– И ты можешь поклясться? – спросила я.
Пусть фэйри не способны врать, но я должна услышать подтверждение сказанного.
Тамлин удивленно засмеялся:
– Клянусь всем, что из себя представляю и чем владею.
– Почему ты не сказал мне об этом, когда уводил из дома?
– А ты бы поверила? Ты и сейчас не больно-то веришь.
Его когти впились в подлокотники кресла. Вполне понятный сигнал, чтобы остановить мой поток гневных слов. Но я уже не могла удержаться:
– С чего я должна тебе верить? Все вы мастера плести небылицы, лишь бы оправдать ваши действия.
– Кое-кто сказал бы, что весьма опрометчиво оскорблять фэйца в его собственном доме, – заметил мне Тамлин. – Кое-кто сказал бы, что тебе следует быть благодарной за такой поворот событий. Ведь тебя мог найти не я, а кто-то другой и так же потребовать долг. И я не знаю, какой была бы твоя жизнь… если бы была. Сомневаюсь, что такой же спокойной и сытой, как здесь.
В меня точно бес вселился. Презрев всякую осторожность, я вскочила на ноги и уже собиралась отпихнуть стул, когда невидимая сила схватила меня за руки и заставила сесть.
– Если ты не понимаешь слов, я вынужден действовать по-другому, – отрезал Тамлин. – И неплохо сначала думать о том, что собралась сделать.
Мои ноздри обожгло запахом магии. Я попробовала елозить на стуле, испытывая прочность невидимых веревок. Но они крепко удерживали мои руки. У меня заболела спина, вдавленная в стул. Взгляд упал на нож возле тарелки. Дура, почему сразу не схватилась за него?
Тамлин снова заговорил. Его голос звучал тихо, со зловещим спокойствием.
– Должен тебя предупредить, человеческое существо. Это мое первое и единственное предупреждение. Меня не волнует, если ты покинешь мой дом и найдешь иное место в Притиании, более пригодное для твоей жизни. Но если попытаешься пересечь Стену, если сбежишь обратно в мир людей, всякая забота о твоей семье сразу же прекратится.
Его слова летели в меня, как камни. Если я сбегу… если хотя бы попытаюсь вернуться обратно… я могу оказаться проклятием для своих близких. И даже если я рискну и сумею до них добраться, что дальше? Куда я увезу отца и сестер? Кто согласится бесплатно взять нас на корабль? Но даже если представить, что найдется добрая, бескорыстная душа, мы уплывем в далекие края, скроемся от опасностей… Где мы там будем жить? И на что?
Но все равно… Этот фэец превратил благополучие моей семьи в средство помыкать мною. Стоит мне выйти за пределы дозволенного, отцу и сестрам будет грозить голодная смерть.
Я открыла рот, однако Тамлин меня опередил. От его голоса зазвенели бокалы.
– Ты не находишь, что я предложил тебе честную сделку? Забыл добавить: если ты сбежишь, за тобой снова явится кто-то из наших. Очень сомневаюсь, что тебе вторично повезет.
Его когти исчезли.
– Пища не заколдована. В нее ничего не подмешано. Если тебе знакомо состояние, когда живот сводит от голода, тем более глупо упорствовать. Так что, Фейра, хватит валять дурака. Садись и ешь. А Ласэн постарается вести себя достойным образом.
Он посмотрел на одноглазого. Ласэн пожал плечами.
Невидимые веревки ослабли. Морщась, я подвигала руками, затем опустила их под стол. Увы, ноги и туловище оставались привязанными. Взглянув в пылающие зеленые глаза Тамлина, я поняла: он не выпустит меня из-за стола, пока не поем. Придется мысли о побеге отложить на потом. А пока… пока… Я потянулась к серебряной вилке.
Тамлин и Ласэн продолжали следить за каждым моим движением. Они видели, как раздулись мои ноздри, когда я принюхивалась к еде на тарелке. Металлом не пахло. И потом, фэйри не умеют врать. Все, сказанное им насчет еды, – правда. Я вонзила вилку в куриное мясо, откусила и принялась жевать.
Я сама была готова урчать, как голодный зверь, дорвавшийся до пищи. Уже не помню, когда я в последний раз лакомилась столь вкусным, сочным мясом. Даже наши обеды в особняке не шли ни в какое сравнение с этой трапезой. Что говорить о жестковатой оленине, приправленной лишь солью? Я умяла все содержимое тарелки. Фэйцы по-прежнему следили за каждым моим жестом. Я потянулась за шоколадным тортом, вкуса которого вообще не помнила. Быстро проглотив одну порцию, я захотела вторую, но, едва протянула руку, все кастрюли и тарелки исчезли, словно их и не было. Осталась лишь моя тарелка с крошками торта.
Глотая слюну, я положила вилку. Мне не хотелось, чтобы они видели мою дрожащую руку.
– Не думай, что мне жалко еды, – сказал Тамлин, отхлебывая из бокала. Ласэн ехидно усмехнулся, ерзая на стуле. – Но твой желудок может взбунтоваться и исторгнуть все, что ты в него напихала.
Невидимые веревки ослабли. Молчаливое позволение уйти.
– Спасибо за угощение, – сказала я.
Ничего другого придумать не смогла. От сытого брюха мой разум сразу обленился.
– А тебе не хочется посидеть с нами за бокальчиком вина? – ядовито-сладким голосом спросил Ласэн.
Я уперла ладони в стул, намереваясь встать.
– Устала я. И спать очень хочется.
– Тебя еще на свете не было, когда я в последний раз видел твою породу, – сказал Ласэн. – Прошел не один десяток лет, а люди ничуть не изменились. Вряд ли я изменю правилам хорошего тона, если спрошу: почему тебе столь неприятно наше общество? Я уверен, что мужчины в твоей убогой деревушке значительно уступают нам.
Тамлин наградил своего посланца долгим предостерегающим взглядом, который Ласэн предпочел не заметить.
– Вы оба – из фэйской знати, – сказала я, опять вступая на скользкую дорожку. – Честное слово, я не понимаю, зачем вы пригласили меня сюда, да еще усадили с собой за стол. Я же для вас… что-то вроде говорящей зверюшки.
Какая же я дура! За подобные речи меня уже следовало бы десять раз убить.
– Есть такое, – усмехнулся Ласэн. – Но сделай мне одолжение. Как-никак ты – молодая человеческая женщина. Наше общество должно было бы тебе льстить, однако вижу: ты скорее согласилась бы глотать горячие угли, чем задержаться здесь лишние полчаса. Если не обращать внимания на это, – Ласэн указал на свой металлический глаз и уродливый шрам, – мы вовсе недурны собою.
Сколько высокомерия и тщеславия! Хотя бы в этом легенды о фэйри не соврали. Однако в моем положении такие знания лучше спрятать подальше.
– Но может, у тебя в деревне остался суженый? – продолжал Ласэн. – Или у дверей твоей лачуги постоянно толкутся женихи? Тогда, естественно, ты избалована мужским вниманием и мы кажемся тебе чем-то вроде червей.
Мне надоело его кривлянье, и я призналась:
– В деревне я была близка с одним мужчиной.
«И жила своей жизнью, прежде чем правила Соглашения вырвали меня из нее. Прежде чем я убедилась, что вам позволительно делать с нами что угодно, а мы едва ли можем сопротивляться».
Тамлин и Ласэн переглянулись.
– И ты любишь этого мужчину? – спросил Тамлин.
– Нет, – ответила я со всей небрежностью, на какую была способна.
Я сказала правду. Но даже если бы и любила Икаса, не призналась бы. Достаточно того, что фэйцы узнали о существовании моей семьи. Я не хотела добавлять туда еще и Икаса.
Тамлин и Ласэн снова переглянулись.
– А кого-нибудь другого ты… любишь? – не разжимая зубов, спросил Тамлин.
Мне вдруг стало смешно. Я расхохоталась, чувствуя, что мой выплеск может добром не кончиться.
– Нет, – ответила я, взвизгивая от смеха.
Разве этим бессмертным существам, наделенным магическими способностями, больше нечем заняться?
– Неужели вас это всерьез интересует? – выдохнула я. – Неужели вы действительно хотите знать, нахожу ли я вас обаятельнее человеческих мужчин? Неужели вас всерьез волнует, остался ли у меня кто-то в деревне? Какой смысл расспрашивать меня, если я застряла здесь до конца своих дней?
Мой смех сменялся злостью.
– Как раз потому, что ты здесь надолго, мы и хотели побольше о тебе узнать, – сказал Тамлин, и у него снова поджались губы. – Но Ласэн весьма горделив, и это сказывается на его манерах.
Он вздохнул, готовый отпустить меня из столовой.
– Иди отдыхай. Обычно мы с Ласэном бываем заняты днями напролет. Если тебе что-то понадобится, обратись к слугам. Они помогут.
– Но почему? – не унималась я. – Откуда такая щедрость?
Единственный глаз Ласэна говорил: «Я сам не понимаю». Неудивительно, если учесть, что я убила их друга и соратника. Тамлин, прежде чем ответить, долго смотрел на меня.
– Мне и так приходится слишком часто убивать, – сказал он, пожимая широкими плечами. – Твое присутствие никак не скажется на моем поместье. Если, конечно, ты не начнешь убивать нас.
У меня слегка покраснели щеки и шея. Конечно, мое присутствие никак не скажется на жизни каждого из них, их власти и силе. Ну кто я для них? Никчемность. Такая же никчемность, как мои выцветшие, потрескавшиеся росписи, которыми я украшала наш дом.
– Спасибо, – сказала я, не ощущая ни капли благодарности.
Тамлин отрешенно кивнул, позволяя мне уйти. Человеческой никчемности разрешили отправиться спать. Уперев подбородок в кулак, Ласэн проводил меня ленивой улыбкой.
С меня довольно. Я действительно устала и хотела спать. Я встала и попятилась к двери – повернуться к ним спиной я не решалась. Это все равно что повернуться спиной к волку и гадать, бросится он на тебя или нет. Тамлин и Ласэн молчали. Я выскользнула за дверь.
Через мгновение коридоры наполнились раскатистым смехом Ласэна, затем послышалось рычание Тамлина, и смех прекратился.
Хотя никто не делал поползновений меня убить или съесть, спала я отвратительно. Замок на двери комнаты казался мне скорее игрушкой, чем настоящим засовом.
* * *
Проснулась я на рассвете, но продолжала лежать, глядя в затейливый потолок. Я наслаждалась мягкостью перины и смотрела, как утренний свет просачивается между занавесок. Дома я обычно вставала очень рано, хотя сестры и шипели на меня, недовольные тем, что разбудила и их. Дома я бы уже отправилась в лес, дорожа каждой минутой короткого зимнего дня; шла бы по скрипучему снегу, слушая чириканье редких зимних птиц. Но здесь было тихо. Тихо в моей комнате, тихо в громадном доме. Кровать была для меня совершенно чужой и пустой. Я привыкла спать, согреваемая теплом сестринских тел. Живое тепло греет лучше здешних одеял.
Неста теперь могла всласть вытянуть ноги. Я представила ее улыбающейся: как же, места на кровати стало больше. Наверное, ей доставляло удовольствие представлять меня съеденной прямо в лесу. Случившееся позволяло ей хотя бы ненадолго стать важной персоной среди односельчан. Быть может, те немного сжалятся над отцом и сестрами и помогут едой или деньгами. А может, Тамлин дал им столько еды или денег, что мои близкие без труда перезимуют. Впрочем, события могут развернуться и по-иному. Невольные связи моей семьи с Притианией насторожат односельчан, и отца с сестрами выгонят из деревни.
Я уткнулась лицом в подушку и повыше натянула одеяло. Если Тамлин и впрямь позаботился о моей семье, меня там не ждут и моему возвращению никто не обрадуется. Когда привык вечно недоедать, а то и голодать, сытое брюхо становится дороже сестры и дочери.
«И волосы у тебя… чистые». Какой дурацкий комплимент. Но если Тамлин сохранил мне жизнь и позвал жить в свой дом, значит он… не может быть законченным злодеем. Возможно, он пытался сгладить жуткое начало нашего знакомства. Я допускала вероятность – всего лишь вероятность, что мне удастся его убедить и он поищет лазейки, позволяющие обойти Соглашение. Я не представляла, как он это сделает. Возможно, с помощью магии. Или с чьей-то помощью…
Мысли цеплялись одна за другую. Я пыталась выбраться из их чащи и думать связно, но тут дверной замок щелкнул и…
Раздался пронзительный визг, затем глухой стук. Я вскочила как ужаленная. На полу живой горой высилась Асилла. Веревок у меня в комнате не было – сгодился и шелковый шнур, окаймляющий низ занавесок. Оторвав его от ткани, я соединила несколько кусков и натянула. Мало ли кому вздумается ночью подкрасться ко мне. Я могла бы соорудить целый силок, но для него требовались настоящие веревки. К тому же мне ужасно хотелось спать.
– Прошу прощения, прошу прощения, – бормотала я, выпрыгивая из кровати.
Но Асилла уже поднялась и шумно отряхивала свой фартук, поглядывая на мою «заградительную линию».
– Что за Котел бездонный! – воскликнула служанка.
Фэйских ругательств я не знала.
– Я не думала, что ко мне так рано зайдут. Я бы потом сняла.
Асилла смерила меня взглядом:
– Неужели жалкий кусок веревки помешает мне переломать твои кости?
У меня внутри все похолодело.
– Или ты считаешь, что могла бы справиться с кем-то из нас?
Если бы не презрительная усмешка, я бы и дальше продолжала бормотать извинения. Но теперь мне расхотелось извиняться. Я встала, скрестив руки, и сказала:
– Я не ловушку ставила. Это что-то вроде сигнального колокольчика, чтобы успеть убежать.
Она была готова плюнуть мне в лицо. Потом острые карие глазки Асиллы сощурились.
– Глупая ты девка. Тебе от нас не убежать.
– Я поняла, – вздохнула я. Мое сердце перестало колотиться. – Но смерть хотя бы не застигла меня врасплох.
Асилла засмеялась. Смех у нее был грубым и напоминал собачий лай.
– Тебя наш хозяин привез сюда жить, а не помирать. Нам сказано тебя пальцем не трогать. Мы повинуемся.
Она подошла к окнам, взглянула на искромсанные занавески и покачала головой:
– И зачем было такую красоту гробить?
Только сейчас я заметила, как варварски обошлась с занавесками. Окаймление оторвано, что называется, «с мясом». Красивые занавески превратились в жалкие лоскуты. Честное слово, я не хотела «гробить красоту». Сейчас я была похожа на напроказившую девчонку, которой не столько стыдно, сколько смешно. Естественно, я попыталась спрятать улыбку.
Асилла содрала остатки занавесок. В окна смотрело темно-синее небо с оранжевыми и малиновыми полосами рассвета.
– Ты прости меня, – сказала я служанке.
Асилла щелкнула языком:
– Вижу, ты готова драться за свою жизнь. Мне это по нраву. Только спуску от меня не жди.
В комнату вошла вторая служанка в птичьей маске. В руках она держала поднос с завтраком. Пожелав мне доброго утра, она опустила поднос на столик у окна и прошла в умывальную, где загремела тазами.
Я присела к столику, внимательно разглядывая завтрак: кашу и яичницу с беконом. Вполне человеческая еда. Правда, у кого есть деньги на яйца и бекон? Сама не знаю, почему я думала, что фэйри едят исключительно сырое мясо? Напиток, который Асилла налила мне в чашку, пах жасминовым чаем. Когда-то и мы пили такой.
– Как называется это место? – тихо спросила я. – Где оно находится?
– Место это безопасное. Все остальное тебе знать не обязательно, – ответила Асилла, отставляя чайник. – Во всяком случае, в доме и вокруг него. Если тебя потянет дальше, держи ухо востро.
Хорошо. Если она не хочет отвечать… я зайду с другого бока.
– А каких фэйри мне следует опасаться?
– Всех, – не задумываясь ответила Асилла. – Защита моего хозяина распространяется только на дом и ближайшие земли. Фэйри захотят выследить тебя и убить просто потому, что ты – человек. А как ты обошлась с Андрасом – это уже дело десятое.
Опять уклончивый и совершенно бесполезный ответ. Я взялась за еду, а Асилла отправилась в умывальную. Поев и умывшись – меня заставили облиться теплой водой, – я отказалась надевать платье и выбрала себе другой камзол, темно-пурпурный, почти черный. Наверняка этот цвет имел свое название, которое я, к сожалению, не знала. Я запомнила сам цвет. Штаны и сапоги у меня остались вчерашние. Я села перед мраморным столиком с зеркалом, и Асилла принялась расчесывать мне влажные волосы и заплетать в косу. Увидев в зеркале свое отражение, я невольно сжалась.