Там стояли близнецы: слепая опиралась на руку сестры, и ее невидящий взгляд был прикован к Джону. Словно окаменев, он чувствовал, что не может сдвинуться с места, ощущение рокового исхода, неотвратимой трагедии охватило его. И со странным равнодушием он подумал: «Это конец, нет спасения, нет будущего». Затем обе сестры повернулись, вышли из собора, и только что владевшее всем его существом чувство бессилия пропало, оставив после себя досаду и нарастающий гнев. Как смеют эти две старые дуры производить над ним свои спиритические опыты? Просто возмутительно, неприлично; не иначе, тем они и живут – путешествуют по свету и выводят из равновесия всех, с кем встречаются. Дай им малейшую возможность, они вытянут из Лоры деньги, получат все, чего пожелают.
Он почувствовал, что жена дергает его за рукав.
– Разве она не прекрасна? Такая счастливая, такая безмятежная.
– Кто? Что? – спросил он.
– Мадонна, – ответила она. – В ней есть что-то магическое. То, что проникает в душу. Разве ты этого не чувствуешь?
– Пожалуй, да. Не знаю. Вокруг слишком много народа.
Она с удивлением подняла на него глаза.
– Разве это имеет значение? Какой ты смешной. Ну ладно, давай уйдем от них. К тому же мне надо купить несколько открыток.
Разочарованная тем, что он не проявляет никакого интереса, она стала пробираться через толпу туристов к двери.
– Послушай, – отрывисто сказал он, когда они вышли наружу, – на открытки у нас еще уйма времени, давай немного обследуем окрестности.
И свернул с пути, который привел бы их обратно в центр с небольшими домами, киосками и неугомонной толпой, на узкую тропу через пустошь; впереди виднелось что-то вроде глубокого рва или канала. В контрасте с яростным солнцем вид светлой прозрачной воды навевал покой и умиротворение.
– Не думаю, чтобы эта дорога вела к чему-нибудь интересному, – сказала Лора. – К тому же здесь довольно грязно, не посидишь. А на острове еще столько мест, которые, как сказано в путеводителе, непременно надо увидеть.
– Ах, забудь про путеводитель, – нетерпеливо сказал он и, усадив рядом с собой на берегу канала, обнял ее за талию. – Кто осматривает достопримечательности в такое время дня? Смотри, вон крыса плывет. – Он поднял камень и бросил его в воду; животное пошло ко дну или просто скрылось под водой, и на том месте остались одни пузыри.
– Не надо, – сказала Лора, – это жестоко. Бедняжка! – И, положив руку ему на колено, вдруг спросила: – Как ты думаешь, Кристина сидит здесь с нами?
Он ответил не сразу. Да и что тут скажешь? Неужели так теперь будет всегда?
– Думаю, да, – медленно проговорил он, – раз у тебя такое чувство.
Малышка Кристина – до появления первых признаков рокового менингита, – сбросив туфельки, принялась бы весело бегать по берегу и просить, чтобы ей разрешили зайти в воду, и Лора бы с ума сходила от страха и беспокойства. «Доченька, осторожно, вернись назад…»
– Эта женщина сказала, что, сидя с нами, она улыбалась и выглядела очень счастливой, – сообщила Лора, вставая и отряхивая платье, словно почувствовав внезапно беспокойство. – Пойдем, давай вернемся.
Он шел следом за ней с упавшим сердцем. Он знал, что она вовсе не собиралась покупать открытки или осматривать то, что они не успели осмотреть; она хотела отыскать тех женщин, необязательно чтобы поговорить, а просто побыть рядом с ними. Когда они дошли до площади с киосками, он заметил, что толпа туристов поредела, осталось лишь несколько человек и сестер среди них не было. Наверное, они присоединились к основной группе, прибывшей на пароме. Он вздохнул свободнее.
– Посмотри, во втором киоске масса открыток, – поспешно сказал он, – и очень привлекательные шарфы. Давай купим тебе шарф.
– Дорогой, у меня их и так много, – запротестовала она. – Не трать попусту лиры.
– Это не пустая трата. У меня такое настроение, хочется что-нибудь купить. Как насчет корзинки, ты же знаешь, нам всегда не хватает корзинок. Или вон кружева. Как насчет кружев?
Лора рассмеялась и позволила ему подвести себя к киоску. Он рылся в разложенных перед ними товарах, болтал с улыбающейся продавщицей, и ее улыбка становилась все шире от его чудовищного итальянского, но про себя он знал, что просто тянет время, дает толпе туристов возможность дойти до причала и сесть на паром – и тогда сестры-близнецы навсегда исчезнут из виду, исчезнут из их жизни.
– Никогда, – сказала Лора минут через двадцать, – так много барахла не вмещалось в такой маленькой корзинке.
Ее журчащий смех ободрил его, он вновь поверил, что все хорошо, что ему больше не о чем тревожиться, что недобрый час миновал. Катер от «Чиприани»[3], который привез их из Венеции, ждал у причала. Приехавшие с ними пассажиры, несколько американцев и господин с моноклем, уже собрались. Утром, собираясь на экскурсию, он подумал, что цена за ланч и катер туда и обратно непомерно высока. Теперь он о деньгах не вспоминал и жалел лишь об одном: экскурсия на Торчелло оказалась самой большой ошибкой за время их пребывания в Венеции. Они поднялись на палубу, выбрали удобное место, и катер, пыхтя, поплыл по каналу и вскоре вошел в лагуну. Паром отошел раньше – в сторону Мурано[4], тогда как их судно, пройдя мимо Сан-Франческо дель Дезерто[5], взяло курс прямо на Венецию.
Он снова обнял жену и крепко прижал к себе; на этот раз она улыбнулась и положила голову ему на плечо.
– Какой прекрасный день, – сказала она. – Я никогда его не забуду, никогда. Знаешь, дорогой, теперь я наконец-то смогу получать удовольствие от нашего отдыха.
Ему хотелось кричать от радости. Все будет хорошо, решил он, пусть верит во что хочет, если эта вера делает ее счастливой. Четким контуром на фоне полыхающего заката во всей своей красе вставала перед ними Венеция, где им еще столько предстоит увидеть; теперь, когда настроение у нее переменилось и мрак рассеялся, бродить по городу вдвоем будет просто восхитительно, и он вслух принялся обсуждать предстоящий вечер, куда им пойти ужинать, – не в ресторан по соседству с «Ла Фениче», куда они обычно ходили, а в какое-нибудь другое, новое место.
– Да, но только чтобы недорого, – сказала она, уступая его порыву, – сегодня мы и так много потратили.
В их отеле на Большом канале[6] обстановка была приветливая, умиротворяющая. Портье с улыбкой протянул им ключ. В спальне все было знакомо, как дома, на туалетном столике аккуратно расставлены Лорины вещи, но при этом в ней царила едва уловимая атмосфера праздника, новизны, волнения, какой дышат только комнаты, в которых мы останавливаемся на краткие дни отдыха. Они наши лишь на мгновение, не более. Пока мы там, они живут. Когда мы уезжаем, они больше не существуют, они растворяются в безликости. В ванной комнате он отвернул оба крана, вода хлынула мощным потоком, клубы пара поднялись к потолку. Теперь, подумал он, возвращаясь в спальню, теперь самое время заняться любовью. Она поняла, протянула к нему руки и улыбнулась. Какое благостное облегчение после долгих недель воздержания!
– Ты знаешь, – сказала Лора, уже надевая перед зеркалом серьги, – я не безумно голодна. Давай не будем ничего придумывать и поедим прямо здесь, в отеле?
– Нет, боже упаси! – воскликнул он. – С унылыми парами за соседними столами? Я умираю с голоду, а еще мне очень весело. Я хочу изрядно набраться.
– Только никакого яркого света и музыки, ладно?
– Нет-нет… какой-нибудь маленький темный грот, злачное место, приют влюбленных – любителей адюльтера.
– Хм, – фыркнула Лора, – знаем мы, что это значит. Ты заприметишь какую-нибудь итальянскую красотку лет шестнадцати и весь ужин будешь глупо ей улыбаться – а мне что делать? Любоваться на широченную спину ее спутника?
Смеясь, они вышли на улицу и окунулись в теплый венецианский вечер – словно попали в волшебную сказку.
– Давай пройдемся, – сказал он, – пройдемся и нагуляем аппетит, чтобы съесть целую гору еды.
Разумеется, они оказались возле Моло[7], где гондолы с легким плеском танцевали на воде и свет повсюду сливался с тьмой… Другие пары, как и они, без определенной цели, удовольствия ради бродили взад-вперед; шумели и размахивали руками вездесущие матросы, ходившие небольшими компаниями; стучали каблучками, перешептывались черноглазые девушки.
– Беда в том, – сказала Лора, – что, отправившись гулять по Венеции, невозможно остановиться. Ну только через вон тот мост, говоришь ты себе, – и тебя тут же манит другой. Я уверена, что дальше нет никаких ресторанов, мы почти дошли до сада, где проводятся биеннале. Повернем назад. Я знаю один ресторанчик, где-то недалеко от церкви Сан-Дзаккариа, к нему ведет узкий переулок.
– Послушай, – сказал Джон, – если мы пройдем немного дальше, за Арсенал[8], а там перейдем мост и повернем налево, то подойдем к Сан-Дзаккариа с другой стороны. Вчера утром мы так уже ходили.
– Да, но ведь тогда было светло. Сейчас мы можем заблудиться.
– Спокойно. У меня инстинкт на такие дела…
Они свернули за Фондамента дель Арсенале[9], перешли через мостик почти у самого Арсенала и, пройдя еще немного, оказались у церкви Сан-Мартино. Перед ними расходились два канала, один направо, другой налево, вдоль каждого тянулась узкая улочка. Джон остановился в нерешительности. По какому они шли накануне?
– Вот видишь, – недовольно сказала Лора, – я же говорила, мы заблудимся.
– Чепуха, – твердым голосом возразил Джон, – надо идти по левому, я помню этот мостик.
Канал был узкий, дома по обеим сторонам, казалось, нависали над ним, и днем, когда солнечные лучи отражались в воде, когда окна домов были открыты и на балконных перилах проветривалось постельное белье, а в клетках пели канарейки, здесь все дышало уютом и покоем. Но при тусклом свете одинокого фонаря, почти в темноте, когда все окна закрыты ставнями и от воды тянет сыростью, картина до неузнаваемости менялась и производила впечатление заброшенности, нищеты и убогости, а длинные, узкие лодки, стоявшие у скользких ступеней лестниц, напоминали гробы.
– Клянусь, я не помню этого моста, – сказала Лора, взявшись рукой за перила. – И мне не нравится вид переулка за ним.
– Немного дальше впереди горит фонарь, – сказал ей Джон. – Я сообразил, где мы, – недалеко от Греческого квартала.
Они перешли мост и собирались нырнуть в переулок, когда услышали крик. Он явно раздался в одном из домов на другой стороне канала, но из какого именно, определить было невозможно. С закрытыми ставнями каждый из них казался мертвым. Они обернулись и посмотрели туда, откуда донесся звук.
– Что это? – прошептала Лора.
– Какой-нибудь пьяный, – коротко сказал Джон. – Пойдем.
Нет, это не был крик пьяного, скорее сдавленный крик человека, которого схватили за горло и душат.
– Надо вызвать полицию, – сказала Лора.
– О, ради всего святого, – сказал Джон. Уж не думает ли она, что стоит на Пикадилли?
– Я иду назад, здесь просто жутко, – сказала она и торопливо пошла по извилистому переулку.
Джон в нерешительности помедлил – его взгляд упал на маленькую фигуру, которая вдруг выбралась из подвальной двери одного из домов на противоположной стороне канала и прыгнула в узкую лодку. Это был ребенок, маленькая девочка – не старше пяти или шести лет, – в коротком пальтеце, едва прикрывавшем юбочку, с островерхим капюшоном на голове, который делал ее похожей на гнома. На канале стояли четыре лодки, привязанные одна за другой; с удивительным проворством, словно от кого-то спасаясь, девочка из первой перепрыгнула во вторую, затем в третью. Когда при очередном прыжке кроха поскользнулась и едва не упала в воду, у него перехватило дыхание; но она удержалась на ногах и прыгнула в последнюю лодку. Перегнувшись через борт, она изо всех сил потянула за веревку, лодка развернулась и стала поперек канала, почти касаясь кормой берега возле входа в другой подвал, футах в тридцати от того места, где стоял Джон. Девочка спрыгнула на берег, сбежала вниз по ступеням и скрылась в доме, а лодка вновь сделала полуразворот и встала на прежнее место посередине канала. Весь эпизод занял не более четырех минут. Затем он услышал торопливые шаги – Лора вернулась. Слава богу, только сейчас. Вид ребенка, маленькой девочки, которой грозит почти неминуемая опасность, страх, что сцена, свидетелем которой он только что был, каким-то образом связана с услышанным ими тревожным криком, – все это могло катастрофически подействовать на ее взвинченные нервы.
– Что ты тут застрял? – крикнула она. – Мне страшно идти дальше без тебя. Проклятый переулок расходится в две стороны.
– Извини, – сказал он. – Я иду.
Он взял ее под руку и быстро, уверенно повел по переулку.
– Криков больше не было? – спросила она.
– Нет, – ответил он, – не было. Я же сказал тебе, что это какой-то пьяный.
Переулок привел их на безлюдную маленькую площадь за церковью, но не за той, которую он знал; они пересекли эту площадь, пошли по какой-то улице и перешли еще один мост.
– Подожди минуту, – сказал он. – Думаю, нам надо повернуть направо. Так мы дойдем до Греческого квартала, а там рукой подать до церкви Сан-Джорджо.
Она не ответила. Она начала терять веру. Это было похоже на лабиринт. Они могли до бесконечности кружить по нему и в результате оказаться там, откуда пришли, около моста, где услышали крик. Он упрямо вел ее за собой, и вот, к их обоюдному удивлению и облегчению, они увидели впереди гуляющих по освещенной улице людей, церковный шпиль и знакомые здания.
– Вот видишь, я же говорил, – сказал он, – это Сан-Дзаккариа, все в порядке. Твой ресторанчик должен быть неподалеку.
Впрочем, ресторанов, где можно поесть, предостаточно; по крайней мере здесь – веселое сверкание огней, движение, каналы, вдоль которых прогуливается народ, атмосфера туризма. В конце левого переулка, подобно маяку, синими огнями сияло слово «Ristorante».
– Это и есть твое место? – спросил он.
– Одному богу известно, – сказала она. – Да какая разница! Давай поедим здесь.
И вот: неожиданно горячий воздух, гул голосов, запах вина и спагетти, официанты, толчея, смех. «На двоих? Сюда, плиз». Почему, подумал он, принадлежность к британской нации сразу бросается в глаза? Стиснутый со всех сторон маленький столик, огромное меню, неразборчиво исписанное бурыми чернилами, и согнувшийся в ожидании заказа официант.
– Два самых больших кампари с содовой, – сказал Джон. – А потом мы изучим меню.
Он не хотел, чтобы его торопили. Он протянул меню Лоре и огляделся по сторонам. В основном итальянцы – значит еда хорошая. Затем он увидел их. В конце зала. Сестер-близнецов. Должно быть, они вошли в ресторан почти сразу за Джоном и Лорой – они только что сняли пальто и усаживались за столик, над которым склонился официант. Джону пришла на ум безрассудная мысль, что это вовсе не совпадение. Сестры заметили их на улице и пошли за ними. Почему, черт возьми, подумал он, во всей Венеции они выбрали именно это место, разве только… разве только Лора еще на Торчелло предложила им встретиться снова – или сами сестры предложили ей это? Небольшой ресторанчик рядом с церковью Сан-Дзаккариа, иногда мы ходим туда обедать. Ведь именно Лора упомянула Сан-Дзаккариа…
Она внимательно изучала меню и не видела сестер. Но она вот-вот отложит меню, поднимет голову и посмотрит в противоположный конец зала. Скорее бы принесли напитки! Если бы официант сейчас принес напитки, Лоре было бы чем заняться.
– Знаешь, я вот что подумал, – торопливо заговорил он, – завтра нам обязательно надо взять машину и съездить в Падую. В Падуе мы могли бы пообедать, осмотреть собор, прикоснуться к гробнице святого Антония, взглянуть на фрески Джотто и вернуться по берегу Бренты – взглянуть на хваленые виллы, которые так рекламируют в путеводителе.