Обещание
Гореликова
© Гореликова, 2016
ISBN 978-5-4483-5552-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Было ужасно холодно. Алла притоптывала, подпрыгивала, вышагивала то на пятках, то на носках, все пыталась согреться и не могла. Мороз проник под пальто и пробирал до костей.
А вокруг ни души – черная платформа, слегка припорошенная первым снегом, и тусклые фонари.
Алла ухватила сумку за длинный ремень и стала с силой размахивать ею, как маятником. Немного согревшись, повесила тяжеленную сумку на плечо. Тяжеленную – из-за курсовой и пачки черновиков.
Именно из-за нее Алла оказалась на пустынной платформе в двадцати километрах от Москвы. Близился срок защиты, требовалась подпись научного руководителя. Доцент Лозинская часто болела, Алла уже несколько раз приезжала сюда, в маленький подмосковный поселок, то за очередными правками, то за отзывом, а вот теперь – за заключительной подписью. Пришлось привыкнуть к вечным опозданиям электричек.
Алла отодвинула обшлаг, между варежкой и рукавом свитера блеснули золотые часики, подаренные мамой на окончание школы.
Электричка опаздывала уже на тридцать пять минут.
Девушка продолжала мерить платформу шагами. Было темно и тихо. С другой стороны дороги чернели деревья, щетиной торчали корявые зимние ветки. Неожиданно накатила тоска – сосущая, тревожная, непонятная…
Чтобы отогнать непонятные мысли, Алла запрыгала, уже совершенно не чувствуя окоченевших ног. Вслух считала шаги и вспоминала чай с вареньем из бузины, которым полтора часа назад угощала Лозинская. Варенье отдавало аптечной сладостью, а вот чай был хорош – крепкий, горячий. Обжигающий!
Послышалось гудение.
Прислушиваясь, Алла приподняла край вязаной шапочки, боясь ошибиться.
Нет, точно гудит! Слава богу! Она сядет у окна, продавит пальцем иней на стекле и будет смотреть, как в окуляр, на мелькающие в ночи огоньки. Электричка поедет в Москву! А там теплое людное метро…
Гудение приближалось, что-то двигалось по путям. Но как-то чересчур громко, даже фонари начали подрагивать, и платформа завибрировала под ногами.
Алла вгляделась и обомлела. На нее надвигалось огненное пятно.
Девушка инстинктивно шарахнулась в сторону, прижалась спиной к черной, как будто кладбищенской, ограде.
Мимо с грохотом проплыло нечто огромное, раскаленное, дышащее горячим маслом.
Алла с трудом выдохнула. Фух, до чего же она испугалась!
Одноглазое чудовище оказалось локомотивом, правда, очень большим, который неспешно проследовал дальше, освещая внизу стылые рельсы, а перед собой – промозглую пустоту. Он почти скрылся во мраке, а Алла все продолжала прижиматься к забору, тело никак не могло отойти от недавнего страха.
И снова – кольнуло нехорошее предчувствие.
Прокляв и Лозинскую с ее ларингитом, и деканат со сроками, и поезда разом, девушка побежала к кассе.
Крошечное окошко прикрывала облезлая фанера. Стянув варежку с онемевшей руки, Алла постучала, и после нескольких минут тягостного ожидания услышала недовольный голос:
– Чего надо?
– Когда будет электричка?
Губы замерзли и плохо слушались, а зубы стучали так, что даже усилием воли она не могла их сжать.
– Авария на линии.
Фанерка приоткрылась, из темной дыры пахнуло теплом и запахом тушеной капусты.
– Часа три поездов не будет.
– Как это не будет? – опешила Алла. – Что же мне делать?
– А тебе куда надо-то?
– Домой. То есть в Москву.
– Автобусом поезжай. Они вроде еще ходят.
Фанерка поползла обратно.
– Погодите! – в отчаянии закричала Алла. – А где автобус? Куда идти?
– С платформы налево. Там тропинка прямо до остановки, – фанерка захлопнулась.
Алла натянула варежку и пошла по грязно-серой тропке вдоль платформы. По бокам торчали жесткие кусты, запорошенные снегом.
Фонарей не было, она шла почти наугад, отчаянно желая как можно скорее выйти к свету и людям.
Внезапно впереди выросли три черные фигуры.
– Привет, цыпа.
Алла застыла. Во рту мгновенно пересохло.
– Торопишься куда?
Один из них зашел за спину – ее окружили.
– Я на станцию иду, пропустите! – Алла старалась говорить уверенно.
– Так станция в другую сторону! – первый притворно удивился.
– Я на автобус. Пустите.
Фигуры не сдвинулись с места.
– А она ничего, – наконец заметил первый.
– А, по-моему, обычная фигня, – возразил второй. – Студентка.
– Давай попробуем, отличаются ли студентки от колхозниц?
– А ну, отойдите! – сказала Алла. – Я кричать буду.
– Кричи, – разрешил первый. – Я люблю, когда бабы кричат.
Третья фигура пододвинулась ближе, и Алла нервно оглянулась.
– Послушайте, я в милицию заявлю!
Парни расхохотались.
– А она забавная! Давай, Митяй, познакомимся с девушкой поближе?
– Не, Серый, у меня на таком морозе не встанет. А вот сумочку я бы посмотрел. Дай сюда!
Он неожиданно выбросил вперед руку, Алла шарахнулась и оказалась в крепких объятиях третьего, мигом сжавшего ее локти. Тот, которого называли Митяем, вырвал сумку и начал в ней рыться.
– Что там? – спросил первый, не отводя взгляда от испуганного лица Аллы.
– Тетрадки какие-то, точно студентка… О, кошелек!
Парень выудил кошелек и щелкнул замочком.
– Ого, пятерка! – он помахал синенькой бумажкой. – И мелочь. Богатенькая студентка!
– И, небось, колечки есть, – предположил первый.
Второй засунул кошелек себе в карман и больно выкрутил девушке руки.
– Ерунда, неделька, – пренебрежительно сказал он, рассмотрев тоненькое серебряное колечко на безымянном пальце. – А вот часы, кажись, золотые.
Он рванул браслет, и материн подарок оказался в его потной пятерне.
– Теперь сережки! – скомандовал первый.
Стоявший за спиной на секунду отпустил ее локти и сорвал с девушки вязаную шапку.
– Нету сережек! – сообщил второй.
– Ну, тогда осталось самое интересное, – многозначительно сообщил первый.
Он рванул пальто, пуговицы дождем посыпались на землю. Нехорошо ухмыляясь, протянул руку и провел пальцами по шее, ища цепочку. Нащупав тонкую золотую нитку, дернул, кожу ожгло резкой болью. Алла вскрикнула.
Парень отдал цепочку напарнику и снова протянул руки. Зажатая третьим, Алла не могла сопротивляться.
Жадная рука блуждала по свитеру, больно тиская грудь.
– Помогите, – тихо проговорила девушка.
– Сейчас я тебе точно помогу, – пообещал парень и наклонился совсем близко.
Алла почувствовала запах перегара, попыталась откинуть голову, но тщетно.
Рука парня стала вытаскивать свитер из брюк. Алла забилась в руках третьего безмолвного.
– Помогите! – уже громко закричала она.
– Ну че ты? – хрипло спросил первый. – Сейчас все будет.
Он уже добрался до молнии на брюках. Его руки подрагивали от возбуждения.
– Блин, зима долбанная! Напялят на себя целую кучу дерьма, – бормотал парень.
Алла почувствовала, как ему удалось расстегнуть пуговицу. Голова маячила возле самых глаз. Вязаная шапка-петушок, съехав набок, открыла хрящеватое ухо. Ни о чем не думая и не испытывая брезгливости, желая только защититься, Алла впилась в ухо зубами. Насильник взвыл и дернулся, а ее зубы, как волчьи, щелкнули пустотой.
– Ах ты, сука! – завизжал парень и с размаха залепил кулаком в лицо.
В глаза брызнуло огнем. Мир померк, оставив только легкий звон в ушах. Алла обмякла в руках третьего.
Ощущения вернулись через секунду, когда Алла почувствовала боль в скуле и холод внизу живота – парень разорвал молнию на брюках.
Собрав все силы, Алла рванулась вперед, выскользнула из рук замешкавшегося третьего и ударила насильника мыском сапога по голени. Тот согнулся от боли. Не теряя ни секунды, она оттолкнула с дороги удивленного второго и завопила:
– Помогите!
– Атас! – закричал второй и рванул куда-то вбок, в кусты.
Алла побежала к спасительному повороту. В это время третий, опомнившись, в два прыжка нагнал ее и ткнул в бок чем-то длинный и острым.
Боль была слабой, Алла пробежала еще метра три. А потом ноги подкосились, и она упала на снег.
– Теперь точно догонят, – подумала девушка и потеряла сознание.
Когда Алла пришла в себя, она по-прежнему лежала на снегу. Прямо перед глазами торчали сухие травинки.
Сознание возвращалось крайне медленно. Алла тупо смотрела на углубление в снегу вокруг засохшего стебля. Что с ней? Почему она лежит на земле?
Память вернулась внезапно – точно удар молнии.
Где они?
Лежа, она видела только сугробы, казавшиеся огромными, как Гималаи, и затоптанную дорожку, которую ее тело перегораживало подобно шлагбауму. Похоже, вокруг никого не было.
Они убежали! Испугались сами или их кто-то спугнул. Она спасена. Она в порядке!
Алла попыталась подняться и поняла, что она вовсе не в порядке.
Одеревеневшее тело не слушалось, во рту ощущалась такая сухость, точно он был набит ватой. Алла давилась и жевала, однако вата стремительно разрасталась, стало трудно дышать через нос. Дыхание белым облаком вылетало изо рта и растворялось в черной пустоте. Былинка перед глазами увеличилась до размеров баобаба.
Мороз все уверенней пробирался под одежду. Под мокрую одежду. Алла чувствовала, как свитер и пальто напитались теплой жидкостью, которую даже в мыслях не могла назвать кровью.
Нет, нет, это не кровь! Это просто тает снег.
Алла сморгнула, по лицу заструились слезы.
Ноги оледенели, это было даже приятно – по сравнению с горячим и мокрым боком. Надо встать и вернуться, подумала Алла. Черт с ним, с автобусом! Вернуться обратно на платформу и постучать в слоистую фанерку. Они обязательно откроют, пустят в комнату, где тепло и уютно пахнет капустой.
Алла попыталась подтянуться и опереться на здоровую руку, но та не выдержала веса и подломилась, как замерзшая былинка. Алла уткнулась лицом в снег и заплакала. Она не может идти и даже не помнит, в какой стороне станция.
Сколько прошло времени, Алла не знала. Лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к току жидкости, которая выливалась из нее в землю. Жидкость текла, точно река… река обмелела… точно песок сползает… рушатся барханы…
Нет, не барханы – сугробы.
Снег скрипит.
Странно, откуда могло взяться столько снега? Снег скрипел, визжал под чьими-то ногами.
Алла почувствовала чье-то присутствие, но глаза открывать не стала. Было все равно, кто стоял рядом. Недавние бандиты, добрые прохожие – все было ничто перед слабостью и горьким осознанием того, что она не помнит, в какой стороне станция.
Шаги прозвучали и смолкли. Кто-то стоял около ее лица.
Алла открыла глаза не потому, что хотела посмотреть, просто слишком много слез скопилось под веками. Она открыла глаза и выпустила поток наружу. Обжигающие, слезы заструились вниз по лицу и немного согрели озябшие щеки.
Ледяным было все тело. Даже жидкость, пропитавшая пальто и свитер, остыла. Алла попыталась пошевелить пальцами и не смогла. Но ноги – это понятно, на ногах тесные зимние сапоги. А вот почему не двигаются пальцы рук?
Алла подняла глаза и увидела над собой черную фигуру.
Они вернулись?
Алла забилась, пытаясь уползти. Распростертое на земле тело было подобно рыбе, выброшенной на берег – такое же беспомощное. Алла жалобно застонала.
Фигура не шевельнулась.
Алла прищурилась, стараясь разобрать, кто это – друг или враг?
Слезы, как линзы, увеличивали изображение, и девушка поняла, что перед ней старуха. Даже во мраке Алла разглядела темное лицо, покрытое глубокими морщинами, похожими на трещины в еловой коре.
– Кто вы? – спросила Алла, и сама испугалась хриплого, неясного звука собственного голоса.
Старуха молчала.
«Она мне чудится, – подумала Алла. – Это от кровопотери. Я потеряла много крови».
Кровь… Алла впервые назвала настоящим именем теплую жидкость, разлившуюся под телом и пропитавшую снег жирными пятнами.
– Вы мне чудитесь?
Старуха, сцепив на животе руки, стояла неподвижно, как статуя. На старинных кладбищах бывают такие памятники – большие, чугунные… страшные!
Алла не могла остановить слез, хотя понимала – плакать не надо, надо экономить жидкость, которая еще оставалась внутри тела. Однако слезы текли и текли. По крайней мере, они хотя бы согревали лицо.
Внезапно старуха шевельнулась. Статуя ожила. Руки изменили положение. Голова наклонилась.
– Помогите, – еле слышно прошептала Алла, умоляюще глядя снизу вверх.
– А чем заплатишь? – спросила старуха.
Так она действительно живая? Старуха двигалась, говорила. Значит, она могла помочь!
– В сумке кошелек, там деньги, – начала, было, Алла, и осеклась, вспомнила: черная фигура роется в замшевой сумке, вытягивает оттуда синюю бумажку, звенит мелочью.
Они же украли деньги! Ей нечем заплатить за помощь!
Алла застонала от бессилия и жалости к себе. Хотела завыть, но не нашла сил.
А старуха нависала над ней, как утес, и молчала.
– У меня украли деньги, – обреченно проговорила девушка.
Старуха молчала, и Алла приготовилась умереть – здесь, на тропинке, среди грязного снега и сухих кустов.
После паузы, которая длилась не меньше столетия, старуха спросила:
– Кто тебя ждет?
Алла встрепенулась. Неожиданный вопрос словно согрел ее. Кто же ее ждет?
Конечно, мама! Как ей больно будет узнать, что дочь умерла возле железнодорожной насыпи.
Раньше Алла не была особо слезливой, но сейчас плакала, не переставая. То ли решила перед концом выплакать свою долю слез, то ли они помогали переходу в новое состояние, туда, где уже не будет ни боли, ни холода, ни сожалений о том, что лежишь в одиночестве на грязном, заляпанном кровью снегу.
– Еще кто? – требовательно спросила старуха.
Алла покорно шмыгнула носом.
Еще Вадим. С ним она тоже больше не увидится. Наверное, Вадим будет помнить о ней и печалиться. Алла вспомнила его глаза, цвета крепкого чая… губы… тело, удивительно горячее, точно под кожей была печка… прерывистый шепот…
Сколько же всего в ее жизни больше не будет!
Как и самой жизни тоже…
Слез было так много, что они растопили снег, и щека покоилась на черной раскисшей земле.
– Я могу спасти тебя, – неожиданно сказала старуха.
Что? Что она сказала?
Алла напрягла шею, пытаясь приподнять голову.
– Мне нечем вам заплатить, – пробормотала она. – У меня украли деньги и часы.
– Ты расплатишься потом.
– Я согласна! Я… мама… мои друзья… они привезут вам деньги!
Старуха повела рукой, разом отрезав ее путанное говорение. Алла умолкла, хотя последнее слово еще трепетало на губах.
– Ты обещаешь отдать то ценное, что у тебя есть, но о чем ты еще не знаешь?
Дурацкая детская сказочка! Что это у нее есть, но она не знает?
На мгновение Аллу охватило раздражение – разве перед смертью может мерещиться такая чушь?
А голос старухи гремел, как колокол, перекрывая и шум деревьев – и откуда в лесу такая буря? – и грохот проносящихся мимо составов – а ведь на станции сказали, что электрички не ходят – и зловещее хлюпанье в груди.
– Обещаешь?
– Да! Да! Обещаю! Только спаси! Только уведи меня отсюда!
Буря, пришедшая из лесу, еще более усилилась, закружилась смерчем и унесла бедную Аллу в черный водоворот.
– Помни свое обещание! – летел вслед громовой голос. – Отдашь через двадцать лет.
Двадцать лет – это очень долго. Двадцать лет – это целая вечность!
Прожить бы еще минуту в тепле и сухости!
Хотя бы минуту… и за это Алла готова была отдать все.
– Хорошо. Хорошо! Хорошо!!
***
– Хорошо, хорошо… – примирительно сказал ласковый голос. – Только не дергайся, лежи спокойно. Уже все кончилось.
Алла открыла глаза. Она по-прежнему лежала в белизне сугробов, только сугробы были теплые и безопасные. И сухие!
«Это же простыни, а не снег, – догадалась она. И тусклый синий свет – это не перронный фонарь, это – ночник. Но где же я? В раю?»
– Нет, – засмеялся голос, – до рая тебе еще далеко. В больнице ты.