– Слышал я, песик, что ты очень умен, и пришел к тебе за советом. Было нас трое друзей: один резчик, другой портной и я. Однажды шли мы по лесу и должны были в нем заночевать. Развели костер, чтобы от волков защититься, и договорились стеречь друг друга по очереди. Сначала стерег резчик, и, чтобы скоротать время, взял он чурбанчик и вырезал прекрасную куклу. Когда она была готова, разбудил резчик портного, чтобы тот теперь стерег их сон. Портной, увидев деревянную куклу, спросил, что это.
– Как видишь, – сказал резчик, – было у меня много времени, и вырезал я из чурбанчика куклу. Если у тебя тоже будет много времени, можешь ее одеть.
Портной быстро достал ножницы, иголку, нитку, выкроил платье и принялся его шить. Когда платье было готово, нарядил он куклу. Потом разбудил меня, чтобы я шел стеречь. Я тоже спросил, что это у него.
– Как видишь, – сказал портной, – у резчика было много времени, и вырезал он из чурбанчика куклу, а я ее нарядил. Если у тебя тоже будет достаточно времени, можешь научить ее говорить.
И я действительно научил ее к утру говорить. Но утром, когда мои товарищи пробудились, каждый хотел ту куклу взять себе. Резчик говорит:
– Я ее сделал.
Портной:
– Я ее нарядил.
И я тоже защищал свое право. Скажи мне, песик, кому из нас принадлежит эта кукла?
Песик молчал, но вместо него ответила королевская дочь:
– Кому иному она может принадлежать, как не тебе? Какое дело до безжизненной резчиковой куклы? Какое дело до нарядов портного без речи? Ты ей дал самый лучший дар: жизнь и речь, а потому по праву она принадлежит тебе.
– Ты сама так решила, – сказал Ванек. – И тебе я дал речь и новую жизнь, а потому ты принадлежишь мне по праву.
Тогда сказал королевский советник:
– Его Королевская Милость даст тебе щедрую награду за то, что тебе удалось развязать язык его дочери, но жениться на ней ты не можешь, ты простолюдин.
И король сказал:
– Ты простолюдин. Дам тебе вместо моей дочери щедрую награду.
Но Ванек не хотел ни о какой другой награде слышать и сказал:
– Король без всяких условий пообещал: кто сделает так, чтобы его дочь снова заговорила, тот будет ее мужем. Королевское слово – закон, и если король хочет, чтобы другие уважали его слово, должен сам прежде всего слово свое держать. И потому король должен отдать мне в жены свою дочь.
– Слуги, свяжите его! – закричал советник. – Кто указывает королю, что он должен делать, оскорбляет Его Королевскую Милость и заслуживает смерть. Ваша Королевская Милость, извольте приказать, пусть этому преступнику отсекут мечом голову.
И король сказал:
– Пусть отсекут ему мечом голову!
И Ванека быстро связали и повели на казнь.
Когда привели его на место казни, там его уже ожидало Счастье. Оно обратилось тихо к Разуму:
– Гляди, как этот человек с тобой обошелся. Аж головы сейчас лишится! Уступи-ка, дай-ка я на твое место войду!
Как только Счастье вступило в Ванека, переломился у палача меч, прямо у самой рукоятки, как будто его кто-то перерезал. И пока ему несли другой, приехал из города на коне трубач, как на крыльях прилетел, весело трубил и размахивал белой хоругвью, а за трубачом приехала за Ванеком королевская карета. А было так. Королевская дочь сказала отцу, что Ванек говорил правду и что королевское слово нельзя не держать, а если Ванек простого роду, так его король легко может сделать князем. И король сказал:
– Ты права, пусть будет князем!
Быстро послали за Ванеком королевскую карету, а вместо него был казнен советник, который короля восстанавливал против Ванека.
И когда потом Ванек и королевская дочь ехали с венчания, шел той же дорогой Разум и, понимая, что может повстречаться со Счастьем, склонял голову и убегал стороной, как будто за ним гнались. И с тех пор Разум, если встречается где-то со Счастьем, издалека ему дорогу уступает.
Так хорошо, что есть смерть на свете
В те давние времена, когда еще Господь Иисус Христос и святой Петр вместе ходили по свету, однажды вечером пришли они к кузнецу и попросились на ночлег. Кузнец их радушно поприветствовал, положил молот под наковальню, провел их в горницу и устроил хороший ужин. А после ужина сказал гостям:
– Вижу, что вы очень устали с дороги и хотели бы отдохнуть, к тому же сегодня стояла такая духота – ложитесь на мою постель, выспитесь хорошенько, а я лягу в сарае на солому.
Он пожелал им доброй ночи и ушел. А когда настало утро, устроил им завтрак, а потом еще проводил их немного. Когда уже с ними прощался, сказал:
– Дал я что у меня было, надеюсь, вы довольны.
Святой Петр потянул Господа Иисуса за рукав и произнес:
– Господь! Неужели ты никакой награды не дашь ему, ведь он такой хороший человек и так нас хорошо принял?
Ответил ему Иисус:
– Награда на этом свете – пустая награда, я ему готовлю другую, на небесах.
Потом обратился к кузнецу и промолвил:
– Проси что хочешь, три твои просьбы будут исполнены.
Кузнец обрадовался и сказал:
– Ну, если так, тогда, Господь, сделай, чтобы я еще сто лет был жив и здоров, как сейчас.
И сказал на это Иисус:
– Будь по-твоему, как просишь. А что хочешь еще?
Кузнец засмеялся и сказал:
– О чем мне просить? Все у меня и так хорошо, на то, что мне нужно, я своим ремеслом всегда заработаю. Сделай, чтобы у меня всегда работы было достаточно, как сейчас.
И ответил ему Господь Иисус:
– И это исполнится. А какое твое третье желание?
Этого милый кузнец уже и не знал, но поразмыслил и через минуту сказал:
– Ну, если ты, Господь, такой добрый, тогда сделай, чтобы каждый, кто сядет на стул, на котором ты у меня за столом сидел, приморозился к нему и не мог с места сдвинуться, пока я его не отпущу.
Святой Петр на это засмеялся, но Господь Иисус промолвил:
– Да будет так, как ты сказал!
На том они и разошлись. Господь Иисус и святой Петр пошли дальше своей дорогой, а кузнец побежал радостно домой. И произошло так, как обещал Господь Иисус. Все знакомые кузнеца уже померли, а он был все еще здоров и свеж, как огурчик, работы имел вдоволь и пел от радости с утра до вечера.
Но все до времени. В конце концов те сто лет тоже прошли, и смерть постучалась в его двери.
– Кто там? – отозвался кузнец.
– Это я, Смерть, за тобой иду.
– И добро пожаловать! Вот это гости! – сказал кузнец и лукаво улыбнулся: – Проходи-проходи, гостья дорогая! Подожди только, я молоты и клещи уложу по порядку и тут же буду готов. А пока что присядь ненадолго на этот стул. Ты и так уже столько ходишь по свету!
Смерть не заставила себя долго уговаривать и, ничего не опасаясь, села. Тут уж кузнец рассмеялся в голос и сказал:
– Теперь сиди тут и не двигайся, пока я не захочу!
Смерть начала дергаться, громыхать костями и стучать челюстями, но ничего не помогало, не могла она сдвинуться с места и должна была сидеть как прикованная. Кузнец смеялся, аж живот свело, закрыл двери и ушел по своим делам, он был рад, что больше не должен смерти бояться: она сидела у него дома пойманная.
Но радость его не долго длилась, он быстро увидел, что ошибся.
Был у кузнеца дома хорошо откормленный поросенок, и хотел он его на радостях забить и сделать копченую ветчину, потому что очень любил поесть хорошо копченой ветчинки. Взял кузнец топор и так ударил поросенка по голове, аж сам свалился. Но пока нагибался за ножом, чтобы его прирезать, а кровь спустить в горшок, чтобы сделать свиную колбасу, поросенок вдруг поднялся и скок! скок! скок! – убежал прочь, и, прежде чем кузнец опомнился от испуга, его уже и след простыл!
– Подожди, стервец, все равно никуда от меня не денешься! – сказал кузнец, а пока пошел в хлев и вытянул оттуда гусыню. Он ее уже две недели откармливал для престольного праздника.
– Хоть тобой сегодня полакомлюсь, – сказал он сам себе, – раз уж свиная колбаса удрала.
Взял нож, хотел гусыню зарезать. Но вот диво! С гусыни ни капли крови не упало, а когда он из гусиной шеи вытянул нож, и следа от раны не осталось! Пока кузнец этому удивлялся, гусыня у него из рук выскользнула и – «га-га-га!» – полетела за поросенком.
Это уж было для кузнеца слишком! Так хорошо все управил, а теперь и вкусненьким не закусить? Плюнул он на поросенка и гусыню, пошел в голубятню и принес двух голубей. И чтобы они опять ему ничего такого не устроили, топором отсек им головы на колоде – обоим одним ударом.
– Ну, хотя бы с вами получилось, – пробормотал он и бросил их наземь.
Но смотрите-ка! Едва голуби упали на землю, их головы опять оказались на шеях и – фрррр! – были голуби далеко. Вдруг кузнеца озарило, схватился он руками за голову и сказал:
– И правда, правда! Об этом я не подумал. Они же потому не могут умереть, что я Смерть поймал!
И задумался он, и не очень ему нравилось, что теперь он должен навсегда проститься с прекрасной ветчиной и свиной колбасой, с вкусными запеченными гусями и жареными голубями. Но что же делать? Смерть выпустить? Ну уж нет! Та прежде всего свернула бы ему шею. И придумал он, что вместо мяса станет теперь есть горох и каши, а вместо жаркого – печь пироги – ведь если ничего другого нет, так и они вполне вкусные!
Какое-то время все так и получалось, пока были старые запасы. Но пришла весна, и тут уж настала настоящая нищета! Все живые существа, что до этого жили, так и оставались живыми, ни один не пропал. И к тому же выросло множество молодых, так что все повсюду кишмя кишело.
Птицы, мыши, кузнечики, жуки, клещи и прочая живность сожрала и испортила все зерно на полях, луга выглядели, будто их выпалили, деревья в садах стояли, как мётлы, листья и цветы сожрали мотыли и гусеницы – и было невозможно никого из них убить! В озерах и реках было такое множество рыбок, жаб, водяных пауков и других насекомых, что вода от них засмердела и не было возможности напиться. В воздухе была туча комаров, мух и мошкары, а на земле такое количество противных насекомых, что они могли бы уморить человека, если бы тот мог умереть. И ходили люди полумертвые, как тени, не имея возможности ни жить, ни умереть.
Увидел кузнец, какое несчастье своей безрассудной просьбой сотворил, и сказал:
– А ведь Господь Бог хорошо устроил, что есть смерть на свете!
Пошел и сам ей поддался, отпустил ее, а она его тут же и загубила. И так потом постепенно все пошло по старому порядку.
Горшочек, вари!
В одной деревне жила-была бедная вдова, и была у нее единственная дочь. Избушка у них была старой, с дощатой дырявой крышей, и всего-то у них было – несколько курочек на чердаке. Старушка ходила зимой в лес по дрова, летом по ягоды, осенью на поле собирала, что осталось, а дочь носила в город яйца, что несли им курочки, на продажу. Тем они и кормились.
Однажды летом старушка слегка занемогла, и дочке пришлось в одиночку идти в лес по ягоды, чтобы им было что есть. А из ягод они варили кашу. Взяла она горшок и кусок черного хлеба и пошла. Когда уже собрала полный горшок ягод, вышла в лесу к роднику. Села у родника, вынула из фартука хлеб и начала обедать. Был как раз полдень.
Вдруг откуда ни возьмись появилась какая-то старая женщина, выглядела она как нищенка, а в руке держала горшочек.
– Ах, девица моя золотая, – говорит нищенка, – поесть бы мне! Со вчерашнего дня не было у меня во рту и кусочка хлеба. Не дала бы ты мне кусок хлеба?
– Почему нет, – сказала та девушка, – если хотите, берите хоть весь, я все равно домой иду. Он не слишком черствый для вас?
И отдала ей весь свой обед.
– Награди тебя Господь, девица моя золотая, награди тебя Господь! Но раз уж ты, девица, такая добрая, должна и я тебе тоже что-то дать. Смотри, я дам тебе этот горшочек. Когда его дома поставишь на стол и скажешь: «Горшочек, вари!», наварит он тебе столько каши, сколько будет угодно. А когда поймешь, что каши уже достаточно, скажи: «Горшочек, хватит!», и он тут же перестанет варить. Только не забудь, что ты должна сказать эти волшебные слова.
Она подала девушке горшочек и вдруг исчезла, та и не поняла куда.
Когда пришла домой, рассказала матери, что с ней в лесу приключилось, быстро поставила горшочек на стол и велела:
– Горшочек, вари!
Она хотела проверить, не обманула ли ее та нищенка. Но в горшочке быстро начала вариться каша, ее становилось больше и больше, и едва успела она до десяти сосчитать, как горшочек был уже полный.
– Горшочек, хватит! – И горшочек тут же перестал варить.
Вскоре они обе сидели и с удовольствием ели, каша была – пальчики оближешь. Когда наелись, взяла молодая в корзинку несколько яиц и пошла в город, продавать. Но пришлось ей там долго на базаре сидеть, давали ей за них мало, только к самому вечеру продала.
Старуха дома не могла ее дождаться, ей снова захотелось есть, снова захотелось той каши. Взяла она тогда горшочек, поставила его на стол и сказала:
– Горшочек, вари!
Тут в горшочке начала быстро вариться каша, не успела старуха обернуться, как был он уже полный.
– Надо еще за миской и за ложкой сходить, – сказала старуха и пошла в кладовку.
Но когда вернулась, остановилась в страхе: каша валилась полным горлом из горшочка на стол, со стола на лавку, с лавки на землю. Старуха забыла, что должна сказать, чтобы горшочек перестал варить. Она подскочила и прикрыла горшочек миской, думала, что этим кашу остановит. Но миска упала на землю и разбилась, а каша неустанно вытекала из горшочка вниз, как паводок. Ее уже было в комнате столько, что старуха убежала от нее в сени, а там заламывала руки и все время причитала:
– Ах, эта несчастная девчонка, что же это такое она принесла! Я сразу подумала, что ничего хорошего из этого не выйдет!
Через минуту каша потекла уже из комнаты через порог в сени; чем дальше, тем больше ее прибывало. Старуха не знала, куда деваться, и в страхе полезла на чердак, все время причитая, что это несчастная девчонка принесла. Но каши становилось все больше и больше, и скоро вытекала она как туча через двери и окна на улицу, и кто знает, чем бы все это кончилось, если бы в это время как раз не вернулась девушка и не крикнула:
– Горшочек, хватит!
Но на дороге была уже такая гора каши, что крестьяне, возвращавшиеся домой с поля, уже не могли проехать, и пришлось им дорогу через кашу проесть.
Длинный, Широкий и Остроглазый
Жил-был старый король, и был у него единственный сын. Однажды позвал он к себе этого сына и говорит ему:
– Дорогой мой сын! Ты хорошо знаешь, что зрелый плод падает, чтобы дать место другому. Голова моя тоже созрела, видно, скоро на нее солнце светить не будет, но, прежде чем ты меня похоронишь, хотел бы я увидеть свою будущую дочку, твою жену. Женись, сын мой!
А королевич сказал:
– Рад бы, отец, исполнить твою волю, но нет у меня невесты, ни одной не знаю.
Полез старый король в карман, вытянул оттуда золотой ключ и подал его сыну.
– Иди наверх, на башню, на самый высокий этаж, посмотри оттуда вокруг, а потом мне скажешь, которую выберешь.
Королевич, не мешкая, пошел. Отроду там, наверху, еще не был и к тому же никогда не слышал, что там такое.
Когда пришел наверх, на последний этаж, увидел в крыше маленькую железную дверцу, размером с люк, дверца была заперта, открыл ее королевич тем золотым ключом и поднялся наверх. Оказался королевич в огромном круглом зале с синим потолком, похожим на небо в ясной ночи, серебряные звезды трепетали на нем, пол был застелен зеленым шелковым ковром, а в стене двенадцать высоких окон в золотых рамах, и в каждом окне на хрустальном стекле были изображены радужными красками девицы с королевской короной на голове, каждая в разных одеждах, но одна другой краше, удивительно, что королевич, глядя на них, не ослеп. И в то время, как он на них с удивлением смотрел, не зная, которую себе выбрать, начали девицы двигаться, как живые, оглядывались на него и улыбались, только что не говорили.
Заметил королевич, что одно из двенадцати окон было затянуто белым покрывалом, и отодвинул покрывало, чтобы увидеть, что за ним. А там была девица в белой одежде, опоясанная серебряным поясом, с жемчужной короной на голове, и была она всех прекрасней, но грустна и бледна, словно из гроба встала. Долго стоял королевич перед этим портретом в изумлении, и, пока смотрел на нее, разболелось у него сердце, и сказал он: