Настя вдруг поняла, что в первый раз за всю жизнь осталась одна: не смотрело на неё суровое тетушкино око, не было рядом Владимира, который с первых же дней совместной жизни вплотную приступил к воспитанию молодой жены. Воспитывал ненавязчиво, но упорно и постоянно. И вот Настя неожиданно получила свободу, и, забыв разом все наказы и наставления, начала наслаждаться свободой с жадностью и тихим блаженством, без оглядки на старших и положительных.
Позавтракала Настя там, где захотела. А захотела она, сидя на палубе, прислонившись спиной к мачте и легкомысленно вертя головой по сторонам. Над головой хлопали белыми крыльями птицы-паруса, корабль летел в неизвестность, и было удивительно легко и сказочно… и почему-то хотелось мечтать о любви.
Солнце поднималось к зениту и начинало припекать, но Настя не хотела покидать волшебное место, где она в первый раз мечтала о любви. Ей хотелось мечтать до бесконечности, до тех пор, пока не появится он – сильный, знойный, дерзкий, так не похожий на Владимира, так не похожий на всех мужчин, которых она видела в тетушкиной гостиной. От горячей мечты и от полуденного солнца кожа становилась влажной, сладкая истома нежила грудь и что-то незнакомое, остро-приятное зашевелилось в животе. А потом, набирая силу, поползло вниз… И Настя, свободная и сильная как океанская волна, легко рушит каменные глыбы моральных табу, не пускающих её на берег запретных удовольствий. Она наслаждается свободой дико, не стыдясь своего тела, не стыдясь способа получения наслаждения. Она задирает подол горячего платья и впервые изучает свое тело дрожащими от возбуждения руками. Её пальчики шли по невидимому следу к самой чувствительной точке. Нашли её и скоро подарили Насте первый в её жизни оргазм. И освободили от ложного стыда перед своим вызывающе-красивым обнаженным телом.
Девушка лежала на открытой палубе большого корабля, внутри огромного водного мира в очень откровенной и беззащитной позе и тихо стонала от наслаждения, забыв об одиночестве, опасности, об ужасах ночи.
А потом она грелась под жарким солнцем, нежилась и плавилась и снова наслаждалась. И теряла силы от наслаждения. И радовалась чудесному открытию.
А потом вернулось ожидание мечты. Насте казалось, что она на всех парусах летит к запретному, дикому, эротическому острову. Её тянуло в объятия красивого и смуглого островитянина. А кровь кипела и снова нагнетала жар и остро-сладкое нытье там, где соединяются стройные ноги…
– Хочу дождя! Хочу дождя! – кричала Настя в чистое небо, сгорая от солнца и от разбуженной чувственности.
На небе не облачка, не малейшего намека на дождь. Но Настя продолжает наслаждаться свободой и отсутствием запретов. Теперь она будет делать всё, что захочет, пусть даже ей захочется стоять под «рукотворным» дождем из запасов пресной воды.
Ей надоело горячее, влажное платье и она, не раздумывая, снимает его, отдав голое тело в объятия ветра, теплого и прохладного одновременно: там, где кожа намокла от пота – он словно лижет холодным языком, а где все сохнет и горит – сильнее раздувает пламя.
Не жалея воды, Настя поливает свое крепкое, молодое тело, впервые увидавшее солнце, небо, море. Его в первый раз ласкает ветер, бесстыдно прикасаясь ко всему, что раньше пряталось под одеждой. «Реки» теплой воды бегут по лицу, Настя жмурится от удовольствия, а вода продолжает свой путь по телу. Струя медленно течет по груди, упирается в нежную преграду, а потом, разделившись на две маленькие «речки», обходит розовый сосок и стекает на живот, отчего Настя каждый раз вздрагивает и замирает в ожидании нового чудесного открытия. Она распускает длинные волосы, и золотые нити растекаются по спине. По ним, блестя на солнце, бегут извилистые ручьи драгоценной воды и образуют на палубе пресные озера.
Попутный ветер надувает паруса, нос корабля врезается в волну и выбивает из неё песчинки мелких брызг. Они искрятся, переливаются на солнце тысячами маленьких радуг под чистым небом, с которого давно не падало ни капли дождевой воды.
Зато «рукотворный» дождь на палубе все лил и лил, рождая свои маленькие искусственные радуги.
Неясное белое пятно уже давно маячило на горизонте, но Настя, занятая эротическими омовениями, не замечала его до тех пор, пока «пятно» не вошло в зону её бокового зрения. А когда вошло – купальщица забыла про сказку о чудесном острове наслаждений, забыла о свободе, о красоте своего обнаженного о тела, и о том, как хорошо ей мечталось о любви под ритмичное хлопанье крыльев-парусов. Она забыла обо всем, кроме одного – надо прикрыть своё голое тело. Ей, наконец-то, предстояла встреча с людьми! Ей надо вновь заковывать тело в броню морали и стыда.
Трехмачтовый фрегат белым лебедем проплывал по линии горизонта.
– Ну, вот и все, прощай мечта, – с большой долей грусти прошептала возбужденная свободой. Но другая часть Насти, трезвая и реалистичная бросилась к борту корабля и заорала во всю глотку. – Эй! Помогите! Сюда! Сюда!
Настя махала рукой, не забывая другой придерживать платье на груди. Она не стала натягивать влажное платье на мокрое тело, теряя минуты, от которых зависела ее жизнь. Не переставая сигналить рукой и кричать до хрипоты, Настя замечает, что расстояние между кораблями не уменьшается. А как бы даже наоборот…
Не нужен больше красивый остров с призрачной мечтой и эротическими удовольствиями, а нужен туманный Петербург, с сухой тетушкой, с нравоучениями, запретами, этикетом. Нужен город, где под ногами твердая земля, а не эта зыбкая субстанция, готовая в любую минуту поглотить самый большой корабль вместе с капитаном и его командой. Неуправляемая, средних размеров шхуна «Анастасия» могла надеяться только на чудо, которое вряд ли будет длиться долго. Сейчас Настя понимала, что шансов одной добраться до земли у неё абсолютно нет. И если этот далекий парусник не сменит курс, то до второго корабля она, скорей всего, не доживет.
Но кричать бесполезно – её не слышат. И, возможно, даже не видят ее отчаянных жестикуляций. Тогда Настя бежит на бак и со всей силы бьет в судовой колокол, с явным желанием разбить его или хотя бы достучаться до последней надежды. Но фрегат понемногу таял и таял, не видя и не слыша. А может он просто не желал менять курс и тратить время. У капитана фрегата могли быть свои планы, в которые не входила перемена курса.
Тогда Настя сама пошла ему на встречу.
– Ничего, мы не гордые, мы-то можем поменять курс. Нам, всё равно куда плыть, – цедил сквозь зубы юный «капитан», выбивая чурбаки, держащие штурвал, а потом резко, неумело, переложил руль вправо. – Справа по борту судно! Приказываю догнать или… или нам всем крышка! – взбадривала себя Настя грубым, командирским тоном.
«Анастасия» вздрогнула от удивления, а ещё больше от возмущения – виданное ли дело – девчонка управляет?! Корабль опасно накренился, замер в нелепой позе, но все же решил не тонуть, а послушаться неумелого покорителя морей и попытаться догнать быстроходный фрегат.
Примерно через полчаса погони стало ясно, что неповоротливой торгово-грузовой «Анастасии» не стоит тягаться с военным кораблем и его командой. Когда фрегат, а с ним и надежда на спасение растаяли как утренний туман, Настя грубо, по-матросски выругалась и села, точнее, рухнула на пол. К горлу подкатил комок из злых, отчаянных слез. Настя героически боролась с истерикой, но и тут проиграла поединок. Плакала она не громко, зато очень жалобно, подвывая по-собачьи. Скоро на плач прибежал Пятница и попытался по-своему успокоить ревущую хозяйку. Он присел напротив, нацелив на неё печальный всёпонимающий взгляд. И хотя, он сидел тихо, без движений, Настю постепенно начало отвлекать немое сочувствие умной собаки.
– Ну, что ты смотришь? Уставился… Тебе хорошо, ты ничего не понимаешь. Или на меня надеешься? Думаешь, я старый моряк и мне корабль в порт привезти – раз плюнуть?! Так я тебя разочарую, мой лохматый друг, на меня не надейся – я в этом деле ноль, полнейший…
Штурвал, обретя свободу, мотался из стороны в сторону. А вместе с ним кружились в пьяном танце корабль, Пятница и Настя. Хаотичные движения по-своему отвлекали Настю от истерики и не давали сосредоточиться на горе. Каждый новый зигзаг приближал начало морской болезни, и когда она была уже на пороге, Настя взяла себя в руки, отложив истерику до лучших времен, утерла слезы, закусила губы, встала решительно и снова заклинила штурвал деревянными чурками. Корабль, повинуясь заплаканному капитану и деревянному рулевому, сразу успокоился, пошел вперед ровно, без отклонений, лихо врезаясь носом в океанскую волну. На судне снова появился командир. Пятница радостно приветствовал возвращение Насти к своим обязанностям и очень навязчиво намекал на то, что уже давно пора чем-нибудь подкрепиться, во всяком случае, ему.
Мятое и мокрое платье валялось на полу. Надевать его было противно, не надевать – стыдно. Уже стыдно. Пролетевший на горизонте лебедь-фрегат спугнул мечту, заставил отказаться от эротического острова и всех запретных удовольствий, пообещав за это вернуть Настю к прежней жизни. Пообещал, да обманул. Разочарование от обмана было настолько велико, что Настя не могла больше мечтать и получать удовольствие от себя, от жизни, от свободы. Недавнее открытие (сделанное не без помощи искушенной Женьки) теперь вызывало чувство неловкости и удивления. Морской антураж потерял былую красоту и романтичность, теперь от него веяло угрозой и страшной силой, которая в назначенный час вырвется из черных глубин, ломая и топя красивые корабли, безжалостно напоминая человеку, что он всего лишь гость, не прошенный, ничтожный, слабый и сухопутный.
С недоброй ухмылкой Настя перебирала свой гардероб: от ярких цветов рябило в глазах – хотелось нравиться мужу, вызывать восхищение окружающих, хотелось нравиться в первую очередь себе, меняя наряды по три раза в день. Иначе как отличить празднование медового месяца от всех последующих дней? И кому нужны теперь эти красивые наряды?
– Не пригодились. Лишний груз…
Она рассеянно перебирала нарядные платья, ища что-нибудь более подходящее к случаю. В «тему» нашлось только одно, бледно-бледно зеленое, в нежный цветочек, этакая слабая надежда увидеть когда-нибудь настоящие цветы.
Красивое тело снова спрятано под одежду, затянуто стыдом, задавлено восстановленными плитами всяческих табу. Дикий остров запретных желаний решено затопить – дабы не смущал и не вводил в искушение.
Ненавязчивый лохматый друг вертелся под ногами и продолжал заглядывать в глаза с почти человеческим участием.
– Ты бы хоть говорить научился, одни мы с тобой тут и, похоже, надолго… Если повезет – плавать будем долго… Тогда, скорее всего, я научусь лаять, – невесело пошутила Настя. – А, скорее всего, не повезет. Первый шторм – наш, – ещё печальнее закончила она и пошла в камбуз кормить друга, собеседника и просто хорошего пса.
С кормлением очень скоро было покончено. Друг, сытый и довольный пошел искать тень, где можно было подремать со вкусом. Настя осталась одна и вспомнила, что давно хочет есть. Прихватив с собой печенье, орехи, яблоки и горсть изюма, она тоже отправилась в поисках тени.
Высоко в синем небе плавился желтый диск, пронизывая раскаленными лучами воздух, нагревая океан, обжигая парусник и его пассажиров. Сонная нега царила на покинутом корабле, тишина и покой усыпляли тревогу. Казалось, в этом ласковом голубом раздолье не может случиться никакой беды, здесь будет вечная нега, покой и тишина.
Место в тени быстро нашлось – на корме, возле рулевой рубки. Там уже отдыхал разомлевший Пятница. Настя пристроилась рядом, прямо на палубе, оперлась спиной о тонкую стенку и с удовольствием принялась за еду. Чопорная тетушка из Петербурга была бы трижды шокирована недостойным поведением своей воспитанницы: первый раз – шок от завтрака всухомятку на полу; второй, пожалуй, самый убийственный от постыдных манипуляций с собственным телом; ну, а третий, пусть не такой сокрушительный, как предыдущий, но все равно выбивающий землю из-под ног – у девушки из высшего общества вошло в привычку принимать пищу на полу, как это делают животные. Для чопорной тетушки это было бы страшным потрясением. На ее счастье Настя раскрылась во всей «красе» далеко от ее придирчивых глаз. Пятница, лежащий возле ног Анастасии, тихо посапывал во сне, в животе его жалобно урчала съеденная курочка, политая желудочным соком. Для непородистого пса и бывшего беспризорника нынешняя жизнь казалась сном упоительным, сытым, мягким и пушистым.
Пообедав на палубе, столь некультурным образом, Настя стряхнула крошки с платья, довольно потянулась и уже собиралась «опускаться» и дальше, следуя заразительному собачьему примеру, но передумала. На шхуне было одно место, куда Настю тянуло ещё раньше, с первых дней плавания, но присутствие матросов и вечный надзор Владимира не позволяли ей совершить маленькое романтическое безумие. Она пошла к тому месту, где встречались правый и левый борт, образуя острый нос корабля, который со свистом резал прозрачный воздух на две половины. Там, где рвалась воздушная «ткань», перехватывало дыхание от ветра, бешено колотилось сердце от дикого восторга. Стоило закрыть глаза – и ты птица, летящая над морем стремительно, свободно, без усилий. Но для этого не достаточно просто прийти на нос и посмотреть вдаль, надо перебороть страх и залезть на фальшборт, упершись коленями в планшир. И тогда наградой за смелость будет восхитительный полет!
Теперь никто не помешает Насте превратиться в свободную птицу: ни удивленные взгляды матросов, ни запрещающий окрик мужа, ни даже страх, который перестал беспокоить Настю по таким пустякам.
Ни сразу Настя насмелилась подняться над палубой. Синие глаза её блестели от возбуждения ярче солнечного моря, и руки тряслись от радости и страха. Она всё же набралась смелости и безрассудства, разулась, поставила правую ногу на нижний поручень правого борта, потом левую ногу на левый борт и осторожно выпрямилась, стараясь сохранить равновесие. Первые минуты еще зажимает страх, не допуская никаких других эмоций…
Но скоро Настя успокоилась, распрямила спину, раскинула руки в стороны, закрыла глаза и замерла от внезапного восторга, резкого, бешенного, неземного… Она полетела! Она парила над океаном свободно и легко. Она резала грудью небо на две половины! Ветер по-разбойничьи свистел в ушах, и за спиной вырастали крылья. А сердце Насти билось радостно от звенящего птичьего счастья, и останавливалось на мгновенье, когда корабль падал с крутой волны в темно-синюю бездонную пропасть. Лицо обжигали соленые брызги, совсем близко плескался океан. Но вот проходят томительные секунды, и корабль птицей взлетает вверх к теплу, к небу, к солнцу! И снова Настя задыхается от безумного восторга.
Она «летала» до самого заката. Когда небо порозовело, Настя перестала быть «птицей». Она открыла глаза, опустила руки вдоль тела и превратилась в бушприт – продолжение корабля. Эта забава понравилась Насте ничуть ни меньше. Ветер все также бил в лицо, щеки задубели от соленых брызг, а сердце колотилось ещё сильнее, потому что Настя видела приближение волны. Потемневший гребень поднимает Анастасию вместе с кораблем, глаза у неё расширяются от дикой смеси страха, восторга, безумного упоения свободой и мощью корабля и океана. Замешанная на адреналине кровь кипит и брызжет. Но самое восхитительное впереди: корабль стремительно летит «с горы», вниз, в синюю бездну! И тут внезапно новая волна вырастает отвесной стеной. Настя кричит от жгучего адреналинового кайфа, она как в водяном ущелье, ещё секунда и судно врежется в океанскую «стену». Но неведомая сила в последний момент вырывает парусник из ущелья, он лишь царапнул концом бушприта по крутой волне. И снова на гребне! Он спасен… Не успевает Настя прийти в себя от этого погружения, а на неё уже летит следующая волна, обещая повторить безумно-восторженные ощущения.