Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939—1945 - Лапикова О. И.

Реджинальд Томас Пэйджет

Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939-1945

R. T. Paget

MANSTEIN

HIS CAMPAIGNS AND HIS TRIAL

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2016

Предисловие

Достойная история британского правосудия время от времени оказывается запятнанной позорными эпизодами, в которых национальный характер падает ниже устоявшихся понятий рыцарства, чести и здравого смысла. В качестве примеров можно привести сожжение Жанны д’Арк на рыночной площади Руана в мае 1431 г.; суд над королем Карлом I и его казнь в Уайтхолле 30 января 1649 г.; военный суд и казнь адмирала Бинга в 1756 г., «для поощрения других», как в свое время едко заметил Вольтер; и шестилетний процесс над Уорреном Гастингсом, закончившийся полным оправданием последнего в 1791 г.; все эти случаи были осуждены современными историками. К списку, несомненно, в свое время будут добавлены суды над военными преступниками, начавшиеся с Нюрнбергского международного военного трибунала 20 ноября 1945 г. и закончившиеся – в том, что непосредственно касается Великобритании, – судебным процессом, так хорошо описанным в этой книге.

Однако процесс фон Манштейна, столь же неудовлетворительный, как и остальные, – в том, что касалось вердикта и приговора, – сопровождался определенными особенностями, способными несколько смягчить ущерб, причиненный нашей национальной репутации подобными судами в целом. Во-первых, против проведения суда по истечении столь долгого срока после войны выступили с протестом обе палаты парламента. Во-вторых, был создан «фонд защиты» лорда Бриджмена и лорда де Л’Айла и Дадли, кавалера Креста Виктории (высшая военная награда Великобритании, вручается за героизм, проявленный в боевой обстановке. Крестом Виктории могут быть награждены военнослужащие всех званий и родов войск, а также гражданские лица, подчиняющиеся военному командованию. – Пер.), при поддержке виконта Симона и моей собственной через газету «Таймс», одним из первых подписчиков которого, как отметил Реджинальд Пэйджет, стал Уинстон Черчилль, неоднократно заявлявший о «запоздалых процессах над престарелыми немецкими генералами». И в-третьих, что особенно важно, Реджинальд Пэйджет, королевский адвокат, игнорируя ранее принятое решение членов Коллегии британских адвокатов не принимать участия в защите врагов, обвиняемых в военных преступлениях, был достаточно мотивирован ощущением оскорбленного правосудия, чтобы безвозмездно предоставить свои неоценимые услуги в распоряжение защиты. Имя останется в памяти, как блестящий образец британского рыцарства и чести. То же можно сказать и о Сэме Силкине, помощнике Пэйджета.

Они успешно добились снятия с фон Манштейна всех обвинений, касающихся его личного командования. И, насколько я могу судить, не их вина – как и не вина состава суда, – что им не удалось освободить фельдмаршала от ответственности за приказы Гитлера и немецкого Верховного главнокомандования. Большинство приказов, за которые Манштейн считался опосредствованно ответственным, вступили в силу и приводились в исполнение задолго до появления последнего на сцене. Истина в том, что все – председатель и члены суда, прокуроры, сторона защиты, а более всех несчастный обвиняемый – оказались жертвами ex post facto (закон, имеющий обратную силу, изданный после совершения преступления и отягчающий положение обвиняемого. – Пер.) закона и процедуры, сделавших защиту практически невозможной.

Суды в британской зоне, одним из которых и был процесс фон Манштейна, имели одно достоинство – обвинения «против мира и против человечества» ими не выдвигались. Но помимо этого они вскрыли множество ошибок своих предшественников в Нюрнберге, Токио и в американской зоне, а именно: несоответствие Всеобщей декларации прав человека ООН и Женевской конвенции об обращении с военнопленными, заключавшейся в новых ex post facto преступлениях, не являвшихся ни уголовно наказуемыми, ни даже незаконными на время их совершения; исключение подчинения приказам и закону государства из аргументов защиты, что было решительно отвергнуто палатой лордов; принятие в расчет свидетельств, которых не потерпели бы в британских или американских судах, включая основанные на слухах свидетельства из третьих или четвертых рук; отказ стороне защиты в присутствии на допросах свидетелей и праве их перекрестного допроса; нагромождение обвинений, включающих в себя целый ряд различных и не связанных между собой событий, что не могло быть принято ни одним из британских судов; отказ обвиняемому, вопреки Женевской конвенции об обращении с военнопленными, в ношении его воинского звания, знаков различия и наград, и главное – в праве предстать перед судом офицеров, равных ему по рангу. Последнее особенно бросается в глаза в деле фельдмаршала фон Манштейна, в составе суда над которым не нашлось офицера, имевшего опыт командования армиями и группами армий в условиях военных действий.

В связи с этим очень интересной является оценка, приведенная в главах IV и VII, касающихся деятельности Манштейна в ходе войны в России, что крайне важно для понимания громадной ответственности и озабоченности командующего в его руководстве огромными войсковыми контингентами, разбросанными по обширным территориям, а также чрезвычайных обстоятельств, требовавших его присутствия то в одном, то в другом месте. И только на таком крупномасштабном историческом фоне можно понять сосредоточенность Манштейна на главной дилемме – на победе или поражении – и то, как, должно быть, мало времени и мыслей он мог уделять действиям подчиненных Гиммлера, о деятельности которых зачастую был совершенно не осведомлен.[1]

При чаше весов, склонившейся далеко не в пользу защиты еще до начала суда, и отягощении прецедентами, установленными Нюрнбергским трибуналом и судами в американской зоне, казалось невероятным, чтобы по каждому пункту обвинения суд мог вынести решение в пользу Манштейна, и Реджинальд Пэйджет заслужил огромное уважение за то, чего он добился.

Существует, однако, еще один любопытный момент, который, по-видимому, проглядели. Как Всеобщая декларация прав человека, так и Женевская конвенция в последней редакции, призванной исправить несколько несоответствий, от которых пострадал фон Манштейн, были опубликованы до начала суда над ним в августе 1949 г. Датой принятия и провозглашения Всеобщей декларации прав человека является 10 декабря 1948 г. Согласно официальной версии, которая сейчас лежит передо мной, «следуя этому историческому акту, Ассамблея призвала все страны-члены обнародовать текст декларации…» (здесь и далее приведены дословные цитаты русскоязычных версий документов – за исключением документов процесса фон Манштейна, 1949 г.). Как так вышло, что суд не получил инструкций принимать во внимание текст статей, предоставляющих всем людям, без исключения (ст. 1 и 2) законные и публичные слушания «посредством независимого и беспристрастного суда» (ст. 10), что вряд ли можно отнести к суду победителей; и «никто не может быть осужден за преступление на основании совершения какого-либо деяния или бездействия, которые во время их совершения не составляли преступления по национальным законам или по международному праву. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое могло быть применено в то время, когда преступление было совершено» (ст. 11, п. 2). Отредактированная Женевская конвенция, которая в равной степени запрещает суды над военнопленными по преступлениям ex post facto (ст. 99), как и лишение их воинского звания, знаков различия и наград (ст. 87), и предоставляет множество других гарантий для военнопленных, была закончена только 12 августа 1949 г., однако суд вполне мог быть обеспечен предварительной информацией задолго до окончания процесса.

В любом случае это тот момент, который должно было принять в расчет при любых обстоятельствах в процессе работы над редакцией, которая теперь уже готова и обеспечила значительный прогресс в американской зоне.

Сторонники умеренности также получили поддержку, благодаря распоряжениям о помиловании, изданным генералом Макартуром, которые привели к долгожданному освобождению в ноябре 1950 г. господина Сигемицу, бывшего посла Японии в Лондоне, и, решением правительства Бельгии, генерала Фалькенгаузена вместе с двумя другими генералами 27 марта 1951 г. Таким образом, как и должно было случиться, порядочность и здравый смысл постепенно пробивают себе дорогу, ибо, как мудро заметил Уинстон Черчилль, выступая в парламенте 28 октября 1948 г.:

Это высказывание должно быть принято во внимание всеми теми, кто озабочен пересмотром дел или милосердием.

Часть первая

Глава 1

Начало карьеры

Самым талантливым из всех немецких командующих был фельдмаршал Эрих фон Манштейн.

Капитан Лиддел Гарт

Роль адвоката в судебном разбирательстве – в противовес политическим прениям – является, и должна являться, строго беспристрастной. Задача адвоката – представлять интересы своего клиента, а суда – выносить приговор. Адвокат не должен критиковать решения суда. И следовательно, если бы я считал суд над фон Манштейном действительно законным процессом, я бы не написал эту книгу.

Юридический процесс может быть определен как применение компетентным судом установленного закона к фактам, предоставленным в качестве доказательств. Суд над фон Манштейном задействовал применение закона, которого не существовало в отношении фактов, которые не были и не могли быть доказаны в соответствии с любой системой судебных доказательств, за исключением суда с никакими иными полномочиями, кроме как карательными. Фактически это был политический, а не юридический процесс. В его функции входило создание закона, а не его применение. Я считаю, что был создан очень плохой закон, из-за которого будет страдать человечество, и я также уверен, что на процессе этот закон продемонстрировал огромную несправедливость по отношению к отдельной личности.

Показательный процесс является политическим инструментом, который демократическое общество никогда не должно применять снова (все адвокаты-немцы главных нацистских преступников на Нюрнбергском процессе начинали с точно такого же возражения. – Пер.).

Эрих фон Левински, носивший имя фон Манштейн, был прусским офицером. Шестнадцать его ближайших предков по мужской линии, как из его собственной, так и из усыновившей его семьи Манштейн, служили старшими офицерами либо у германского кайзера, либо у русского царя. Более древние предки – рыцари Тевтонского ордена начиная с XIII в. По сути, фон Манштейн является типичным представителем древнейших чистокровных военных сословий.

Прусские офицеры принадлежали военной аристократии и демонстрировали высокий образец рыцарского поведения, что было неотъемлемым кодом чести воинов-монахов, от которых они вели свой род. К несчастью для Европы, при сложившихся исторических обстоятельствах XX в., ограниченная бескомпромиссность их кода чести оказалась довлеющей над его достоинствами.

В беседе фон Манштейн определил такие черты прусского характера, как простоту, верность и достоинство, и прусские офицеры в значительной мере обладали этими добродетелями. Они избегали всего показного и придерживались высокого стандарта семейной добродетели. Пьянство и распутство были крайне редки. Они служили главе государства, которому присягали, и не вмешивались в политику. В целом они соблюдали высокий стандарт воинской чести – одним словом, были «правильными». Однако одной правильности оказалось не достаточно. Код чести у них считался сугубо личным. Их заботило собственное поведение и поведение тех, за кого они несли ответственность, – своих семей и солдат. Поведение остальных их не касалось. У них не возникало даже искры нонконформизма, которая побудила бы их выявлять и истреблять зло, поскольку сами они были образцовыми конформистами. Они обладали лютеранской способностью разделять личную и общественную мораль. Прусские офицеры не любили и презирали нацистских выскочек, но единственная их реакция состояла в том, что они ограничились еще более строгим исполнением своих воинских обязанностей.

Фон Манштейн не относится к типичным пруссакам, ибо гений никогда не сможет быть типичным. Свою эмоциональность он скрывал под холодной внешностью, что не мешало ему вызывать преданность и у своего штаба, и у тех, кем он командовал. Он слишком умен и слишком несдержан, чтобы когда-либо стать прусским конформистом в полной мере. Он заслужил репутацию спорщика с вышестоящим начальством, что разрушило бы карьеру любого человека меньшей значимости. Он был единственным, кто осмелился сказать Гитлеру, что тому следует отказаться от командования войсками.

Эрих Левински, позже фон Манштейн, родился в 1887 г., будучи десятым ребенком своих родителей.[2] Фрау фон Манштейн (в девичестве фон Шперлинг), его тетя, была бездетной, и его мать согласилась отдать сестре своего ребенка на усыновление. Приемный отец, генерал фон Манштейн, в то время командовал дивизией. С самого детства Эриха фон Манштейна готовили в солдаты и в 1907 г. определили в 3-й гвардейский полк своего дяди, генерала фон Гинденбурга, позднее ставшего президентом Германского рейха. В 1920 г. Эрих женился на фрейлейн Ютте Сибилле фон Леш, дочери силезского землевладельца. На протяжении всего суда над мужем фрау Манштейн сидела на немецкой части галереи напротив скамьи подсудимых. Она призналась мне, что всегда чувствовала, как ее присутствие успокаивает мужа, когда тот подвергался сильнейшему давлению, и надеялась, что близкое присутствие любящей женщины прибавит ему сил. Она всегда была спокойна и благодарна за все, что мы смогли сделать для ее мужа, и все мы, заинтересованные в защите немцы и англичане, испытывали к ней самые теплые чувства. У Манштейнов были дочь и два сына. Старший в 1943 г. погиб в России, младший тогда еще учился в школе.

Фон Манштейн участвовал в войне 1914–1918 гг. в качестве младшего офицера, не имея даже возможности заслужить какую-то особую награду, зато приобрел опыт не только фронтовика, но и офицера Генерального штаба. После войны служил пограничником в Силезии, а позднее был призван в рейхсвер (вооруженные силы Германии в 1919–1935 гг. – Пер.) в период их формирования. В 1929 г. стал офицером Генерального штаба. Все эти годы он был преданным слугой республики, которой присягал на верность. Однако нельзя сказать, что он одобрял республику. У него имелись основания считать, что партии коррумпированы, а их разногласия идут вразрез с идеей немецкой прямоты и достоинства. Как и многие консерваторы-романтики, Манштейн верил в идеальную аристократию, которая будет руководить нацией в соответствии с пуританскими идеями чувства долга, которые управляли всей его собственной жизнью. Но если фон Манштейн не одобрял республику, то это не идет ни в какое сравнение с его осуждением нацистов. Ими руководил ефрейтор кайзеровской армии австрийского происхождения с примесью, насколько ему было известно, чешской – или бог знает какой еще – крови. Вели они себя буйно, шумно и неприлично. Что хуже всего, во время неудачного Мюнхенского путча им удалось убедить кадетов Мюнхенской академии забыть о своем долге. Фон Манштейн мог не одобрять республику, но вовлечение солдат в заговор против правительства, которому они присягали, позорило воинскую честь.