Ей предстояло умереть, он, должно быть, уже был мертв.
Глава VIII. План
В это время Паоло, целый и невредимый, выбрался на отмель.
Случилось же с ним следующее.
Оказавшись внутри корабля, он, по-прежнему обвязанный веревкой, проник в одну из кают, но так вышло, что бриг, будучи полуразрушенным, вдруг зашатался и начал оседать; во время толчка дверь каюты захлопнулась и, вследствие того, что палуба просела, открыть дверь уже не представлялось возможным.
Веревка застряла между створкой двери и подпоркой, и все попытки маркизы натянуть ее оказались тщетными.
Но Паоло не потерял самообладания; имея при себе нож, он тотчас же перерезал веревку и принялся искать выход.
К счастью, бриг при соприкосновении со скалой получил множественные пробоины; юноша проскользнул в одну из этих щелей и, в то время как маркиза отправилась искать его на корабль, вернулся на берег.
Они просто-напросто разминулись.
Констатировав отсутствие молодой женщины на пляже, Паоло понял, что она решила прийти ему на выручку, и поспешил вновь броситься в воду.
Спустя несколько мгновений он обнаружил полубесчувственное тело маркизы и поднял его на поверхность.
Когда она наконец пришла в себя, радость его не знала границ: руки обняли шею Луизы, губы припали к губам, сердце забилось в унисон с ее сердцем.
– Еще одна смертельная опасность, которой нам лишь чудом удалось избежать! – воскликнула она. – А я уж было подумала, что вот-вот умру…
– Бедная моя Луиза! Ты бросилась меня спасать!..
– И была бы очень счастлива, если бы мне это удалось. Но получилось так, что это ты – в который уже раз – вырвал меня из объятий смерти. А мне так хотелось испытать гордость от осознания того, что ты обязан мне жизнью!
– И тогда ты бы любила меня еще сильнее? – спросил он.
– Возможно, – отвечала она смеясь.
Они проголодались; провизии было вдоволь.
Обнаружив на корабле масло, он прихватил с собой лампу, и теперь они уже ни в чем не нуждались.
Единственное, чего им не хватало, так это свободы!
Но так ли уж она им была нужна в ту секунду?
Ей вовсе не хотелось покидать пещеру.
Паоло перетаскал на отмель столько еды, что им хватило бы ее на многие месяцы, и на бриге оставалось еще много продуктов.
– Да нам этого хватит года на три! – заметил он, кивнув в сторону бочек, сваленных в кучу у стен грота.
Мысль о том, чтобы остаться в этом склепе навсегда, столь приятная для нее в тот час, так прочно засела в мозгу молодой женщины, что она безрассудно спросила:
– Но не пойдет ли соленая пища во вред нашим детям?
Паоло нашел этот неимоверный вздор очаровательным и разразился смехом, из-за чего маркиза слегка расстроилась.
Она занялась ужином, неожиданно обнаружив в себе такие таланты хозяйки, которые сделали бы честь и какой-нибудь голландской испольщице.
Они, сидя друг против друга; из дорожной фляги, которую Паоло нашел неподалеку, по очереди пили крепкое бордо, которое он поднял с судна; с аппетитом съели сырой окорок и орехи.
Они были спокойны, счастливы, уверены в довольно-таки продолжительном будущем.
Они напоминали молодоженов, у которых уже была близость, но которые все еще пьянеют от новых радостей, долгожданных и наконец пришедших.
– Как хорошо здесь! – прошептала она, вздыхая.
– Ну да, – подтвердил он, показывая на свод, за которым была земля, – лучше быть здесь с тобой, чем там без тебя!
Она взяла его руку в свои – в знак благодарности.
В кармане куртки, которая была на нем в момент кораблекрушения, она обнаружила портсигар с сухими сигарами и преподнесла ему одну.
Он вскрикнул от радости.
– Вот уж не думал, что вид табака может доставить такое удовольствие.
– Значит, это приятный подарок? – спросила она.
– Самый лучший, какой ты могла мне сделать.
Он высек огонь и закурил; придвинувшись друг к другу, они принялись строить планы на будущее.
Она в своих помыслах исходила из того, что они проведут в гроте долгие годы; он же думал о том, как бы из этой пещеры выбраться.
– Ты беспрестанно выдвигаешь гипотезу, что мы здесь останемся навечно! – заметил он с легким укором.
– А ты чего хотел? Мне здесь нравится.
На это ответить Паоло было нечего, и он замолчал.
– Ты боишься, что мне вся эта жизнь надоест первой? – спросила она.
Ответ она прочла в его глазах: он был в этом убежден.
– Что ж, на этот счет я готова с тобой поспорить! – заявила она. – Когда найдем выход отсюда, посмотрим, кто на тот момент будет выглядеть более несчастным. А сейчас давай-ка подумаем, на чем мы будем спать.
– Действительно, – встрепенулся Паоло, – уже почти ничего не видно. Сейчас я зажгу лампу.
Он снова высек огонь и после нескольких безуспешных попыток все же сумел запалить фитиль.
Фонарь осветил весь грот, который ранее был погружен в полумрак, – через плотные слои воды свет пробивался с трудом.
Маркиза не сдержала возгласа восхищения.
Под лучами света влажные стены засияли; складывалось впечатление, что они обиты переливчатым муаром, усеянным россыпями драгоценных камней всевозможных оттенков.
– Вот! – воскликнула она радостно. – Вот оно, истинное наслаждение!
– Холст и палитра! – вскричал не менее ее очарованный Паоло. – Я создам из всего этого настоящий шедевр! Ведь я художник, дорогая, и художник довольно-таки приличный. Я изображу тебя обнаженной в виде морской Венеры, посреди этой подводной крипты, и назову свою картину «Владычица морей».
Под черными волосами, каскадами спадавшими на белые плечи, она была невероятно красива.
– Знаешь, – проговорил он, – у твоих ног – для контраста – я нарисую отвратительных морских чудовищ, голову твою украшу водорослями, и у тебя будут все атрибуты королевы, командующей морями и бурями. Это будет чудесно!
И с лампой в руке он оглядел ее.
Восхищение художника!
Эти безупречные линии, о которых он даже не догадывался – пусть и обладал ею несколько часов тому назад, – эти приятные формы, целомудренные и в то же время сладострастные, ввергли его в молчаливое созерцание; то был уже не мужчина, любящий женщину, а поэт, влюбленный в тип, в котором реализовался идеал совершенства.
Опустившись на одно колено, он склонился над ее рукой и с почтительной горячностью припал к ней губами.
Так бы поступил обожатель античной Венеры.
Но она, сперва изумленная, заставила его подняться, рассмеявшись над этим экстазом художника.
Этот смех вернул Паоло с небес на землю.
– Ты была для меня богиней! – прошептал он. – Зачем нужно было разрушать иллюзию и вновь становиться женщиной?
– Затем, – промолвила она, – что мне вовсе не нужны все эти почтительные обожания поэта; мне больше нравится страстная нежность мужчины.
Статуя закрылась покрывалом.
Он был опьянен этим зрелищем.
– Давайте-ка, господин поэт, – сказала она, – возвращайтесь к реальности. Ваши одеяла еще влажные; их нужно высушить, для чего нам потребуется огонь.
Он подчинился машинально; перед глазами все еще стояло видение, исчезнувшее под складками материи. Но то были лишь сожаления творца, так как, завернутая в платье, маркиза выглядела еще более соблазнительной, а вид ее обнаженной ножки, выглядывавшей из-под юбки, пробуждал в нем уснувшего любовника.
Вот о чем он думал, раздувая огонь, который быстро воспылал, испуская клубы дыма.
– Боже мой, – заметила маркиза, – от этого чертова огня мы здесь задохнемся.
– Ложись рядом со мной; сейчас дым поднимется. Воздух-то до нас откуда-то доходит; откуда идет – туда же и уйдет.
Действительно, когда огонь разгорелся как следует, то стал более чистым; что до дыма, то он исчезал через имевшиеся в горной породе трещины.
– Гляжу я на костер, – промолвила маркиза, – и кажется мне, что сейчас зима, и сидим мы у избушки какого-нибудь рыбака или лесоруба.
– Я тоже об этом подумал, – улыбнулся Паоло.
Долго они так сидели: он – положив голову на колени молодой женщине; она – сделав для него на коленях подушку из своих рук.
Затем Паоло проводил Луизу к ложу, которое, казалось, дожидалось их в углу грота, и, утомленные, они практически моментально уснули.
Проснулись они бодрыми и веселыми и несколько минут предавались тем свежим и радостным утренним шалостям, которые случаются у молодых любовников.
Она походила на горлицу, донимаемую молодым ястребом.
Затем в голову Паоло пришла одна мысль и, сплавав на бриг, он вернулся с длинной проволокой; он уже легко находил проход повсюду и ориентировался под водой не хуже, чем на земле. Матросы никогда не уходят в плавание без проволоки – она позволяет им в море не оставаться без любимого матлота.
По возвращении Паоло покопался в песке и вскоре уже имел в своем распоряжении несколько червей, на которых так падки рыбы.
Наживив червяка на проволоку, он забросил ее в воду, так далеко под скалы, как только смог: он решил, что рыбы там будет в избытке, и не ошибся в своих предположениях.
Уже через пять минут на крючок попалась чудесная дорада, весившая не менее фунта.
На то, чтобы убить рыбину и счистить с нее чешую, у юноши ушло еще с полминуты. Он разжег огонь и на импровизированной решетке, сложенной из выдернутых из досок гвоздей, зажарил добычу. Маркиза нашла ее вкус восхитительной.
Паоло пребывал в отличном настроении.
– По крайней мере, – сказал он, – с голоду в этой пещере мы точно не умрем, разве что в море передохнут все рыбы. И потом, у меня есть идея.
– И какая же?
– Вскоре узнаешь.
– Нет. Сейчас же.
– Ну что ж: я хочу взорвать скалу. Перетащу сюда порох – на бриге осталось еще бочек двадцать, – и мы его как следует высушим, перед тем как использовать. Затем я углублю расселину, которую ты можешь видеть вон там, внизу, заложу в нее порох, и поднесу к нему огонь. Если все пройдет нормально, то взрывом эту горную породу разотрет в порошок.
– Но что будет с нами, несчастный?
– Мы спрячемся в укрытии.
– В каком?
– Еще не знаю; надо будет над этим подумать. Но подрыв – это наш единственный шанс на спасение. Я уже пытался долбить скалу, но даже за год мне в лучшем случае удастся проделать в ней лаз длиною метра в три, не больше.
И, бросившись в воду, он вернулся с бочонком пороха, который еще нужно было высушить.
Весь день и почти всю ночь юноша ломал голову над тем, как защититься от последствий взрыва или скорее взрывов, так как он не рассчитывал на то, что проход удастся открыть с первой же попытки.
На следующий день, с рассветом – как известно, утро вечера мудренее, – он вновь принялся исследовать пещеру в поисках подходящего укрытия.
Маркиза, наблюдавшая за Паоло со своего ложа, догадалась о том, что явилось причиной его озабоченности.
– Паоло, – сказала она, вставая и подходя к нему, – я знаю, ты ищешь укрытие, где мы могли бы спрятаться, когда взорвется заряд; если хочешь, могу подкинуть идею.
– Ну конечно! – произнес он.
– Ты не будешь надо мною смеяться?
– Да нет же. Почему я должен над тобою смеяться?
– Потому, что эта моя идея весьма оригинальна.
– Тем лучше… Да говори же наконец.
Она все еще колебалась.
– Ну же, не молчи! – настаивал он.
– Я слышала, – сказала она, – что пушечные ядра не погружаются в воду, но рикошетируют от ее поверхности.
– Так и есть.
– То есть вода оказывает сопротивление снарядам?
– Разумеется. И я уловил твою мысль; она превосходна. Мы укроемся под водой. Дай я тебя поцелую; ты нашла решение проблемы, над которой я бьюсь уже вторые сутки!
– Я так счастлива! – воскликнула она, радостно захлопав в ладоши. – Я боялась, что могу ошибаться!
– Ты ошибаешься так редко, что я немедленно приступлю к работе. А ты мне поможешь. Видишь эту трещину?
– Которую?
– Ту, что идет вдоль линии скал и уходит под воду.
– Да.
– Тогда, вероятно, ты видишь и то, что, цепляясь за неровности, имеющиеся на камнях, можно добраться до этой расселины и встать на выступе рядом с ней.
– Действительно, можно, но можно и упасть, мой друг.
– Разумеется. Но упасть куда?
– В воду.
– Всего лишь небольшое падение. Оно ведь тебя не страшит, не так ли?
– Нет, – сказала она.
– Так вот: мы постараемся расширить эту трещину таким образом, чтобы под нее можно было заложить нашу бочку с порохом. Когда это будет сделано, мы подожжем фитиль – о том, чтобы порох взорвался не сразу, я позабочусь – и нырнем под воду. Я уверен, что взрывом хорошенько тряхнет весь грот; кто знает, вдруг и эта скала развалится?
– Но, распавшись, она ведь может засыпать и проход?
– Это маловероятно; разрываясь, порох обычно образует зазоры. Я почти убежден, что здесь возникнет достаточно большая дыра, а осколки горной породы разбросает на многие метры вокруг. В любом случае это наш шанс выбраться отсюда.
– А не лучше просто подождать?
– Подождать чего?
– Пока нам здесь наскучит: тогда и попытаемся выбраться.
– А если один из нас вдруг заболеет? Как за ним ухаживать? Да и сомневаюсь я, что он здесь поправится. Влажность, которая царит в этом подземелье, вредна для здоровья, и мы рискуем в любой момент заработать себе здесь ужасный ревматизм и мучительную офтальмию.
– Тогда за дело, друг мой! – воскликнула она с испугом.
– Пойдем!
Вооружившись инструментами, он быстро проложил им путь к вожделенному выступу.
Они отважно атаковали скалу, которая на подступах к расселине была менее твердой, чем в иных местах; дыра увеличивалась с каждой минутой.
– Я полагала, что камень должен быть более твердым, – заметила она.
– Здесь он размягчен и слегка раздроблен, но вот в сердцевине породы практически неприступен.
– Значит, мы закончим нашу работу менее чем через час? – заметила она.
– И через два часа выберемся на свободу, – сказал он.
– Или погибнем!
– Это возможно, но маловероятно.
– Должно быть, это очень страшно – взрыв бочки с порохом?
– Просто ужасно!
– А вдруг мы кого-нибудь убьем?
– Луиза, – промолвил Паоло, – мы всегда подвергаем чью-нибудь жизнь опасности; каждый наш шаг может повлечь за собой смерть человека; к примеру, иду я по улице, встречаю друга, заговариваю с ним – словом, задерживаю его. Затем мы расходимся, каждый своей дорогой, его убивает упавшей трубой, и я становлюсь невольной причиной его смерти. Если бы я его не остановил, он бы не оказался на месте падения трубы в тот самый момент, когда ей вздумалось свалиться с крыши. Все эти опасения столь же глупы, как и угрызения совести, которые я вроде как должен бы испытывать из-за того, что остановил друга. И потом, все люди стоят друг друга: твоя жизнь имеет такую же ценность, как и жизнь какой-нибудь другой женщины. Не предпринимая попыток выбраться отсюда, мы обрекаем себя на смерть печальную и долгую, на смерть на медленном огне, как говорят в народе, и это будет ужасная пытка, медленная и жестокая агония. Там же, по ту сторону, если кто и умрет, это случится быстро и безболезненно; у него не будет таких мук, какие ждут нас, если мы здесь останемся.
– И тем не менее…
– Довольно, Луиза, довольно; не то я поверю, что ты готова предпочесть человека незнакомого, которому может грозит смерть, а может и нет, возлюбленному, который находится рядом с тобой.
– Ты прав! – воскликнула она при этих словах и с удвоенной энергией принялась за работу.
Вскоре все было закончено.
Порох оказался вполне пригоден к использованию; вода хоть и проникла в бочку, но смочила лишь внешний его слой, так что в середине он остался сухим.
– Этого нам хватило бы и для того, чтобы поднять целую гору! – воскликнул Паоло, тщательно проверив свои запасы.
Маркиза спросила:
– Значит, все уже решено?
– Да.
Она ничего не ответила; впрочем, она и так знала, что воля его непоколебима и ничто не может заставить его отказаться от намеченной цели.
– Не так-то и просто будет запихнуть порох в эту дыру, – заметил он, – но, думаю, мы справимся. Я встану на выступ, а вот та шероховатость послужит мне шкивом; я перевяжу бочку веревками, собьем небольшой плот из досок и затолкнем его под эту выпуклость. Когда он окажется точно под ней, я потяну веревки на себя, и бочка встанет на нужное нам место.