Она скосила глаза на себя, и они побежали вдоль тела. Кто-то, видать, ночью заботливо укрыл ее одеялом. Да еще и не одним, а двумя.
Неужто, ее накрыл одеялами сосед? Эта не просыхающая пьянь способна еще на поступки джентльмена? Но и не проводница же ее, в конце концов-то, укрыла?! Чудеса в решете и не иначе…
За час до прибытия проснувшаяся хозяйка вагона подняла в своем сонном царстве этакий шум, что мигом поставила всех на ноги. Тут и мертвый проснулся бы от невообразимого гама и ее визгливого крика.
Сосед по купе промычал, недовольно поморщился. Поднялся он, сразу же потянулся рукой за бутылкой. Не открывая глаз, сосед выпил, пожевал губами, замер. Кожа на его лице разглаживалась, но щетина за прошедшую ночь стала еще страшнее. При дневном свете смотреть на человека стало до омерзения неприятно, если не сказать, что…
С облегчением подумала Оксана, что путешествие их подходит к концу. Осталось немного, капельку потерпеть, и она этого странного и противного типа никогда больше в своей жизни не увидит.
Сделав еще один глоток, Малахов оглянулся и ругнул себя за то, что в который уже раз не удержал себя в руках, не смог, и ночью до чертиков набрался. Всему этому виной были воспоминания о девочке с короткими косичками и эта женщина, ее настолько напоминающая.
Подумав, он издевательски усмехнулся. Конечно, сам он-то опять ни в чем не виноват. Во всем, как всегда, виноваты обстоятельства.
Его очень, надо сказать, удобная позиция по отношению к самому себе. И давно, интересно, он стал подобным образом сам себя во всем обстоятельно оправдывать и всячески выгораживать?
Может, и давно, может, и нет. С тех пор, как начал пить. И осталось ему определить, когда же он начал пить. Когда в первый раз в жизни выпил водочки на выпуске в суворовском училище?
Или же еще раньше, в классе шестом, на уборке картошки, когда с другом они прикупили бутылку самого дешевого кислого яблочного вина за рубль семнадцать, морщась, с отвращением, распили?
Или это случилось с ним намного позже, когда окончательно понял, что где-то по пути растерял все жизненные ценности и ориентиры, ни во что больше не верит и ни к чему не стремится?
Стараясь не смотреть в сторону, как он хорошо понял, целиком и полностью презирающей его красивой женщины, Малахов проворно собрался и вышел из купе, предоставив спутнице полную свободу действий. Прошел подполковник в неслужебный тамбур и закурил.
Он и сам не мог понять и объяснить себе то, что сейчас делает. Зачем который месяц подряд он ездит сюда за тридевять земель?
Надо ему, в конце концов, на что-то решиться, плюнуть на все, написать рапорт об увольнении из этой армии и к чертовой матери! И, вообще-то, уволиться ему следовало еще много раньше, когда…
Показались знакомые постройки. Подъезжали. Тяжело вздохнув, пошел он забирать свою сумку, чтобы идти на выход, потом сесть на автобус и ехать на автовокзал. Как это все ему ужасно надоело!
– Может, вам помочь? – на всякий случай, спросил он, нисколько не сомневаясь в последующем ответе.
– Увольте, – казалось, женщина с неимоверным трудом разжала свои губы, – увольте меня от вашего присутствия. Вы чуть не отравили меня своим перегаром. Не знаю, как я пережила эту ночь. Надеюсь, что я больше никогда вас не увижу, – она горделиво вскинула голову и прямо и открыто посмотрела на него, целиком выплеснув весь заряд своей неприязни, и он сполна смог разглядеть ее глаза.
– Подумаешь, цаца какая! – вырвалось у него, скорее, по инерции, из-за злого расположения духа. – Да катись ты!..
В душе подполковник прекрасно понимал, что столь грубо было сказано им больше от испуга от сделанного им нечаянного открытия.
Вышла на привокзальную площадь Оксана и растерялась. Дырища! О чем еще можно говорить? Какая, к черту, цивилизация? Вспомнила она, что тут в свое время была окраина Российской империи, небольшой кусок земли, присоединенной к России трудами великого Суворова.
Но за прошедшие с той самой поры два века плоды просвещения и прогресса с превеликим трудом добирались до этих самых мест.
– Вот засада! – вполголоса ругнулась Сана.
Тихо падал снежок, все увеличивая размеры сугробов. Под ними вовсе не виднелась граница между тротуарами и проезжей частью.
– И куда, черт, идти? – капитан озадаченно моргнула.
Никак не наблюдалось знаков или указателей мест для остановок общественного транспорта. Где и какие маршруты проходят?
Местный люд сновал из стороны в сторону и по одним ему лишь известным признакам безошибочно находил нужный ему транспорт.
Подходил автобус. Из общей толпы отделялась кучка жаждущих куда-то добраться, бежала, штурмом брала открывшуюся дверь.
Счастливчики чинно рассаживались. Те, кому тоже повезло, но чуть меньше, упорно втискивались в оставшееся между рядами кресел узкое пространство и утрамбовывались стоячими штабелями.
Остальные же, скрипя зубами, провожали отчаливающий автобус вконец обозленными глазами и ждали следующего.
Видала Оксана в своей жизни, но чтобы этакое. Она переходила с места на место, пыталась спрашивать, а от нее шарахались, молчали, отворачивались. Как будто настолько трудно было показать ей то место, откуда она смогла бы уехать из их невообразимого кавардака.
– Это полный писец! – в сердцах она притопнула ножкой.
Наконец, сердобольный старичок подсказал Оксане, какой группы людей ей надо держаться. С первой попытки в автобус она не попала.
Рафинированную городскую барышню на старте легко обошли немощные старушки, больно отпихивая ее в сторону своими худыми локотками, проявляя при посадке недюжинную выносливость.
– Вот те, ха-ха, и бабки! – Сана коротко хохотнула.
Кому как, а им больше всех требовалось ехать именно в то время, когда люд спешит на работу. Пользуясь бесплатным проездом, они с утра начинали ежедневный обход магазинов и рынков в поисках самого дешевого хлеба и всего прочего. И тем создавали невыносимую давку.
– Нет, чтоб переждать часок-другой! – Оксана качнула головой.
Потерпев обидную неудачу, капитан подобралась, настроила себя, и со второй попытки ей удалось найти себе нишу у самой подножки. Наполовину она стояла, наполовину висела. Одной рукой вцепилась она в поручень, а другой прижимала к себе сумку. Ту можно было бы и не держать. Устоять бы самой. А саквояж висел, зажатый телами.
– В тесноте, да не в обиде! – пошутили сбоку от Саны.
Двадцать минут, затейливо петляя, как заяц, старенький автобус, скрипя, пробирался по кривым, как турецкий ятаган, улочкам. Два раза капитан оказывалась на улице, когда стихия на остановке выносила ее вместе с собой, но Оксана упорно пробиралась вглубь салона.
– Врешь! Не возьмешь! – усмехалась она.
И в третий раз волна выплеснула Сану наружу. Толпа в мгновение ока рассыпалась, оставив ее стоять одну прямо посреди убранной от снега площадки, как поняла она, перед автостанцией.
Поймав ступор, капитан не сразу очнулась, пока тупое оцепенение, овладевшее ею, не спало. Первым делом капитан пробежалась вдоль выстроившихся в ряд автобусов.
Хотя бы здесь, на междугородних рейсах, положенные таблички выставили. Красный «ЛАЗ» осторожно сдавал назад.
Его дизель мягко постукивал на малых оборотах, мелькнуло перед глазами нужное ей название. И Оксана, опустив вниз сумку, усиленно замахала руками, всем своим видом умоляя прихватить с собой и ее. Сработали жажда наживы, желание заработать еще на одном «левом» пассажире. Водитель прищурился. Зашипел сжатый воздух. Створка дверцы нехотя вошла вовнутрь, и капитан вскочила на ступеньку, протиснулась в битком набитый салон, благодарно кивнула головой…
По вполне понятным причинам счастливо избежав ряда трудностей, Малахов вышел на конечной остановке автобуса и прямиком, не поднимая головы, направился в сторону платного туалета. Вынул он из сумки электробритву, со страдальческим выражением на лице принялся соскребать жесткую и неподдающуюся щетину.
Пять минут адских мучений, и он с удовлетворением смотрел на свое лицо, отражающееся в покрытом мелкой сетью паутины зеркале.
– Так-то оно выглядит лучше, – Жека качнул головой. – А то стал похож на страхолюдину. Людям приличным на глаза и то было стыдно показаться. А ехал ведь вместе с очень красивой женщиной…
Открыл мужчина краник с горячей водой, потрогал струю. Умылся он, привел себя в порядок и вышел на улицу. Быстро прошел Жека через весь городской рынок, расчетливо примкнувший одним своим боком к автовокзалу, пересек улицу, завернул за угол, толкнул дверь в заведение с облупившейся вывеской «Гостиница «Золотой колос».
Удобно устроились. Рядом с колхозным рынком ночлежка для тех самых тружеников полей. Малахова в ней хорошо знали.
Прошло пару минут, и без лишних и дополнительных вопросов он получил ключи от двухместного номера. Поднялся Жека на второй этаж, открыл дверь, окинул скучными глазами ставшую привычной и порядком надоевшую обстановку. Ничто за его недолгое отсутствие не изменилось. Да и не могло измениться.
Вытащив из сумки камуфляжную форму, Малахов переоделся. До развода оставалось двадцать три минуты. Скорым шагом дойти он успеет. Лишь в первый свой приезд Жека стоял, долго ждал рейсового автобуса. А нынче он вполне привык и проскакивал это расстояние, не замечая пути. И деньги в сохранности, и для здоровья польза…
Оставив свою сумку в камере хранения, Сана заспешила к штабу дивизии. Совсем чуточку, но капитан запаздывала. Предупрежденный Пичугин весьма снисходительно отнесся к тому, что прождал ее чуть дольше, чем он на то рассчитывал. Если к извечной женской привычке добавить незнание местных особенностей, то удивляться нечему. Они смогли быстро договориться и условиться о новой встрече…
Лишь часам к одиннадцати Малахов, наконец, добрался до своего родного кабинета и попал в него. Невыносимо трещала голова.
Хотелось одного – покоя и ничего большего. Жека закрыл дверь, с удобством присел, и тут, как будто только его прихода кто-то и ждал, резко и настойчиво затрезвонил зуммер полевого телефонного аппарата ТА-57. Сокрушенно вздохнув, он поднял трубку:
– Начальник отделения боевой подготовки бригады…
На том конце упорно молчали. Едва слышалось чье-то частое и прерывистое дыхание. Он стал догадываться о том, чье именно дыхание имеет счастье прослушивать. Усмехнувшись, подполковник пальчиком нажал на небольшой выступ под конус в углублении для трубки. Снова затрещал зуммер. Он отпустил свой палец.
– Жека, це я, Катя… Я по тебе истосковалась, – нежно полилось из черной трубки.
Задумчивая усмешка сдвинула мужские губы:
– Уже? Что-то быстро. Меня всего-то три дня не было.
– Три дня… всего… А для меня они привиделись целой вечностью. Я нынче дежурю. Ты заскочишь ко мне… в обед? Завернешь?
– Как скажешь…
Опустив трубку, Жека еще долго смотрел на телефон ничего не видящим взглядом. Все его мысли крутились там, в ночном поезде…
Долго и упорно кружила Оксана по центру города в безуспешных поисках свободного места в более-менее приличной гостинице. К полудню глаза указали, а ноги привели ее к «Золотому колосу».
Как когда-то все дороги в мире вели в Рим, так и здесь рано или поздно каждый приезжий, случайно оказавшийся в городе, заранее не успевший или предусмотрительно не позаботившийся о будущем месте проживания, приходил к дверям этого заведения и стучался в них.
– У нас одноместных номеров нет, – язвительно ответила женщина за окошечком. – Хотите жить в «люксе», топайте в «Измаил».
– Я там уже была, – Полищук тихо вздохнула.
– И что вам сказали? – сыронизировала молодящаяся дамочка.
Насмешливая улыбка пробежалась по ожившему лицу дежурной. Она могла бы и не спрашивать, но ритуал есть ритуал.
– Что мест у них нет… – последовал ожидаемый ответ.
– Так-так… – отстучала ручка по щербатой столешнице.
Видя неподдельное огорчение гражданочки, усмехнулась женщина с чуточку мстительным злорадством, но все ж констатировала факт с едва пробивающимся некоторым пониманием в голосе:
– Все равно все к нам приходят…
И у них всегда найдется местечко. Не всем, правда, нравится их заведение, похожее на захудалый постоялый двор. Да вот за неимением гербовой пишут на писчей. Если нет желания ночевать на улице, то волей-неволей приходится соглашаться на спартанские условия.
Все это Оксана успела прочитать в иронично-скучающих глазах дамы за стойкой, оценила свои шансы на приемлемый выход:
– А свободные двухместные у вас есть? Я оплачу за оба места…
Пусть оно, вырвалось у Саны вздохом, и станет ей в копеечку.
– Нет, – оглушила дежурный администратор, даже не уточняя свои возможности по расселению отдыхающих и лиц командировочных.
За долгие годы работы она знала каждый номер не хуже квартиры своей свекрови, переселиться в которую мечтала и не теряла надежды на освобождение вожделенной жилплощади после того, как злая и невыносимо сварливая старуха навечно переедет на местный погост.
– Утречком был. А сейчас во всех номерах живут. Всяк у нас хочет пожить с комфортом… – процедила дамочка и замолкла.
И ей хочется пожить в трехкомнатной хате со всеми удобствами в самом центре города, забыть о печном отоплении, угольной пыли.
– А подселиться к кому-нибудь можно? – настойчиво прервала полет ее мыслей приезжая фифочка.
Надежда у капитана угасала, таяла с каждым вопросом-ответом.
– Знаете, девушка, у нас живут в основном одни мужчины, – весьма уклончиво ответила дежурный администратор.
– То есть? – удивленно переспросила Оксана. – Женщин у вас не селят, что ли? Или вы хотите сказать…
Пропустив мимо ушей последнюю реплику, дамочка предложила:
– Мы можем подселить вас на время в один номер с мужчиной… – в общем-то, это, конечно, против правил, читалось в ее глазах. – Если вам до того приспичило, то мы пойдем вам навстречу. А там, может, что и освободится, – равнодушная ко всему на свете маска затянулась на лице за окошечком. – В ближайшем и обозримом будущем…
Глядя на нее, Оксана поняла, что этот, в общем-то, не сильно-то и гостеприимный работник гостиничного сервиса готов пойти, как сама о том говорит, на нарушение должностной инструкции лишь бы только заманить к себе дополнительного клиента. И выбора, по сути, нет. Не ночевать же на улице или на вокзале…
– И что вы мне предлагаете?
– В одном двухместном номере проживает подполковник. Вполне приличный человек. Вежливый, аккуратный. Возвращается с работы поздно. Частенько и вовсе ночевать не приходит. Особо не стеснит.
IV
По всему штабу бригады разнесся зычный, проникающий во все уголки голос весьма уверенного в себе человека. Малахов недовольно поморщился. Эдак о своем прибытии возвещал его непосредственный начальник, зам командира бригады подполковник Ильин.
Сколько он тут уже ни служил, но все никак не мог понять того, каким боком начальник боевой подготовки попал в прямое подчинение к заму по строю. Боевая подготовка – епархия начштаба.
И должен был он, Малахов, «пахать» в теснейшем взаимодействии с начальником организационно-мобилизационного отделения бригады, то бишь, с майором Сашей Гаврилюком, который, как оно и положено, напрямую подчинялся начальнику штаба.
Скорее всего, Ильин сам специально взял на себя несвойственные ему по должности функции, чтобы крепко держать в своих руках как можно больше рычагов управления, а, следовательно, и власти.