Он немного помолчал, справляясь с волнением:
– Итак, два дня назад мне доложили, что первый друг и помощник нашего президента уже пятое поколение носит чужую фамилию. На самом деле он – Окаяннов. Я думаю, нет нужды напоминать вам о трагической для России роли потомков Святополка Окаянного. И то, что они не были окончательно уничтожены, как мы полагали, в девятнадцатом веке, дало им возможность восстановить свою родовую нить и проникнуть в наивысшую точку власти России. Естественно, возникают опасения: не находится ли президент под влиянием князя Окаяннова? И не поторопимся ли мы, если согласимся на союз с нынешней властью?
Ярый внимательно осмотрел своих соратников и закончил:
– Я сам лично думаю, что Окаяннов не имеет власти над нашим президентом, но то, что это семя подобралось вплотную к нему – очевидно. Поэтому я, не дожидаясь нынешнего Совета, своей властью приказал отложить встречу с президентом.
Члены Совета переглянулись, колко и внимательно заглядывая друг другу в глаза. Им не многое нужно было говорить вслух, хорошо развитая интуиция и телепатические способности почти каждого позволяли им обходиться без лишних слов. Потом они недолго и немногословно обсуждали сообщение князя. Всё было ясно, и необходимое решение лежало на поверхности. Но члены Совета ждали продолжения речи. Они чувствовали и знали, что Ярый приготовил им не только эту удручающую новость.
– Да, вы правы, у меня есть и хорошие новости… – Ярый с удовольствием достал свою трубку, таким образом давая возможность закурить всем, кто страдал от этого пристрастия. К его удивлению, никто даже не пошевелился. Ярый с досадой оглядел весь круг сподвижников, спрятал свою трубку назад, в маленький бархатный кисет, и сказал:
– Ну что ж, я продолжу. Незадолго до моего избрания, генерал-лейтенант Ярослав Пересветов сделал вот эту видеозапись… – Ярый показал на коробку с диском, которая лежала в центре стола. – Вы все узнаете в испытуемом его сына, профессора Владимира Пересветова. Мы также знаем, что его работа с «Витязем» успешно завершена. Но мало кто знает, что путешествия по генной памяти проводились уже дважды. Вернее, даже трижды. Потому что Владимир вовремя успел исправить допущенную им ошибку. Именно из осторожности и чтобы не совершить в прошлом необратимое, мы таких попыток больше не предпринимали.
Самый младший из членов Совета по его знаку подошел к DVD-плееру и вставил диск. Экран засветился, и на нем возникла котика. Все заулыбались, потому что ожидали увидеть красивое и мужественно лицо Пересветова-младшего. И вместо него вдруг – пушистая кошка. Но кадры шли один за другим, и всем стало не до смеха. Члены совета с интересом, если не сказать с жадностью, смотрели на злоключения Васьки, а потом и Ирочки. Все узнали в ней дочь одного из Своих и поняли, почему во время второго эксперимента из всех работников лаборатории присутствовала только она одна.
Когда Пересветов-младший сказал «хреново», все с удивлением переглянулись. В комнате повисла такая тишина, что малейший звук, доносившийся из динамика телевизора, позволял каждому чувствовать себя участником эксперимента.
И все с облегчением вздохнули, когда на весь экран выплыло счастливое лицо Владимира. Вздох облегчения и радости возник, как в одной груди.
– Это еще не все. – Ярый встал из-за стола, чтобы по привычке размеренными шагами привести в порядок и мысли, и эмоции. Он не любил эти неудобные, по специальному заказу изготовленные лет триста назад стулья. Он знал, что их нарочно не сделали удобными. Для того чтобы сидевшие на них не расслаблялись и не чувствовали комфорт только оттого, что сидят в роскошных креслах, а значит роскошь существует для них как данность. Конечно, все Свои не знали нужды в хлебе насущном. Братство было сказочно богато, но каждый из членов сообщества с детства привыкал вести скромную жизнь простого россиянина, и всегда все они знали, что накопленные веками богатства Братство Своих использует только для развития науки, новейших технологий, для дополнительного образования молодых подрастающих Своих. И еще на многое и многое другое. Даже – на подкуп высокопоставленных чиновников разных государств. Да, случалось, что им приходилось буквально выкупать попавших в беду Своих. Но иногда они этого не успевали… Ярый вспомнил своего старшего брата, погибшего в застенках гестапо в сорок втором, и вздохнул.
– Итак, у нас теперь есть еще один нейропульсар. Да, усовершенствованный нейропульсар, который был доработан в КБ князя Пересветова-старшего. Информация о нем попала, к сожалению, к Окаяннову. Мы были вынуждены подменить его на муляжный и вывезти сюда, на нашу закрытую территорию. Генерал-лейтенант Пересветов остался вне подозрений, так как подмену обнаружили во время его болезни. В стане Окаяннова началась драчка, которая не утихла до сих пор. Но это не главное. Главное то, что нейропульсар доведен до совершенства. И испытание проводил опять-таки Владимир Пересветов. Его седина – дань тому подвигу, который он совершил в обличье эмиссара моджахедов. Террористический акт был предотвращен, но при этом сам Пересветов едва не погиб. Еще бы секунда-две, и он бы исчез вместе с сознанием Сабаева.
Все видели, что Ярый взволнован. Он остановился перед своим стулом и, внимательно оглядев членов Совета, произнес:
– Я думаю, мы должны оговорить возможность применения нейропульсара. Это – вопрос жизни и смерти. Иногда ответственность перед народами заставляет нас отказываться от применения таких технологий, которые, опередив свое время, не соответствуют уровню современного сознания. Эти открытия несут смертельную опасность не сами по себе. Риск, что такая высокотехнологичная установка как нейропульсар, может попасть в руки мировых «окаянновых» – вот самая большая опасность! Она заставляет нас решить: стоит ли вообще допускать существование нейропульсара. Конечно, одиннадцать веков в стены монастыря не ступала нога чужого. И все же…
Ответом ему были оживленные голоса, которые звучали сегодня чуть громче, чем было принято во время заседания Совета.
– Я назову одно только имя – Окаяннов. Вы можете представить себе, что будет, если он доберется до нейропульсара? – князь внимательно прислушался к мыслям и эмоциям соратников и подтвердил: – Вот именно, ничего не будет. Ничего и никого. Единовластие над планетой такого, как Окаяннов, положит конец всему… и ему самому – тоже. Но это будет слишком высокая цена для его смерти. Поэтому мы должны подобраться к нему первыми. И времени у нас для этого – ноль.
Ярый взволнованно встал:
– Я понимаю, что мое предложение подобраться к Окаяннову с помощью нейропульсара прозвучит в противоречие моим предыдущим опасениям. Но тем понятнее будет для нас всех мера ответственности, которую мы на себя возьмем, начиная использование нейропульсара… – Ярый обвел всех присутствующих взглядом. Я готов выслушать каждого, но решать мы, конечно, будем путем голосования.
В зале тут же раздались голоса, непривычно перебивающие друг друга.
Ярый поднял руку и восстановил тишину:
– Мы сейчас выслушаем каждого, а потом решим, какие кардинальные действия мы должны предпринять.
Тотчас же взял слово самый молодой из членов Совета. Но, несмотря на свою молодость, – ему было едва за пятьдесят, – Петр Игнатьевич Сабинов пользовался всеобщим уважением. Доктор медицинских наук, ставший профессором в двадцать с небольшим лет, Сабинов обладал и тайными, незаметными для непосвященных талантами. Его телепатические способности были развиты настолько, что даже Свои иногда чувствовали неловкость от одного присутствия тихого и скромного Петра Игнатьевича. И сейчас, когда каждый еще только обдумывал, в какой форме высказать свое мнение, меньше всего можно было ожидать выступления от неизменно молчаливого Сабинова.
– Я понимаю, что проникновение в память и в житейские события предков с помощью «Витязя» всем кажется делом каким-то личным и безвредным. Еще мы привыкли думать, что это полезно для знания истории и возможности некоей корректировки событий. Мне это мнение с самого начала казалось ошибочным. Во-первых, я всегда высказывал опасения, что не бывает позитивной корректировки прошлого. Потому что позитивные в одном временном периоде, эти события могут оказаться негативными в другом. Я всегда говорил и опять не побоюсь повторить, что мы не имеем права влиять на историю, исходя только из собственных, сиюминутных расчетов. Может пройти два-три десятка лет, и наша корректировка окажется и лишней, и поспешной. Если не хуже. И вообще, я боюсь, что со временем эти путешествия в прошлое станут для многих, простите, развлечением. Мы – христиане. И мы не имеем права влиять на жизненный путь ни одного из своих умерших собратьев. На всё, что случилось с нашими предками, была, есть и будет воля Божья. Там, в глубине веков, мы можем только наблюдать и анализировать поступки, ставшие далеким прошлым. А здесь, в настоящем времени, молить Господа, чтобы Он не дал нам оступиться в нашей сегодняшней жизни, – чтобы, в свою очередь, у наших потомков не возникло желания что-либо подправить в своей родословной… Посему разрешите высказать мое твердое мнение: никакой практической пользы от «Витязя» ждать не приходится, поэтому во избежание катастрофических событий я предлагаю если и не уничтожить аппарат, то запретить его к применению… Теперь о том, что связано с использованием нейропульсара. Я совершенно согласен с князем Ярым. – Сабинов слегка наклонил голову в сторону Ивана Львовича в знак уважения. – И считаю весьма полезным использовать этот аппарат для проникновения в сознание Окаяннова. Слава Господу, что Он дал нам такое оружие против врагов наших. Много людей мы сможем спасти, не подвергая Своих дополнительному риску.
– А как же воля Господня? Может, и в этом случае мы непрошено вмешиваемся в дела, подвластные только Ему? – Вопрос, высказанный вслух, звучал в голове у каждого.
– Мы не ломаем свершившегося ранее, уже находящегося под судом Божьим. Мы боремся со злом здесь, находясь на живой земле. И Господь Сам решит, что Его детям позволено, а что – нет. Мало того, я думаю, необходимо изготовить не один и не два нейропульсара. Используя их, мы сможем предотвращать зло. А чтобы ни у кого не возникало искушения использовать нейропульсар по своему усмотрению, я предлагаю каждый сеанс тщательно подготавливать и производить только отсюда, предварительно получая согласие князя Ярого. И нужно категорически запретить вывоз аппаратов из стен закрытой зоны.
Обсуждение длилось долго. Уже далеко за полночь, выслушав все аргументы, Ярый предложил проголосовать по всем пунктам. Руки несколько раз взметнулись вверх, и ни одна не осталась опущенной. Так была открыта дорога к использованию обоих аппаратов.
Спустя год на стол Ярого лег усовершенствованный портативный нейропульсар. Он никак не походил на всемогущий аппарат, позволявший в одно мгновенье переносить сознание на другой конец планеты. Скорее, он был похож на обычную приставку к компьютеру, только вместо наушников к нему прилагался эластичный шлем, напичканный множеством тончайших проводков. Работал нейропульсар при подключении к любому компьютеру.
Глядя на небольшую коробку, Иван Львович в который раз за последние годы почувствовал, какая мера ответственности и доверия лежит на нем. И он решил пока не показывать портативный экземпляр нейропульсара никому.
1378 год
Рвали в клочья тело русской земли. Рвали и свей, и литовцы, но больше всех доставалось русичам от татар. Мнилось многим – отдохнёт земля от набегов после смерти Чингиза. Но в Золотой Орде сменялся один властитель за другим, а русскому народу от этого было год от года все хуже. Каждый новый хан, как голодный пес, набрасывал один аркан за другим, все туже затягивая петлю на шее Руси. И если бы только этими бедами можно было наполнять чашу страданий народа! Ан нет… хуже тех бед было раздирание государства изнутри. Как в воду смотрел Ярослав, когда более трехсот лет назад предупреждал избранных воевод, что еще долго каждый князь будет мнить себя главным и единственным владетелем земли русской. И еще долго будут они раздирать родную землю и родной народ. Потому и полагался он на своих воевод, которые третий век чтили Ярославовы заповеди, защищая землю русскую от набегов и с запада, и с севера, а пуще всего – с востока. И мнилось им, что еще долго не будет опоры им ни в одном из князей русских.
Но вот минуло время, и породила земля русская Великого князя Московского – Димитрия. Внук Ивана Калиты, похожий на деда, как вторая капля, Московский князь собирал вокруг себя всех, кто только желал встать под его руку. А теперь виделось – и под крыло. И как ко времени подобрались вокруг него друзья-воеводы! Как нужна была ему их опора! Но самолюбив был Митя с детства, и к своему старшему другу – воеводе Юрию Бобрину – испытывал ревность небывалую. Всё думалось ему: стоит за Юрием сила тайная и несравнимая с его силой, силой князя Великого. А пуще этой непознанной силы завидовал он уму и знаниям Юрия Бобрина. Тот знал и языки заморские, и тайные знаки путеводные, читаемые им по звездам. И знания военного дела были несравнимы со знаниями его, Димитрия. Иногда холодок пробегал по спине Великого князя, когда думал он, что, стоит только захотеть Бобрину, и тот сможет власть к рукам в одночасье прибрать. Но и удивлял Юрий своего высокоставленного друга нежеланием выпячивать ни знания свои, ни возможности. И не было в нем ни жажды власти мирской, ни жажды славы. Скромен был и незаметен Бобрин в окружении Великого князя. Он исподволь, как дитю неразумному подсказывал Димитрию правильные решения. И со временем Димитрий так проникся единением Руси, что мнил эти мысли своими.
А на востоке созревал новый хан, Мамай. Ему для полной власти не хватало еще одной победы, – одной только победы, которая окончательно должна была сломить Русь и на века поставить ее на колени. И тогда вся власть в Орде будет принадлежать ему одному, Мамаю. Ему – одному. И столь слабым казалось ему русское воинство, разобщенное междоусобными драками, что послал он для этой последней битвы друга Бегича, высокомерно считая его силы достаточными для разгрома ненавистного Димитрия Московского.
* * *
– К Ярому… – шепот был почти неслышен. Тихохонько скрипнула дверь, и гонец, не снимая запыленных мягких сапог, только торопливо стянув с головы шапку, с поклоном вошел в маленькую светлицу. Ярый, оторвавшись от писания, поднял голову.
– Княже, от передовых отрядов я. Татары подошли к Боже.
Ярый встал и в волнении провел рукой по густой округлой бороде. Его синие, как весеннее небушко, глаза затревожились, и синь их стала еще гуще, еще темней.
Весной он приказал расставить заставы на подступах к Боже. Сердцем чувствовал: быть этим летом беде. И Свои седьмого дня прислали из Орды весть – Мамай послал на Русь Бегича.
Ярый велел седлать себе коня. Вестник, выполнив свою работу, спустился в поварню и, едва похлебав щей, тут же за столом и уснул. Ярый в окружении дружинников поехал на великокняжий двор. Москва шумела, строилась. Каменный кремль красовался крепкими, как глыба, стенами. И первые башни уже подымались, гордо обозначив границы кремля. А от башни до башни вырисовывался кремлевский простор, издалека похожий на распахнутое знамя. Москвичи и пригретый чужой люд – все трудились под десницей Дмитрия. Каждый норовил поймать свою новую долю на новом месте. Казалось – вот она, счастливая судьба. Кто ей теперь может помешать? Хлеб – родит, бабы – родят, Димитрий – милостив, зазря никого не забижает. Кто хочет строиться – вот он, лес: бери – не хочу. Только ленивые да обиженные в эти годы своего дома не срубили. Знамо дело: лень да обида – первейшие помощники в грехе да в нищете. Бобрин ехал скоро, но не забывал полюбоваться на новостройки. Отовсюду пахло смолой и свежей щепой. Девки и бабы, выглядывая из-под широких рукавов, лукаво щурились на красивых всадников. Юрий усмехался, а в сердце пело только одно имя – Любавушка. Молодая женка еще только два года как в его тереме обустроилась. Но так прижилась и в тереме, и в сердце воеводы, что никак не мог он понять, чем жил до встречи с нею… Неужели одной только ратью? Одна беда была – Бог детушек пока не давал. И виноватилась в этом Любавушка… так виноватилась, что смех ее все реже рассыпался по светлым хоромам. Как птаха с подбитым крылом бросалась на каждого дитенка, которого на своем пути завидит. И каждому доставалось от нее и медового пряничка, и ласкового словца. Тесть, Новгородский воевода Севрюков, винился. Знал, что нельзя Ярому без потомства оставаться. И уже на Совете подумывали, не отправить ли Любаву в монастырь, открыв тем дорогу другой жене, уже подысканной в лесистой Брянщине. Но Юрий своего слова еще не сказал, не желая расставаться с полюбившейся ему Любавушкой. Однако наперед знал: если через малый срок не зачнет его жена, придется послушать Совет и разжениться. Ведь мало родить сыновей и дочерей, их еще вырастить надобно успеть да выучить всем наукам, тайным и привычным для всех воеводиных отроков и отроковиц. Время жизни было недолгим – едва успевали передать все знания и зароки для грядущих потомков.