Извержение Тиры направило всю европейскую цивилизацию по другому пути. Некоторые ученые считали даже, что Тира уничтожила целый континент – возможно, легендарную Атлантиду.
Извержение вулкана видели за 800 километров от острова, в Древнем Египте. Оно упоминается даже в Библии. Некоторые ученые считали, что именно с ним связан библейский эпизод об исходе евреев из Египта, в частности, о переходе Моисея через Красное море.
К настоящему времени от древней Стронгилы остался только видимый полумесяц с отвесной скалой более 300 метров в западной части и пологими пляжами в восточной.
Всю эту историю Мария знала наизусть, кажется, еще с детства. Точно, это ведь отец в своем вечном толстом сером свитере грубой вязки и в очках с замотанной синей изолентой левой дужкой рассказывал ей о загадочном древнем вулкане. Отец и сам был вулканологом, но в те годы изучать Тиру мог только по фотографиям и описаниям. Организовать в институте экспедицию за границу было не так-то легко. Отец много лет потратил на достижение своей цели, но, не дожив, скоропостижно скончался буквально за пару месяцев до старта им же самим организованной экспедиции. А осуществить его мечту выпало Марии. Только вот папа об этом не узнает, его уже почти 15 лет как нет в живых.
Мария помнила то радостное предвкушение, что охватило ее, когда они первый раз подплывали к древним островам вулканического происхождения. Как дух захватывало от вида торчащих из воды базальтовых глыб странной формы – раскаленная лава, соприкасаясь с водой, принимает иногда самые причудливые очертания. Как удивительно было видеть, что многие дома местных жителей лепятся прямо к скале, как ласточкины гнезда, а часть жилищ вырублена прямо в кальдере. Выходит, они совсем не боятся мощи этих загадочных и грозных существ? Научились мирно сосуществовать с ними? Укротили их? Или только думают, что укротили? Ведь само появление островов означает, что вулкан восстанавливается. Что он будет расти еще годы и годы, а затем снова рванет, такова уж его природа.
Что ж, в таком случае, изучить жизненные циклы этого вулкана, научиться точно предсказывать его последующее поведение – как раз ее задача. И, возможно, именно благодаря ей удастся когда-нибудь спасти жизни потомков людей, так беспечно выстроивших свои жилища на самом краю бездны.
Наверное, именно эта мысль так увлекла ее, заставила с головой уйти в работу, так что Мария ничего толком и не видела на прекрасном острове, ставшем своеобразной Меккой для тысяч туристов. А впрочем… Кого тут обманывать, она прекрасно знала саму себя. Вопрос приоритетов для нее даже не стоял еще в детстве, когда Маша, не задумываясь, пропускала школьные вечера и дискотеки, если была возможность поехать на областную олимпиаду по физике или просто посидеть с отцом над интересной задачей. Еще тогда было очевидно, что наука навсегда останется для нее на первом месте.
Нет, разумеется, она не была каким-то анекдотическим «синим чулком» или мультяшным сумасшедшим профессором. Присутствовали в ее жизни и спорт, и книги, и кино, и увлечения. И, глядя на себя в зеркало, Мария прекрасно отдавала себе отчет в том, что она – привлекательная молодая женщина: с легкой подтянутой спортивной фигурой, с тонкими чертами лица, тяжелой копной слегка вьющихся русых волос, здесь, на греческом солнце выгоревших до золотистого оттенка, со светлыми глазами, способными в зависимости от настроения менять оттенок от льдисто-голубого до темно-фиалкового. Она отлично сознавала, как воздействует ее красота на мужчин, и понимала, что, появись у нее такое желание, могла бы кружить головы и сводить с ума поклонников. Вот только все это интересовало ее постольку-поскольку, оттесняясь на задний план очередной сверхинтересной научной проблемой. И к своим тридцати пяти годам Мария имела неплохую, по ее собственной оценке, научную карьеру, имя, достаточно известное среди вулканологов всего мира, сотни опубликованных работ, докторскую степень и полную свободу, позволявшую ей, не оглядываясь ни на кого, срываться в любую точку мира в поисках решения очередной научной загадки.
И только иногда, когда – вот как Павел сегодня – кто-то обращал ее внимание на то, что она слишком уж с головой ушла в работу, она словно выныривала на поверхность и обнаруживала, что за пределами лаборатории, служившей ей в этот жизненный период очередным временным домом, тоже существует жизнь.
Сейчас, когда они расположились в тихой, укрытой от вечно гомонящих туристов, таверне, куда привел их Павел, пили вино и прислушивались, как флиртует с посетительницами бармен Христофор, молодой грек, прекрасный, как ожившая античная статуя, Мария с интересом рассматривала окружающую обстановку, впитывала ее звуки и запахи и всему удивлялась, словно и не провела тут, на Санторини, последние полгода. Над городом уже сгущались мягкие сумерки. В небе, только начавшем темнеть, вспыхивали и мерцали бледные звезды. Внизу, у подножия скал, тихо плескалось море, оседая кружевной пеной на базальтовых выступах. Подступавшая вечерняя прохлада пахла солью, терпким виноградом, кофе, камнем и пряностями. Над их головами сплетались, спускаясь с навеса над столиками, курчавые виноградные лозы, и темные листья шелестели на легком ветру, отбрасывая на лица посетителей таверны причудливо изрезанные тени. В тарелках, выставленных перед ними на столе, остывала долма – шарики из бараньего фарша, завернутые в виноградные листья. Павел потянулся через стол, взял фарфоровый соусник и накапал в тарелку несколько густых, пахнущих чесноком и зеленью капель. Где-то принялись тихо наигрывать мелодичную греческую песню. Чуть заунывная тягучая музыка полилась над голубыми крышами утихающего к ночи греческого города-острова. Звуки струнных инструментов словно бы замирали в воздухе, а затем соскальзывали прямо в серебрящуюся морскую воду.
– Приятное место, – улыбнулась Маша, откидываясь на спинку плетеного стула. – Как ты его нашел?
– С Иркой поссорились, – отозвался Паша, за плечи притягивая к себе жену. – Пошел пройтись и случайно забрел сюда. Ее иногда как накроет, хоть из дома беги. – Он, улыбаясь, поцеловал жену в висок.
– Что? – сквозь смех возмущенно отозвалась Ирина. – Посмотрела бы я на тебя, если бы тебя раздуло, как воздушный шар. Думаешь, тебе удалось бы всегда сохранять свою знаменитую выдержку?
Она показала глазами на свой выпирающий из-под платья круглый живот, и Паша, все еще смеясь, покачал головой:
– Пф, да я бы вообще свихнулся. Слава богу, проблему мужской беременности науке решить еще не удалось. А ты мой стойкий оловянный солдатик!
Мария с улыбкой наблюдала за их шутливой перепалкой. Павел и Ирина работали вместе с ней в одной лаборатории в Москве. Обоих она знала не первый год, и, когда между ними начало наклевываться что-то более глубокое, чем дружба и взаимовыгодное сотрудничество, Мария заметила это первой, может быть, даже раньше самих ребят. Нельзя сказать, чтобы их чувства ее обрадовали. Ей тогда казалось, что любовная интрижка между сотрудниками лаборатории внесет в атмосферу на работе ненужное напряжение. Начнутся какие-нибудь хихиканья, переглядки. Вместо содержательных дискуссий и аргументированной защиты своего мнения появятся какие-нибудь «как скажешь, дорогая», «ты совершенно прав, милый». Не говоря уж о том, что случится, если у ребят ничего не получится. Если они в конце концов разбегутся, но все равно будут вынуждены проводить вместе по восемь часов ежедневно. Тогда их лаборатория и вовсе превратится в ад.
Но, вопреки ее опасениям, оказалось, что все получилось в лучшем виде. На работе ребята как будто бы вообще забывали, что они муж и жена. Во время научных споров сцеплялись так, что искры летели, поблажек друг другу не делали. Можно даже сказать, что этот неожиданный роман повысил производительность труда в лаборатории. Они теперь не спешили убегать по окончании рабочего дня: ни у кого из них, ясное дело, не было запланировано больше никаких свиданий и встреч, не нужно было предупреждать вторую половину о том, что задержишься, а значит, всегда можно было остаться подольше поработать над важным экспериментом.
Пожалуй, единственным осложнением за все время их отношений стала неожиданная беременность Ирины, случившаяся уже здесь, на Санторини. Впрочем, и Павел, и Ира единогласно решили, что это обстоятельство ничем не помешает им выполнять запланированную работу. Павел лишь настоял, чтобы Ира держалась подальше от экспериментов с радиоактивными веществами.
И сейчас, глядя на шутливо переругивающуюся пару, Мария думала, что, наверное, это большая, редкая удача – получить в партнеры единомышленника, человека, увлеченного одним с тобой делом. Только тогда людям и удается успешно совмещать в своей жизни семью и работу. Ей, например, никогда этого не удавалось. Все те немногочисленные связи, которые можно было бы хоть с натяжкой назвать «отношениями», у нее рушились именно из-за работы. Когда вдруг появлялись претензии: «Где ты была? В лаборатории? До двух ночи? Ты что, меня за идиота держишь?» Когда в ответ на сообщение о том, что она уезжает в интересную экспедицию, ей отвечали: «И ты просто вот так сама все решила? Даже не посоветовалась? Уехать на полгода? А как же мы?» Когда у нее просто не хватало ни нервов, ни душевных сил на выяснение отношений (нужно было не распыляться, сосредоточиться ни диссертации), она принимала решение всегда быстро, разом, и никогда, ни единого раза решение это не было в пользу личной жизни. В целом она давно решила для себя, что, видимо, брак не для нее. Ну не всем же быть символами вечной женственности, хранительницами очага и понимающими женами. Ей точно не дано. И только глядя на Пашу с Ирой, она иногда задумывалась: а ведь вот так же могло бы быть и у нее. Так бы, наверное, получилось. Впрочем, все это всего лишь гипотеза, не подтвержденная эмпирическим путем, на которую и время-то тратить не стоит.
Вечер шел своим чередом. Они смеялись, болтали о пустяках (в начале вечера Паша потребовал не говорить о работе), слушали музыку, глазели на посетителей – все больше местных, загорелых до черноты горбоносых мужчин и женщин с темными, как будто чуть влажными глазами. И вдруг в сумке Марии звякнул мобильник – пришло какое-то письмо. Она потянулась за телефоном, и Паша тут же хохотнул:
– Ага, кто-то сейчас проспорит десятку. Мы же договорились в начале вечера: кто первым не выдержит и полезет проверять рабочую почту, тот проиграл.
– Может, это вовсе не по работе, – толкнула его в бок Ира. – Может, это личное сообщение.
Павел недоуменно поднял брови, как будто бы слово «личное» никак не ассоциировалось в его голове с Марией. Но потом, кажется, спохватился и мотнул головой:
– Все равно, если письмо окажется рабочим, Маша проиграет.
– Тебе прямо не терпится получить мои десять евро? Или ты боишься, что не выдержишь и первым сломаешься? – поддразнила его Мария.
Она нашарила в сумке аппарат, открыла почту и пробежала глазами письмо. Ира с Пашей о чем-то тихо переговаривались за противоположным концом стола, тихая музыка окутывала таверну, в нише, на низком диванчике, громко смеялась расположившаяся там компания, колыхались на легком морском ветерке курчавые виноградные лозы, спускавшиеся с крыши, но Мария ничего этого уже не видела и не слышала. Короткая информация, заключенная в мелких строчках письма, сразу же захватила ее, сердце замерло на мгновение, затем тяжело бухнуло в груди и застучало тревожно и радостно.
– Ну? Что там? – спросила Ира. – Скажи этому зануде, что ты не проиграла!
– А? – откликнулась Мария. – Я? Нет, я проиграла. Но вот мы все, кажется, выиграли!
– Что там такое? – тут же заинтересовался Паша, поднялся со своего места, обогнул стол и сел рядом с Марией, заглядывая в ее телефон через плечо.
В их компании такое поведение считалось в порядке вещей. Каждый знал, что его коллега в жизни не проявит какую-нибудь бестактность и бесцеремонность и в личную переписку не полезет. Что же касалось рабочих моментов, то иногда было просто удобнее и быстрее читать вместе один и тот же документ, и никто из них в таких случаях не возмущался.
– Видишь? – Быстро обернулась к Паше Мария. – Кавачи!
– Да что там такое? Мне тоже интересно! – возмутилась Ирка и привстала со своего места.
– Сиди! – тут же остановил ее Паша, бросив поспешный заботливый взгляд на круглый живот жены. – Я так расскажу. В общем, это из института. На Соломоновых островах, вблизи Гуадалканала, начал подавать признаки активности местный подводный вулкан Кавачи. Они получили сообщение от тамошней метеостанции, находящейся в Хониаре.
– Это же… – подхватила Ирка. – Подождите, насколько я помню, Кавачи по своим геофизическим свойствам очень похож на Тиру. То есть… то есть можно поехать туда и своими глазами понаблюдать, как все могло происходить здесь много веков назад?
– На самом деле, я не уверен, – нахмурился Павел. – Мы здесь находимся по гранту, у нас расписан весь бюджет экспедиции. Кто нам разрешит срываться с места и ехать через полмира?
– Разрешат! – решительно хлопнула ладонью по столу Мария. – Пусть только попробуют не разрешить! Я им такие выкладки представлю, я… – Она чувствовала, как внутри поднимается раздражение – так случалось всегда, когда какие-то человеческие факторы – будь то чувства, сложности с бюрократией или нехватка денег – вставали между нею и ее очередной идеей. – Я напишу обоснование, добьюсь того, что нам увеличат бюджет и выдадут разрешение.
– Конечно, – подхватила Ирка. – Тем более, нам же не нужно ехать туда надолго. Только на неделю, может быть, дней на десять. Взять пробы воды и грунта в нескольких местах в окрестностях вулкана. Маш, а как быть с батискафом?
Мария и сама успела уже об этом подумать, поэтому быстро ответила:
– Батискаф можно перевезти самолетом. В целом, если нам удастся по-быстрому убедить во всем руководство, запросить перераспределение бюджета, мы сможем выехать уже через три-пять дней.
– Отлично! – воодушевленно отозвалась Ирина.
– Так, стоп, – тут же вступил Павел. – Ты никуда не едешь!
– Это почему? – воинственно обернулась к нему жена.
– Почему? Мм… даже не знаю. Может, потому что ты на шестом месяце?
– И что? Я беременная, а не инвалид. И я не собираюсь там погружаться, если ты об этом. Я готова оставаться на борту, заниматься обработкой данных, контролировать ваше погружение. Там же и камеральной работы будет полно, что, скажешь, нет?
– А суточный перелет? А смена климатических поясов? Да ради бога, это же другой конец земли, Австралия! – кипятился Павел.
Марии совершенно не хотелось участвовать в этой семейной разборке. Смутное сожаление о том, что ей так и не удалось встретить спутника жизни, который разделил бы ее интересы, тут же развеялось. Боже, какое все-таки счастье, что она ни с кем не связана и не перед кем не обязана отчитываться. Ну, разве что перед институтским начальством.
В тот вечер Мария быстро распрощалась и ушла из уютной таверны, оставив коллег разбираться со своими семейными проблемами без ее участия. Честно говоря, она была уверена, что Ирка все же продавит Пашу и выбьет себе право ехать в экспедицию. Однако на следующий день, когда институт, хоть и со скрипом, но утвердил Машино начинание, Павел сказал ей, что группу нужно будет формировать без Иры. Та кинула на него убийственный взгляд через всю лабораторию, но промолчала. Значит, когда речь шла о безопасности и благополучии будущего ребенка, приоритеты в этой паре расставлялись немного иначе.