне ему приснился необычный сон. Если не сказать – «страшный»! К слову, мы очень мало знаем о наших сновидениях… Нам, конечно, известно о медленной и быстрой фазах сна, его стадиях и циклах, но не более того… А ведь издавна считается, что сновидения способны предупредить человека о грядущей беде, донести до него некое зашифрованное сообщение или откровение. Так Д. И. Менделеев, задремав, увидел свою легендарную Периодическую таблицу, творец новой физики Нильс Бор узнал, как устроен атом, а Пол Маккартни до сих пор уверяет, что музыка к песне «Битлз» «Yesterday» – вовсе не его заслуга, поскольку явилась ему во сне. Но кто отправляет нам вещие сны? Из какой реальности приходят все эти «послания»? Почему некоторым людям сны вспоминаются тусклыми и бесцветными, а другим, напротив – яркими и красочными?..
Вчера Юра лёг спать около полуночи и уснул почти мгновенно. Обычно по утрам он не мог вспомнить своих сновидений, но это… отчетливо и в малейших деталях врезалось в его память… О нём он впоследствии рассказывал…
– Вы кто? – окликнул я невысокого человека, одетого в просторный алый балахон с капюшоном, закрывающим половину лица.
– Я – «Проводник», – спокойно, но твердо ответил незнакомец. – Мне велено показать тебе место, которое человек по собственной воле увидеть не может, а только если я отведу его туда. Успокойся: это не займет много времени, и мы вскоре вернемся назад. Мне лишь необходимо твое согласие, это – обязательное условие.
Я, недолго думая, утвердительно кивнул. Проводник взял меня за руку, и мгновенно всё окружающее пространство пришло в движение. Мы оказались перед огромным круглым входом, то ли в тёмную пещеру, то ли в какую-то огромную трубу.
– Ничего не бойся, – сказал он, и нас начало медленно затягивать внутрь…
Внезапно в глазах у меня всё померкло и стало чёрным, затем тёмно-вишнёвым и мигающим. Я почувствовал свою полную беспомощность: меня трясло и вращало, выгибало и скручивало, а в мозгу творилось невообразимое… Сказать, что я испугался, значит, не сказать ничего! Было ощущение, что страх овладел каждой клеточкой моего тела, каждой молекулой и атомом. Да-да, возникло ощущение, что я распался на миллиарды частиц, которые объяты нестерпимым ужасом, и я уже не личность, даже не проблеск сознания, я – облако дикого первобытного страха. В отчаянии я мысленно воскликнул:
– Мне не выдержать, я рассыпаюсь!
– Потерпи ещё немного… – не услышал, а скорее почувствовал я ответ своего спутника.
И тут же меня «отпустило»… Я вновь ощутил себя в своём теле, твёрдо стоящим на ногах.
– Следуй за мной, – сказал Проводник, – я покажу тебе кое-что важное.
Мы сделали пару шагов и переместились в какое-то унылое, дикое место. Здесь не было ни ветра, ни солнца, тут предметы не отбрасывали тени, а путники не оставляли на песке следов. Вся эта печально-серая каменистая равнина была до горизонта утыкана сухими деревьями-палками. К их уродливым суковатым стволам были привязаны измождённые полуголые люди. Много-много, насколько хватало глаз… Поражала и звенящая тишина: ни стона, ни шороха, ни единого звука…
И тут меня настигли… чувства, испытываемые этими несчастными людьми: бесконечное одиночество, тоска и отчаяние! Их трудно описать или найти им подходящее сравнение, но это было… сродни истинному вакууму – пустоте пустот! Я понял, что мой недавний страх в трубе был бы более желанным, чем такая зловещая пустота. Там, по крайней мере, меня не оставляла Надежда. Здесь же Надежды не было!
– Ты всё правильно понял, Юра… – промолвил Проводник. – А теперь хочешь узнать: кто они такие? – и сказал, не дожидаясь моего ответа. – Это – прелюбодеи, Юра…
И вновь – труба… Но в этот раз – ни тени страха, просто волнующее ощущение полета.
– Прощай, Юра, – тихо проговорил Проводник и растворился в воздухе.
На этом я и проснулся. Долго приходил в себя, поскольку всё тело ныло от перенесённых во время телепортации перегрузок. Наконец, я встал и ясно понял, буквально до мурашек на коже, что за всё содеянное придётся когда-то отвечать. И, не дай Бог, оказаться ещё раз в том гиблом месте! Я отчетливо осознал, что пришёл конец всем моим любовным приключениям, и что в ближайшие дни необходимо сделать жене предложение о венчании…
Даже тогда, когда нам начинает казаться, что брак себя полностью исчерпал, обычно остается ещё тысяча и одна причина оставаться вместе. Для Юрия главным аргументом являлась дочка Анечка. Малюткой она была замечательной пышечкой. Он называл её – «моя ягодка» и, как умел, по-мужски баловал, стараясь поддержать у доченьки веру в добро и чудо, воспитать её честной, чуткой и искренней… Она расцветала от его неуклюжей заботы и отвечала взаимностью: называла отца «мой помогатель» и «выручатель». А когда была совсем маленькой, то рисовала для него забавные картинки, заучивала и декламировала стишки, а увлекшись рукоделием – дарила самодельные игрушки, шила футляры для мобильников и вязала спицами тёплые шарфики. Во время игр или чтения книжки она могла молча подойти к отцу, забраться к нему на колени и крепко-крепко обнять… На вопрос взволнованного родителя: не случилось ли с ней какой-нибудь неприятности, она отвечала: «Нет, папочка, я просто хотела, чтобы ты улыбнулся!»
Однажды, когда Анечке было всего четыре годика, в поезде, произошёл довольно забавный случай. Зная, что дочка во сне сильно ворочается, Юрий всю ночь просидел на краешке её нижней полки, заботливо поправляя одеяло и отодвигая малышку от опасного края, грозящего падением. Наконец, бледным утром, совершенно измучившись от такого утомительного бдения, но, оставаясь по-прежнему «всевидящим и всеслышащим» папашей, Юрий прикрыл свои отяжелевшие родительские веки, как ему показалось, всего лишь на какое-то мгновение… Разбудил его грозный голос проводницы:
– Что за безобразие! Пассажиры, чей это ребенок под столом?
«Видимо, для меня она важнее пресловутой „мужской свободы“ и всех остальных женщин вместе взятых…» – рассуждал Юрий.
Было ещё одно живое существо, которым дорожил Юрий: это – кот Васька… Однажды, когда Анечке было лет шесть, прекрасным летним утром пошли они к пруду, чтобы выпустить на волю «к маме» подросшего тритончика, жившего в их аквариуме. Оба находились в прекрасном расположении духа:
– У меня сегодня фломастерное настроение! – восклицала дочка.
Ночью прошёл теплый дождь, после которого каждый листочек, цветок и травинка сверкали и переливались на солнце, словно россыпь самоцветов. Воздух был наполнен медовыми ароматами. Вот «путешественники» заметили на небе многоцветное коромысло, и дочь неожиданно спросила:
— А можно по радуге ножками пройти?
— Нет, она очень скользкая, — с улыбкой ответил Юрий.
— А я осторожно — босичком! – подыграла ему дочурка.
Они свернули с асфальта на узкую грунтовую дорожку.
— О, какие лужи! Хоть рыбок запускай! – искренне радовалась Аня.
Наконец, пришли и присели на траву у самой воды. Неожиданно послышался слабый писк. Юрию подумалось, что он раздался из высокой осоки, но дочь показала пальчиком на какой-то сверток, плавающий в окружении пластиковых бутылок и прочего мусора. Жалобный писк повторился… Теперь и Юрий не сомневался: печальные звуки издавал находящийся недалеко от берега полиэтиленовый пакет. Вернее – его содержимое. Очевидно, кто-то из жителей района, таким варварским способом пытался избавиться от новорожденных котят…
Отец поспешно «выплеснул» в воду своего тритона, схватил дочь за руку и потащил её прочь от пруда. А та недоумевала: «Папа, что это было?» Не желая её расстраивать, Юрий бормотал что-то о «необычных» птичьих криках, однако, прошагав метров сто, вдруг подумал: «Что же я делаю!? Станет ли дочь меня уважать, после всего случившегося? Я всегда учил её быть доброй и справедливой, а сам не помог беззащитным животным в их беде…» Ему стало не по себе. Выломав из зарослей орешника длинную палку и приказав дочке никуда не уходить, Юрий бросился обратно. Орудие оказалось несколько коротковато и, стараясь подцепить им пакет, он не раз оступился, проваливаясь почти по колено в илистое дно водоема. Но вот сверток на берегу. Разорвав его, отец нашёл внутри четыре мокреньких комочка. Это — маленькие, ещё слепые, котята. Судя по всему, один из них был жив: малыш дрожал от холода и чихал. Юрий обтер его полой рубашки и уложил к себе запазуху греться… Так в их семье появился кот Васька. Всеобщий любимец давно вырос, и теперь все называли его уважительно — Василием Васильевичем. Он оказался редким умницей, хитрецом и подлизой, а ещё — ужасным чистюлей: постоянно лизал свою лапу и тщательно ею умывался. Но, несмотря на это, всем был известен самый главный его секрет: больше всего на свете котик боялся воды… И самое интересное: глаза у него, также как у Юрия, оказались разного цвета!
А три года назад знакомые подарили дочери Юрия волнистого попугайчика, которого назвали Борькой… Птичка быстро освоилась в квартире и даже подружилась с котом. Неугомонный и вездесущий Борис оказался очень талантливым и вскоре научился передразнивать хозяев их же голосами. Особенно часто он повторял фразу: «Берегите попугая – это птица дорогая!», а Анечку донимал требованием: «Доча, учи уроки!»
В жизни каждого случаются порой поступки, о которых потом сожалеешь, только изменить уже ничего не можешь. Иногда человек ни в чём не виновен, но на долгие годы, а иногда на всю жизнь остается горькое чувство, которое нет-нет да и всплывёт в его памяти. Часто и объяснить толком не можешь, почему вдруг сделал то, что противно твоей душе. Бывает, об этом никто и не знает, но стыд жжёт и жжёт…
Приемный отец Юры после своего выхода на пенсию перевёз семью из военного городка в Кантоград. Новая Юркина школа стояла теперь напротив детского дома, окружённого железной изгородью. Каждый день ученики видели гуляющих по небольшому дворику малышей, которых между собой называли не иначе как «инкубаторскими» – за их одинаковые пальтишки и шапочки: синие у мальчиков и красные у девочек. И вообще все они были «как под копирку» — какие-то неухоженные и диковатые. Частенько, прильнув к прутьям ограды, точно обезьянки в клетке, они выпрашивали у школьников конфеты, с тоской поглядывая на прохожих, ведущих за ручку своих любимых чад мимо их высокого забора…
Однажды на большой перемене Юрка с друзьями вышел из школы, чтобы размяться после буфета. Неотвратимо приближались летние каникулы, и настроение от этого делалось приподнятым, почти праздничным. Приветливо светило солнце, майский воздух был свеж и чист… «Инкубаторские» на своём дворике что-то лепили из сырого песка. Окликнув их, старшеклассники, смеясь, стали бросать куски хлеба в лужу возле ворот. Вряд ли детишки были настолько голодны, но они, озираясь и боясь окрика воспитателя, всё же выбегали через незапертую калитку и хватали мокрый хлеб прямо из грязи. На самых проворных бросались остальные, вырывая и заталкивая в рот «добычу». Хохоча и наслаждаясь ощущением своего превосходства, одноклассники швыряли им хлеб, цену которому ещё сами не знали, снова и снова… Но тут Юрию внезапно стало жутко стыдно. С чувством равного отвращения к находящимся по обе стороны решётки, он убежал в класс. Его пошатывало и поташнивало… Юноша так разволновался, что в какой-то момент его мозг озарила яркая вспышка и началась демонстрация необыкновенного «кино» о собственном раннем детстве…
Сначала Юра увидел себя впервые вышедшим из дома во двор… Он как бы со стороны наблюдал и одновременно переживал всё, возникающее у малыша перед глазами: под ногами, совсем недалеко от лица – настоящие травяные джунгли, отчётливо видны песчинки, какие-то букашки, муравьи. Всё это казалось невероятно интересным и немного страшным… Потом последовали другие «кадры», в которых Юрий видел себя постепенно взрослеющим и попадающими в разные жизненные ситуации, которые он совершенно позабыл или не придавал им прежде никакого значения. На самом же деле именно они, как оказалось, были наиболее важными… Как восхитительно и весело: хочется размахивать руками, хлопать в ладоши, прыгать и корчить рожицы! Вот весной он выжигает увеличительным стеклом узоры на своём пенале, пускает по ручью кораблики из сосновой коры, делает свистульки из молодых ветвей вербы. Летнее утро… Родители повесили гамак, где он, покачиваясь, читает книжку Майн Рида, а потом бежит с ребятами на речку… Дружки зовут его играть в «чижа» и «казаков-разбойников»… Он лазает по деревьям… Строит шалаш… Хвастает перед приятелем своей коллекцией марок и меняется значками по принципу: «рыбка плывет – назад не отдаёт!»… Пишет с папой доклад о первых советских космонавтах, вырезая их портреты из журнала «Наука и жизнь». Вот мама из сахара варит ему сладких «петушков» и делает «колбаски» из растопленных ирисок, смешанных с кукурузными палочками… А поздним вечером он сидит с отцом у рыбацкого костра: печёт картошку и жарит, нанизав на палочку, «шашлык» из ломтиков сала, хлеба и лука…