– Лео, тебе хорошо?
– Невероятно хорошо!
Но вечером она аккуратно убрала все следы подсолнухового безобразия, изящно, по мере возможности, накрыла стол и мы встретили Новый год. Среди прочей снеди там были и дивные соленые огурчики, но у нас от семечек так распухли языки и губы…
– Ой, Лёнечка, а как же мы будем целоваться?
– Мне лично это не помешает! – заявил я.
– Давай попробуем, а то у меня большие планы на эту ночь!
Но ничто не помешало этим планам осуществиться.
А утром в окно светило яркое солнце, море было ярко-синим с белыми барашками…
– Это был лучший Новый год в моей жизни! – сказала, потягиваясь, Марфуша.
– В твоей еще короткой жизни. И в моей уже такой длинной тоже!
А потом, после завтрака, мы вышли на набережную и решили идти пешком в Яффо. Было тепло, градусов восемнадцать. Мы шли вдоль моря, до нас долетали соленые брызги, и на прибрежных камнях грелись местные кошки в огромном количестве. Марфуша радовалась как ребенок.
– Смотри, видишь, у многих ушки подрезанные?
– Почему?
– А тут бездомных кошек стерилизуют. И метят ушки, чтобы второй раз не отлавливать животинку!
– Я третий раз в Израиле, а таких подробностей не знаю!
– Ну еще бы! Ты же, как у нас любят выражаться, «творческая личность», где тебе интересоваться бездомными кошками, ты тут все больше о высоком думал, правда, Израиль к этому располагает, а я вот тебя на грешную землю спустила – семечки, кошки…
– Если б ты знала, как мне хорошо на грешной земле!
– Кажется, да, и что, совсем не хочется воспарять?
– Только вместе с тобой!
– Это в смысле – муж и жена – плоть едина?
– Ты хулиганка, Марфуша.
– Но ты ведь меня за это и любишь!
Тут мы увидели идущее нам навстречу ортодоксальное семейство – мужчину в лапсердаке и черной шляпе, женщину в парике с выводком ребятишек. Я потянул Марфушу к скамейке, крепко прижал к себе и стал целовать.
– Хулиганство заразно? – шепнула она и очень фривольно закинула ногу мне на колени.
Ортодоксальное семейство поспешило пройти мимо.
А мы пошли дальше. Навстречу нам попался еще один ортодокс. Только этот был веселый! Он катил перед собой коляску с двойняшками, а сам ехал на роликах. И помахал нам в знак приветствия и крикнул по-русски: «С Новым годом!» Это было так забавно и мило, что просто просилось в кадр.
– Клевый был бы эпизод, скажи? – спросила Марфуша.
Как она чувствует меня!»
* * *
Больше я читать не смогла, меня душили слезы. Я так ясно вспомнила залитую январским солнцем набережную и свое ощущение огромного невероятного счастья… Я не буду больше читать эти записи! Потому что отчетливо понимаю, что больше такого в моей жизни не будет, а мне всего-то тридцать три и надо жить. Как-то жить без любви. Без такой любви. А ведь я чуть было не заинтересовалась этим Кузьмой… Хотелось бы знать, зачем Лёня прислал мне эти дневники с того света? Это что, попытка объяснить мне, еще живой, что такой любви, такого счастья у меня в жизни больше не будет и пытаться незачем? Нет, этого быть не может. Он в последний год говорил мне не раз: «Когда я умру, ищи новую любовь, не оглядывайся на прошлое, это бессмысленно, да, она будет другая, эта новая любовь, ну и пусть, так куда интереснее…» Или он просто лукавил?
Я взяла обе тетради, завернула в ту же бумагу, завязала шпагатом и положила на антресоль.
Зазвонил домашний телефон.
– Алло!
– Карина Георгиевна?
Незнакомый мужской голос.
– Да, я.
– Карина Георгиевна, это адвокат Феликс Ключников. Вам что-то говорит мое имя?
– Совершенно ничего.
Пусть не думает, что я видела эту пакость!
– Я так и думал! Карина Георгиевна, дело в том, что я недавно абсолютно случайно попал на телепрограмму, где совершенно недопустимым образом и в недопустимом тоне полоскали ваше имя.
– И что?
– Знаете, я адвокат с опытом, многое видел, но такого змеюшника не ожидал.
– Да, мне говорили, что какой-то адвокат там за меня вступился. Это были вы?
– Да. Я. Дело в том, что моя мать работала вторым режиссером на трех картинах вашего покойного мужа…
– Как зовут вашу маму?
– Ирина Васильевна Шмелева.
– Боже мой! Я помню вашу матушку. Леонид Дмитриевич страшно сожалел, когда она уехала…
– Да, мама с таким благоговением вспоминает вашего мужа… Так вот, после передачи мама мне позвонила и, можно сказать, приказала не давать вас в обиду! Мама говорит, что… цитирую дословно: «эти злобные крысы могут сглодать девочку!»
– Полагаю, что девочка им не по зубам! Но так или иначе, спасибо вам, Феликс!
– Я даже слышал, в студии шептались, будто я ваш любовник. Этим людям элементарно не приходит в голову, что можно просто вступиться за несправедливо обиженную женщину.
– И все-таки, почему вы за меня вступились? Вы же меня не знаете?
– Ну, во-первых, когда всем миром наваливаются на кого-то, мне это не нравится. А во-вторых, я всегда слышал от мамы, что наконец-то Леонид Корецкий нашел себе достойную женщину…
– Ну надо же! Послушайте, Феликс, может быть нам следовало бы познакомиться, раз такое дело, а?
– Был бы счастлив! И хотел бы еще… Собственно, затем и звонил… Мама просила отдать вам альбом с фотографиями Корецкого… фотографии чудесные… мама делала их на съемках, они совсем непарадные, часто забавные.
– Ваша мама…
– Мама была влюблена в Корецкого, но так… платонически, восхищенно, издали… Даже папа не ревновал…
– Ох, передайте огромное спасибо вашей маме. Значит, нам просто необходимо встретиться!
– Может быть, завтра вечером? Поужинаем где-нибудь?
– С удовольствием!
И мы договорились, что он заедет за мной в институт.
* * *
Как странно! Только я спрятала на антресоли Лёнины дневники, как тут же мне присылают альбом с его фотографиями! Это неспроста. Как будто мне напоминают о том, какой у меня был муж и я всегда должна об этом помнить. Можно подумать, что я забыла или когда-нибудь забуду! Я даже вполне допускаю уже, что у меня может закрутиться роман, и даже я, возможно, выйду замуж, потому что хочу иметь ребенка, которого ни за что не хотел Лёня. Какой скандал у нас был, практически единственный за три года совместной жизни. Я сказала, что хочу ребенка…
– Ты сумасшедшая, – кричал он, – я старик, какие младенцы, о чем ты! Сколько мне там жить осталось!
– Лёня, побойся бога, тебе всего чуть за пятьдесят!
– Нет и нет! Я знаю, я точно знаю, что долго не проживу! Я безумно тебя люблю, наслаждаюсь каждой минутой жизни с тобой, но ребенок… Нет! Он отнимет тебя. Я не хочу! Ты молодая, успеешь еще! И потом, я вообще никакой отец, мой единственный сын… Он всегда раздражал меня, мешал работать… К тому же я… у меня плоха я наследственность, у нас в роду были шизофреники, короче, нет!
Я никогда его таким не видела, он был буквально в истерике. Но я так его любила, так боялась за него, что смирилась. Хотя втихомолку долго плакала. Через месяц, когда он успокоился, ссора вроде бы забылась, я настояла на том, чтобы он тщательно обследовался, мы полетели во Францию, где жил его друг, и он действительно прошел подробное обследование. Ничего угрожающего врачи не обнаружили.
– Вот видишь, все хорошо! – сказала я. – И хватит уж этих разговоров о скорой смерти.
Он грустно улыбнулся:
– Да что они знают…
И в самом деле, больше о смерти не заговаривал, но через полтора года умер во сне. От острой сердечной недостаточности. Хотя никогда на сердце не жаловался.
– Скорее всего, ему кто-то нагадал раннюю смерть, – предположила прилетевшая на похороны Гуля, – а он был человек ранимый, излишне впечатлительный, поверил и жил под этим приговором… Никогда не ходи к гадалкам, Каринка!
– Да уж! Я и сама до смерти боюсь всяких предсказаний.
Если бы не Гуля с Тонькой, не знаю, как бы я пережила и похороны, и поминки… Все четыре экс-супруги устроили буквально шабаш.
– Это ты, проклятая, свела его в могилу! – кричала супруга № 1, с которой он расстался давным-давно, да и прожил-то всего ничего, а супруга № 4 на кладбище кинулась на меня с кулаками. Еле оттащили. И все четыре ревели белугами. А я словно застыла. Слез не было. Ну не умею я плакать на людях, так и это мне поставили в вину. И судя по последнему ток-шоу, ставят до сих пор.
На третий день после похорон ко мне вдруг явилась супруга № 3 со смиренным видом:
– Карина, умоляю вас, отдайте мне собаку!
Два года назад мы с Лёней подобрали чудесного щенка, который вымахал в здоровенную дворнягу. Лёня в ней души не чаял, гулял с ней, водил на прививки, а через полгода после Лёниной смерти пес попал под машину. Но тогда я безмерно удивилась.
– Отдать вам собаку? С какой это стати? – возмутилась Гуля. У меня не было сил на пререкания.
– Я имею право! – заявила нахалка. – Это я научила Леонида любить собак!
– А Карина просто научила его любить! И собаку она вам не отдаст! Идите отсюда подобру-поздорову! – выпроводила ее Гуля. – Нет, вы видали такое!
Тонька только глаза таращила.
– Нет, что за бабы у него были, у твоего мужа, тихий ужас! Это они его довели до могилы!
– Да уж! Андрей говорит, что, если б Лёня не встретил Каринку, он бы уже давно… – высказалась Гуля.
А сколько гнусных интервью они тогда дали! Что я только и делала, что тянула с него деньги. Какие там деньги! Чтобы достойно его похоронить, я продала то самое теткино кольцо, ну и спасибо Союзу кинематографистов, они тоже помогли. Все наследство мужа – машина да прелестная шубка из куницы, которую он мне привез, кажется, из Хабаровска. Иногда мне что-то капает из Российского авторского Общества, ну и за прокат его фильмов я получаю какой-то небольшой процент, кстати, пополам с Антипом. Но зато мне в наследство осталось столько чудесных воспоминаний и несомненное сознание того факта, что я была по-настоящему любима! Но хватит о прошлом.
Утром мне опять позвонил Феликс:
– Карина, простите ради Бога! Я не смогу вечером с вами встретиться, мама заболела, я вылетаю к ней!
– Что-то серьезное?
– Ну, если мамин муж меня вызвал, боюсь, что да, серьезное!
– Будем надеяться, что все обойдется и передайте маме огромный привет и пожелание здоровья!
– Непременно, Карина!
– Удачного полета и мягкой посадки!
– Спасибо!
Странно, но я испытала облегчение. Еще одна встреча с прошлым откладывается.
А вечером мне позвонила Евгения Памфиловна Острогорская, закадычная Лёнина подружка еще со времен ВГИКа. Она училась на актерском, но актерской карьеры не сделала, зато стала классным педагогом все в том же ВГИКе. Она сперва отнеслась ко мне настороженно, но после того, как мы случайно встретились на отдыхе в Греции, нежно меня полюбила.
– Привет, Каринка! Как дела-делишки? Я слыхала, что тебе на телевидении косточки сулемой моют, суки драные! Но я звоню не поэтому! У меня тут такое событие намечается! Свадьба!
– Свадьба? Чья?
– Они так засрали тебе мозги? Дуськина, конечно!
– Ох, а сколько же ей лет, Дуське?
– Да совсем старуха, девятнадцать!
– С ума сойти! И кто жених?
– Ну за кого может выйти дочка вгиковского препода? За дипломника ВГИКа! Слава богу, хоть не актер! А будущий продюсер! И хороший парень! Ему уж двадцать четыре, не вовсе сопляк.
– Москвич?
– Москвич, москвич!
– А семья?
– Он сирота. Только дядька. Он его вырастил, порядочный мужик! Словом, я довольна.
– Ну надо же. Если уж вы довольны…
– Каришка, мы с Дуськой приглашаем тебя на свадьбу! И не вздумай отказываться, обидимся!
– А я и не собиралась отказываться! С удовольствием приду! Только скажите, что подарить?
– Да что сочтешь… Только не посуду!
– А если просто денежку?
– О, это лучше и нужнее всего!
– Отлично! Когда и где?
– Через две недели, в ресторане. Это будет за городом, на свежем воздухе, для безлошадных или желающих выпить будет автобус. Ну, мы тебе уже послали приглашение, там все написано. И еще: форма одежды – парадная! Чтоб явилась во всей красе!
– А как же!
– И будешь ловить букет невесты!
– Нет уж, от этого увольте! – засмеялась я.
– Ну, там видно будет! Все, Каришка, целую тебя! И буду страшно рада повидать!
– Я тоже!
– И не вешай нос из-за глупых злобных баб!
– Еще чего!
– Вот и молодец!
Я почему-то обрадовалась! Мне вдруг захотелось нарядиться, сделать новую прическу, пойти на свадьбу, хоть я и не любительница свадеб, но тут, мне показалось, все будет правильно, без этой свадебной пошлости. Просто соберутся хорошие люди и вместе порадуются счастью молодых. Не знаю, какой там жених, но Дуська совершенно очаровательное созданье, умненькая, веселая, и если уж Евгения Памфиловна не ругает жениха, значит, он и впрямь достойный парень. Я подошла к шкафу. Да, давненько я не обновляла свой гардероб. Почему-то захотелось выделиться, я уж и не помнила, когда мне этого хотелось в последний раз. Но покупать обновку и сделать более или менее приличный подарок не получится, не те у меня доходы. Ну и ладно! Можно что-то скомбинировать, придумать. Есть шикарное черное платье, но идти в черном на свадьбу, тем более на свежем воздухе… Нет, не годится. Можно было бы надеть мое любимое зелененькое в полевой цветочек, но это уж совсем не парадно и ни с чем не скомбинируешь. И вдруг я вспомнила, что у меня есть кусок ткани, белой в крупный черный горох. И длинный, в пол, черный сарафан. Если из ткани в горох соорудить нечто ассиметричное, с каким-нибудь занятным хвостом или даже капюшоном, может получиться то, что надо, но я сама вряд ли с этой задачей справлюсь. Придумать я вполне могу, а вот исполнить… Но в соседнем доме есть швейная мастерская, и там работает гениальная швея. Я тут же побежала к ней.
– Карина? Здравствуйте! Опять что-то придумали?
– Придумала, Олечка, придумала!
Я объяснила ей задачу.
– Нет, – огорченно покачала она головой. – Не получится!
– Почему?
– Ткань недостаточно мягкая. А сарафан совсем мягкий. Надо что-то другое, но в принципе идея хорошая. Ой, знаете, я вчера видела в магазине одну ткань… То, что нужно! И с вашим сарафаном будет здорово сочетаться… Только она не белая, а скорее сероватая и в черный цветочек. Если сделать такую штуку… – она быстро нарисовала мне весьма причудливую накидку, – получится эффектно. Но все же не очень нарядно, Карина, все же не для свадьбы, тем более и сарафанчик у вас не новый… Но у меня есть одна мысль. Поезжайте в тот магазин, там есть такая же ткань в лиловый цветочек, и, по-моему, я видела там еще лиловую без всякого рисунка, я тогда подумала, может получиться интересное платье… Вы как к лиловому относитесь?
– Да хорошо отношусь!
– И ткань совсем недорогая. Может, съездите, поглядите?
– А если понравится, сколько брать?
– Карина, вы сейчас на колесах?
– Ну, к вам пешком пришла, но…
– У меня сейчас клиентов нет, давайте быстренько съездим и там прикинем.
– Оля, я вас обожаю!
– Вы пока сходите за машиной, а я закрою ателье.
И уже через двадцать минут мы входили в магазин.
Я просто влюбилась в эту ткань с лиловыми цветочками.
– Берем!
– Только, Карина… Это все-таки не вечерний вариант!
– И плевать! Такого туалета уж точно ни у кого не будет! Да, это стиль кантри, ну и что? Имею право! Тем более что к нему можно надеть туфли без каблуков, а дело будет за городом, может, по траве ходить придется, да мало ли! – ликовала я. – И потом это платье можно будет носить когда и куда угодно!
– Вообще-то вам можно, вы стильная… Научились бы шить, никаких бы у вас проблем не было. Придумывать вы мастерица!
– Нет, этим талантом меня Бог обделил! А вы гениально шьете! И в результате получится супер, я уверена!
– Ну вы и скажете! Ладно, приходите завтра на примерку!
– Оля, вы чудо!
И хотя обойтись без трат не получилось, но я скоро должна получить отпускные, ничего, выкручусь. Я уже видела себя в этом дивном платье. Конечно, очень стильно было бы надеть к такому платью кеды, но я этого не люблю, хотя это дико модно. У меня есть симпатичные серенькие босоножки. А сумочку возьму зеленую, она небольшая и очень удобная. Помню, как мы с Лёней куда-то собирались, я тоже что-то придумывала, примеряла, прикладывала к лицу…
– Господи, Марфуша, как я люблю смотреть на тебя, когда ты прихорашиваешься перед зеркалом, стоишь в глубокой, я бы даже сказал, философской задумчивости возле шкафа… Это так чудесно, так женственно… И мне всегда нравится, как ты выглядишь! Я просто старый влюбленный дурак, да?