Авва. Очерки о святых и подвижниках благочестия - Чугунов протоиерей Владимир Аркадьевич 4 стр.


Пролив слёзы, старец сказал:

– Чадо, понял ли, что падение бывает наказанием для гордых?

– Да, отче!

Тогда старец, перекрестив меня, сказал:

– Господь да простит мимошедшее и да исправит будущее.

Положили меня на носилки и отнесли в келью. Чрез несколько дней я исцелился благодатью Христовой и молитвами старца. После этого я уже пребывал с отцом моим Исайею, во всём ему повинуясь (стр. 155–163).

ФИВАИДСКИЙ АВВА

Рассказывал о себе фиваидский авва, имя которого осталось неизвестным, что был он сыном идольского жреца. Будучи ребёнком, он часто бывал в храме и видел отца своего, приносящего жертвы идолам. Однажды, после того как отец вышел из храма, он проник туда тайно и увидел сатану.

Сатана сидел на троне; многочисленное воинство предстояло ему.

И вот пришёл один из князей его с поклоном. И спросил его Сатана: откуда ты? Отвечал князь: я был в такой-то стране, возбудил в ней войну и большое смятение, произвёл кровопролитие и пришёл возвестить тебе. «Только-то сделал ты в такое продолжительное время?» И велел бить его бичами.

И вот другой приходит поклониться ему. «А ты откуда?» «Был я на море, поднял бурю, утопил корабли вместе с народом». «И сколько времени понадобилось на это?» – «Двадцать дней». И этого повелел бить Сатана.

И третий пришёл поклониться ему. И этого спросил он: откуда ты? «Был, – отвечает, – я в таком-то городе; там праздновалась свадьба: я возбудил ссоры и произвёл большое кровопролитие; сверх того убил жениха и пришёл сказать об этом». «И сколько дней тебе потребовалось на это?» – «Десять». И его приказано было бить.

И ещё один демон пришёл поклониться ему. И когда был спрошен, откуда, ответил: «Из пустыни. Вот уже исполнилось сорок лет, как борюсь я с одним из монахов и едва-едва одержал над ним победу: вверг-таки его этою ночью в блудодеяние.

Услышав это, сатана встал с трона, поцеловал демона, снял с себя царский венец, возложил тому на голову, посадил подле себя на престоле и сказал: «Ты совершил великое и славное дело».

Увидев и услышав это, сын жреца сказал себе: чин монашеский, должно быть, имеет великое значение. И, приняв христианство, вступил в монастырь (стр. 490–491).

2

Подобные этим и другие писания святых отцов и послужили для молодого Брянчанинова поводом по выздоровлении тотчас же поступить в Александро-Свирский монастырь под духовное руководство старца Леонида. Когда новоиспечённый послушник вошёл в просфирню и бывший крепостной его отца небрежно бросил ему пыльный мешок из-под муки, он, как признался позже, «впервые вкусил блаженную сладость послушания».

Однако год спустя вместе с другими учениками вынужден был отправиться следом за своим старцем в Площанскую пустынь. В то время там проживал будущий оптинский старец Макарий (Иванов).

Всё более и более углубляясь в чтение творений святых отцов, Брянчанинов, наконец, пришёл к решению отделиться от учеников старца Леонида, поскольку видел, что его друг Чихачёв, от природы склонный к рассеянности, очень увлекается беседами, которые обычно возникали в приёмной кельи, где послушники ждали очереди к старцу на исповедь. Намерение Брянчанинова вызвало неудовольствие старца – тот посчитал его преждевременным и опасным. Тогда, видя, что его не понимают, Брянчанинов с Чихачёвым самовольно отделились от старца и, поселившись в отдельной келье, стали руководствоваться в духовной жизни писаниями святых отцов.

Тут необходимо сделать остановку. Не только в приведённых выше историях из «Отечника», но, практически, во всей житийной литературе послушание духовнику возводится в прерогативу, и даже простым мирянам вменяется послушание старцу чуть ли не под угрозой различных бед. И даже во многих современных житиях рассыпаны случаи и оговорки, что с тем-то и тем-то за ослушание старца то-то и то-то ужасное произошло. Иное наблюдаем тут. Юноше всего 20 лет, он ещё и году не провёл под руководством «вырвавшего у него сердце» старца, он ещё даже и не монах – и вдруг такие заявочки…

Гораздо позже, опять же в одном из частных писем, святитель Игнатий на этот свой поступок даст такой ответ:


«Письмо № 49

Относительно монастырей, я полагаю, что время их кончено, что они истлели нравственно и уже уничтожились сами в себе. Вам известен отеческий путь, состоящий в духовном подвиге, основанном на телесном подвиге в разуме. Опять Вам известно монашество русское: укажите на людей, проходящих этот подвиг правильно. Их нет. Существует по некоторым монастырям телесный подвиг, и то более на показ людям. Отец Макарий Оптинский решительно отвергал умное делание, называя его причиною прелести, и преподавал одно телесное исполнение заповедей. Святой Исаак Сирский говорит, что телесное делание без душевного – сосцы сухие и ложесна бесплодны; это видно на воспитанниках Оптиной пустыни. Но отец Макарий в наше время был лучшим наставником монашества, действовал по своим понятиям, с целью угождения Богу и пользы ближним, при значительном самоотвержении. Если бы, как Вы говорите, и решились восстановить монашество, то нет орудий для восстановления, нет монахов, а актёр ничего не сделает. Дух времени таков, что скорее должно ожидать окончательных ударов, а не восстановления. «Спасающийся, да спасает свою душу», – сказали святые отцы» (стр. 69).


И ещё:

«Письмо № 50

О монашестве я писал Вам, что оно доживает в России, да и повсюду, данный ему срок. Отживает оно век свой вместе с христианством. Восстановления не ожидаю. Восстановить некому. Для этого нужны мужи духоносные, а ныне даже водящихся отчасти писаниями отцов, при объяснении их душевным разумом, каков был отец Макарий Оптинский, нет. Правда, и ныне некоторые разгорячённые верхогляды, даже из светских, берутся за поддержание монашества, не понимая, что оно – великая Божия тайна. Попытки таких людей лишь смешны и жалки: они обличают их глубокое неведение и судеб Божиих и дела Божия. Такие умницы и ревнители что ни сделают, всё ко вреду. Заметно, что древний змий употребляет их в орудия умножения в монастырях житейской многопопечительности и подьяческого характера, чем решительно уничтожается дух монашества, исполненный святой простоты. Надо покоряться самым попущениям Божиим, как это прекрасно изложено в молитве святых трёх отроков, ввергнутых в пещь Вавилонскую. В современном монашеском обществе потеряно правильное понятие об умном делании. Даже наружное благочинное поведение, какое введено было в Оптиной пустыни отцами Леонидом и Макарием, почти всюду оставлено. Вы правду говорите, что я в юности моей не нашёл старца, который бы удовлетворил меня, но это можно ещё приписать и тому, что я не искал, как должно, не умел искать, не имел достаточных средств на то. Удовлетворительнейшее лицо, с которым пришлось встретиться был монах Никандр, просфирник Бабаевского монастыря, муж благодатный. С ним беседовал я в 1847 году. Он достиг высшего преуспеяния в умной молитве, проходил этот подвиг очень просто, естественно, не был в славе у человеков. Прежде умное делание было очень распространено и между народом, ещё не подвергшимся влиянию Запада. Теперь всё искоренилось; осталась личина благочестия; сила иссякла. Может быть, кроется где-либо, как величайшая редкость какой-либо остаток прежнего. Без истинного умного делания монашество есть тело без души. Наступила весна: не замедлят наступить лето и жатва. О монашестве отец Никандр понимал также, как понимаю и я. Называл он монастыри пристанями, по назначению данному им от Бога; говорил, что эти пристани обратились в пучины, в которых вредятся и гибнут душами многие такие люди, которые посреди мира проводили весьма хорошую жизнь. Некоторым, вопрошавшим его, советовал остеречься от вступления в монастырь. Надо знать существенно нынешнее положение монастырей, которые могут ещё показаться для верхоглядов местами спасения. По крайней мере, в избрании монастыря должно быть чрезвычайно осторожным и осмотрительным» (стр. 70–71).


«№ 158

Ныне – кто в рясе, тот – неоспоримо «духовный», кто ведёт себя воздержанно и благоговейно, тот «духовный» в высшей степени! Не так научает нас Священное Писание, не так научают нас святые отцы. Они говорят, что человек может быть в трёх состояниях: в естественном, нижеестественном и вышеестественном. Эти состояния иначе называются: душевное, плотское, духовное. Еще иначе: пристрастное, страстное, бесстрастное. Нижеестественный, плотский, страстный – есть служащий вполне временному миру, хотя бы он и не предавался грубым порокам. Естественный, душевный, пристрастный – есть живущий для вечности, упражняющийся в добродетелях, борющийся со страстями, но еще не получивший свободы, не видящий ясно ни себя, ни ближних, а только гадательствующий, как слепец, ощупью. Вышестоящий, духовный, бесстрастный – есть тот, кого осенил Дух Святой, кто, будучи исполнен Им, действует, говорит под влиянием Его, возносится превыше страстей, превыше естества своего. Такие – точно свет миру и соль земли: видят себя, видят и ближних, а их увидеть может только подобный им духовный. «Духовный же востязует убо вся, а сам ни от единого востязуется» (1 Кор. 2, 15), говорит Писание. Такие встречаются ныне крайне редко. В жизни моей я имел счастье встретить одного, и доныне странствующего на земли, старца, лет около семидесяти, из крестьян, малограмотного: он жил во многих местах России, в Афонской горе, – говорил мне, что и он встретил только одного. Держись, как в этом случае, так и в других, терминологии святых отцов, которая будет соответствовать твоей жизни практической, которая часто не согласна с терминологией новейших теоретиков.

Прости, что назову теоретиков – мёртвыми! Пусть эти мёртвые возятся со своими мертвецами, то есть с теми, которые хотят слышать Слово Божие с целью насладиться красноречием, кровяными порывами, игрою ума, но не с тем чтобы «творить слово»…

Только те книги в точном смысле могут быть названы «духовными», которые написаны под влиянием Святого Духа. Не увлекайся общим потоком, но следуй по узкой стезе вслед за святыми отцами» (стр. 222–224).

А вот по поводу старческого руководства:


«№ 159

Если руководитель начнёт искать послушание себе, а не Богу, недостоин он быть руководителем ближнего! Он не слуга Божий! Слуга дьявола, его орудие, сеть! Не будьте рабами человекам (1 Кор. 7, 23), – завещает апостол. Пребывание твоё с родителем твоим по плоти, служение ему, разумеется, должно остаться, как оно теперь есть. Заповедано инокам удаление от родителей, когда родители влекут в мир, отвлекают от Христа, но когда они содействуют нашим благим намерениям, когда они больны, беспомощны, – нуждаются в руке нашей, – тогда ли отнять эту руку? Тогда помощь и служение им причисляются к иноческим добродетелям, одобрены и похвалены святыми отцами (преподобный Кассиан Римлянин). Всё духовное преуспеяние заключается в том, чтоб сердце, отрекшись переменчивых, бестолковых законов (беззакония своей воли), приняло законы Евангелия, всюду подчинялось им. Истинное послушание – в уме и сердце. Там и самоотвержение! Там и нож, о котором повелело Евангелие ученику своему: да продаст ризу свою и купит нож (Лк. 22, 36). Риза – нежность, удовлетворение приятных чувств сердечных по плоти и крови.

Такое понятие о послушании, самоотвержении, духовном преуспеянии оставляет наружное поведение в полной свободе. Да благословит Бог пребывание твоё всюду, где бы ты ни был, когда сохранишь цель – богоугождение. Да благословит Бог все входы твои и исходы, если входить и исходить будешь с этою целью! Никакое место в глазах моих не имеет особенной важности, а жизнь ради Бога на всяком месте бесценна. Начну же говорить недосказанное в прежних письмах… Приехав к вам в обитель, увидев тебя, я тотчас ощутил, что не тут твоё место: сердце моё было недовольно, что ты тут. Но сказать тебе это я был не вправе до сей минуты, когда ты дал мне право на откровенность, завоевав её своим самоотвержением (странник (гость) обязан приносить мир всюду, куда бы ни входил, и оставлять после себя мир). Нужно же тебе место и настоятель, которые бы доставили… свободу уму твоему идти по пути, который Бог благоволит указать. Бог да благословит твоё намерение и да дарует привести его в исполнение к душевной твоей пользе и к успокоению страждущего родителя твоего. Только поступи основательно, спокойно, неторопливо, часто моли Бога привести тебя туда, куда Ему угодно. Уже ты испытал, каково кинуться в воду, не измерив наперёд броду. И не позволь себе при твоём изшествии никаких поступков и слов, которыми было бы оскорблено, нарушено святое смирение. Молчание лучше лучших слов. Выйди, как непотребный и грешный, от честных и святых. Тогда рука Божия будет с тобою, рука, которая ведёт и поддерживает смиренных – карает и сокрушает гордых. Желаю, чтобы всюду поведением твоим благовествовалось Евангелие! Этого желаю непременно! Здесь являю власть ради Бога: окажи послушание ради Бога.

Назад