– Ну ты сравнила! Я никогда и не была худышкой, хочу вернуться к своему прежнему весу, который до рождения Михаэля у меня держался много лет.
– Честно говоря, я уже давно потеряла надежду стать снова худенькой, поэтому утешаю себя разными вкусностями.
– Главное, чувствовать себя комфортно в своем теле. Но я все-таки попытаюсь с собой побороться!.. Ой! Кажется, мы засиделись сегодня! Через пятнадцать минут придет следующая группа, а нам еще надо убрать за собой и посуду помыть.
Через десять минут мамы с малышами дружно вывалили на улицу и начали шумно прощаться.
– Жаль, что наши посиделки только раз в неделю! – сокрушалась мама двойняшек Даниэля и Дианы. – Для меня это прямо праздник среди каждодневной рутины…
«Как я ее понимаю. Прекрасно знаю, что такое находиться изо дня в день в четырех стенах. Хотя, ей сидеть, собственно, и не приходится – с двумя-то малышами! Но хочется ведь и общения, и выхода хотя бы в такой «свет». У меня проблема как раз в другом – как на все найти время, чтобы побольше при этом быть рядом с моим сыночком!»
Алина усадила Михаэля в детское автокресло, закрепленное на заднем сиденье ее «гольфа», и, помахав рукой своим подругам, отправилась домой.
Как бы ни хотелось поболтать со всеми еще минутку, позволить такого она себе не могла – к завтрашнему дню надо доделать несколько «сырых» страниц. Работа дома с одной стороны хороша – сама себе регулируешь распорядок дня (и ночи!), но с другой стороны, так много соблазнов отодвинуть работу «на потом»! А этого делать никак нельзя. Ведь выпуск журнала и газеты – это такой же конвейер, как и сборка автомобилей, например.
За работу Алине удалось присесть только в половине десятого вечера. Уютно устроившись возле своего компьютера, она просматривала готовые страницы журнала «Лина», который вот уже почти два года она редактировала. Даже положенный по закону отпуск на «материнство», как его называют немецкие больничные кассы, она не использовала как следует.
Ароматный цветочный чай приятно согревал ее изнутри. Алина решила бороться со своей привычкой пить чай или кофе «с чем-нибудь» и пыталась уговорить себя, что душистой чайной жидкости вполне достаточно для удовлетворения настойчивого булькающего желудка, желающего в себя заполучить что-нибудь более существенное, чем настой из лепестков.
«До завтра ничего не получишь!» – строго произнесла про себя Алина и попыталась перенести мысли на журнальную страничку с «Женской историей», рассказывающей об очередном любовном «треугольнике»: обманутой жене, подлом муже и коварной подруге. Хотя Алина и не большая поклонница слюнявых историй, но в женском журнале без них не обойтись. Читая их, «ассоли» разных возрастов не только удостоверяются, что и у других женщин тоже бывают проблемы, но и поддерживают в себе трепетную надежду, что принцы с алыми парусами все-таки иногда встречаются. Так почему бы не?.. В общем, ясно.
В то время, когда Алина подошла к последней странице душещипательной истории, в кабинет вошел Маркус, протягивая ей мобильный телефон, играющий «Турецкий марш» Моцарта.
– Прошу тебя, поменяй звонок своего мобильника. От этих звуков у меня гусиная кожа по всему телу! – взмолился муж Алины. Поклонник хорошей классической музыки, он не переносил интерпретации ее, издаваемые мобильными телефонами.
– Кто это в такое время? Давай быстрее трубку!
Маркус передернулся при очередном скрежете, раздающемся из телефона, и поспешил удалиться.
– Алло! Это Алина? – раздался женский голос в трубке.
– Да! – отозвалась она, пытаясь вспомнить, кому принадлежит этот голос – вроде знакомый, но сразу не вспомнишь…
– Мы сегодня познакомились. Это Лучана, помнишь?
– Ах, да, да! Что-то случилось?
– Извини, что так поздно, но я просто не знаю, к кому обратиться.
– Говори, что случилось. Не тяни!
– Мои хозяева ушли в театр, а я с Инес осталась дома. И… вот я сейчас уложила девочку, спустилась в гараж, а тут лежит наш садовник… кажется… мертвый…
– Так кажется или мертвый?
– Мертвый!
– Вызывай полицию!
– А как же хозяева? Вдруг они будут недовольны. К тому же… мне не хотелось бы мелькать в полицейских протоколах… Дело в том, что у меня истек срок визы, а я ее вовремя не продлила. Меня могут просто выслать из Германии. А я не хочу… Я боюсь… мертвецов… и… и…
– Жди, пока хозяева вернутся…
– А можно, я с Инес к тебе приеду? Я боюсь тут одна с ребенком, когда покойник рядом…
– Приезжай, конечно… – растерялась Алина. – Но…
Она не успела договорить, когда из трубки донеслось:
– Спасибо, сейчас разбужу Инес, и мы приедем.
«Ну и дела!» – подумала Алина и пошла в кладовку за раскладной детской кроваткой, которую они купили для Михаэля на случай поездок к родственникам или знакомым.
Комната для гостей у них была занята – неделю назад к Алине из Москвы приехала одноклассница, одержимая идеей найти себе мужа в Германии.
«Постелю Лучане в своем кабинете на диване и кроватку для Инес поставлю рядом», – решила Алина и взялась за устройство ночлега для неожиданных гостей.
Через полчаса все было готово, и Алина решила присесть еще поработать. Оторвавшись через какое-то время от монитора и взглянув на часы, она с недоумением отметила, что уже – о-го-го! – половина второго ночи.
«Где же Лучана с Инес? Стоп! – неожиданно мелькнуло у нее в голове. – А как Лучана может приехать ко мне – адреса она не знает, в визитке стоит только телефон!»
Глава 2
Германия, 1941 год
Дитмар Бауэр мог быть лучшим учеником гимназии, если бы… Если бы, по мнению директрисы гимназии фрау Линде, он был достаточно активен в деятельности молодежной национал-социалистической организации «Гитлерюгенд». На пороге 1942 год, войска вермахта триумфально шагают по Европе, и не проявлять патриотизм в такое время… как-то очень подозрительно… А этот долговязый парнишка Бауэр при каждой возможности увиливает от занятий по военному делу, марширует вечно не в ногу, не интересуется новостями с фронтов и даже – подумать страшно! – во время обсуждения последней речи фюрера читал какую-то постороннюю книжку!
Хорошо, что есть такие преданные ребята, как Карл и Генрих Кляйстер! Благодаря им фрау директриса всегда в курсе внутренних дел гимназии. Этим мальчишкам можно доверять: их отец – настоящий, преданный фюреру и Германии член СС. Мать воспитывает восьмерых детей, сам Генрих Гиммлер вручал ей «Материнский крест». Настоящая немецкая мать должна произвести на свет как можно больше чистых арийцев! Так говорит наш великий фюрер! Скоро закончится война и на необъятных просторах рейха везде будут свои люди! Неполноценные народы должны работать, а вот наша цель – быть мозговым центром, управлять миром и совершенствовать человеческую расу, постепенно очищая ее от всякого генетического мусора.
Размышления фрау Линде прервал стук в дверь ее директорского кабинета.
– Вы меня вызывали, фрау Линде? – из-за двери выглянула очкастая голова на тонкой шее.
– Заходи, Дитмар! – поджав губы, пригласила его директриса. – Я хотела с тобой поговорить по вопросу дисциплины и… и патриотизма. Ты ведь знаешь, в какое великое время и в какой великой стране мы живем?!
– Да, фрау Линде! – понурив голову, сказал юноша.
– Ты ведь знаешь, что долг каждого молодого человека – трудиться для процветания рейха?
– Да, фрау Линде!
– Понимаешь, что любой неверно сделанный шаг или непродуманный поступок может повлечь за собой наказание, в соответствии с законами военного времени? – с нарастающей угрозой в голосе продолжала директриса.
– Да, фрау Линде!
– Надеюсь, ты в курсе, что с восемнадцати лет ты можешь быть наказан по всей строгости? Тебе ведь уже есть восемнадцать?
– Да, фрау Линде!
– Что ты заладил, как попугай – Да, фрау Линде! Да, фрау Линде! – в то время… в то время… – задыхаясь от злобы, зарычала директриса… – когда мы обсуждаем речь фюрера, ты читаешь какие-то дерьмовые книжки! Хорошо, что среди твоих одноклассников есть настоящие ребята, и я в курсе, какая паршивая овца завелась в нашем стаде!
«Ах, вот в чем дело! – сообразил Дитмар Бауэр и поправил очки, сползающие на кончик носа. – Черт побери, это работа братишек Кляйстеров! Головы пустые, вот и зарабатывают себе очки стукачеством. В нашем обществе это как раз ценится сегодня гораздо выше интеллекта. Надо как-то отделаться от этой стервозной эсэсовки».
– Извините, фрау Линде! Это больше никогда не повторится!
– Скажи, в вашей семье есть настоящие, преданные делу фюрера партийцы? Ну, про отца твоего я знаю, – скривилась директриса. – А остальные?
– Мой дядя, брат отца, офицер вермахта, член партии с 1935 года…
– Очень хорошо. Общайся с ним больше. Ступай в класс.
Дитмар не стал уточнять, что его отец, профессор биологии Мюнхенского университета, разорвал все отношения со своим младшим братом, когда узнал, что тот принимал участие в слете национал-социалистов. И Дитмар, будучи еще подростком, принял и одобрил позицию отца. По большому счету, юношу мало интересовали политические баталии, борьба за власть, идеи национал-социализма, партийные вожди и их пламенные речи.
До сих пор лично его все это коснулось дважды: первый раз в связи со ссорой отца и дяди, а второй… Случилось это три с половиной года назад, на волне кампании антисемитизма, раздуваемой приспешниками Гитлера. В один чудесный осенний день, вернее был уже довольно поздний вечер, к Дитмару прибежал его лучший друг Йозеф Гольдман.
– Я пришел к тебе попрощаться. Сегодня вечером мы уезжаем.
– Уезжаете? Зачем? Куда?
– Посмотри, что творится вокруг. Евреям нельзя больше оставаться в Германии.
– Вас… выгоняют?
– Нет. Нас просто убивают. Вчера разбили магазин моего дяди в окрестностях Мюнхена, некоторых знакомых уже вызывали в комендатуру, а кое-кто и исчез в неизвестном направлении. Так что ждать больше нельзя. Нашу семью пока не тронули, потому что отца знают многие, даже заместитель коменданта был когда-то его студентом.
– Я все понял. Мне очень стыдно за то, что я немец. Но надеюсь, надолго весь этот кошмар не затянется. Не все же, в конце концов, сошли с ума? И куда вы хотите уехать?
– Сначала в Швейцарию, а потом – в Штаты. Я сообщу тебе, когда будет адрес, на который можно будет писать…
Йозеф уехал, и Дитмар был рад, что его семья вовремя успела скрыться от лап озверевших националистов. Но с того времени никакой весточки от Йозефа он не получил и такого друга и собеседника, как он, больше не встретил. Теперь единственной его отрадой оставались книги, обсудить которые было просто не с кем.
Дитмар усмехнулся про себя: «А что, если у братьев Кляйстеров поинтересоваться, как им понравилась новая книжка такая-то или, как они находят пьесы Бертольда Брехта?» От одной мысли об этом Дитмару стало смешно. Он не сомневался, что единственной книгой, которая могла присутствовать в доме этой многодетной семейки тупоголовых нацистов могла быть «Майн кампф» Гитлера.
Вернувшись домой, Дитмар не стал расстраивать отца рассказом о визите к директрисе. Профессору Бауэру и самому пришлось пережить в последнее время немало потрясений. Один за другим исчезали без следа его коллеги – преподаватели и профессора Мюнхенского университета. Заметно поредели и ряды студентов в аудиториях. Оставшиеся предпочитали не обсуждать появление новых пустых стульев – такие разговоры могут подтолкнуть и их самих следом за пропавшими…
Единственной отрадой для профессора был сын Дитмар – его единственный поздний ребенок, которого после смерти жены он воспитывал один. Отец и сын прекрасно понимали друг друга, для этого им не нужно было много слов и долгих объяснений. Иногда одного слова или взгляда было достаточно, чтобы угадать намерения другого. Это именно то, что называется родственные души, к тому же скрепленные кровным родством.
Профессор Бауэр не без оснований рассчитывал, что сын пойдет по его стопам. Дитмар серьезно интересовался научными исследованиями отца и его коллег, читал всю, попадавшую в Германию, литературу по вопросам генетики и наследственности.
Благо, нацисты всячески стимулировали науку, призванную стать теоретической основой идеи превосходства нордической расы над всеми остальными. А научным сотрудникам кафедры приходилось подтасовывать данные в официальных отчетах, для того, чтобы иметь возможность продолжать нормальную исследовательскую деятельность.
Евгеника в переводе с греческого – рождение лучших. Это скандальное направление человеческой мысли ищет пути улучшения наследственных качеств человека, используя генетические принципы. С приходом к власти в Германии нацистов ей стало трудно оставаться чистой наукой: за развитием евгеники пристально следила политика, она превратилась во всемерно поддерживаемую и развиваемую государством программу.
Нацисты распоряжались плодами евгеники по-своему. Началось с принудительной стерилизации психически больных, а также немногих метисов, рожденных немками от солдат-негров французской армии, оказавшихся в Германии в конце первой мировой войны. Затем приступили к тотальному уничтожению в лагерях смерти всех цыган и евреев, независимо от пола и возраста.
Работы профессора Бауэра и его коллег послужили одним из стимулов зарождения и развития генетики человека и ее важной части – медицинской генетики. Поставленные евгеникой цели – освободить генотип человека от вредных наследственных задатков и обогатить его ценными для физического и умственного развития генами – благородная задача, решением которой занимаются ученые и сегодня. Цели, поставленные перед евгеникой ее основателями и ею не достигнутые, перешли в ведение медицинской генетики.
Для настоящих ученых в те времена тяжело было сознавать, что евгеника, хотя и в извращенном виде, используется, чтобы оправдать страшные преступления. Посещали такие мысли и профессора Бауэра. Но что мог он сделать? Отказаться от работы? Объявить во всеуслышание, что теория расового превосходства – бред и подтасовка научных данных в угоду политикам? Это означало подписать приговор не только себе, но и многим сотрудникам кафедры. Имел ли он на это право?
Душевные терзания доводили профессора до исступления. Месяц назад его сыну исполнилось восемнадцать, и у него появилась еще одна головная боль. Похоже, что «блицкриг», о котором вещал фюрер полгода назад, затягивается на неопределенное время, а армии требуются новые и новые солдаты.
Профессор каждый день с замиранием сердца просматривал содержимое почтового ящика. Пока пронесло, но долго ли будет еще везти? В один прекрасный день придет повестка, и его мальчик – такой талантливый, с тонкой и ранимой душой – должен будет стать «пушечным мясом» в войске, которое бесноватый фюрер с упрямством шизофреника и психопата толкает все дальше на восток.
От армии не спасет Дитмара ни врожденная аномалия почек, ни плохое зрение. Медицинская комиссия, которую проходят все мальчишки после шестнадцати, признала его здоровым и годным для строевой службы.
Когда профессор попробовал поинтересоваться у знакомого военного врача, как можно доверить оружие человеку с таким зрением, тот пожал плечами:
– А что делать? Не мне тебе рассказывать – восемьдесят процентов немцев имеют проблемы со зрением! А кто же воевать будет, если мы всех близоруких по домам распустим? Ничего, в очках увидит мишень!
– …или сам станет удобной мишенью, пока будет высматривать в очках местонахождение противника!
Доктор ничего не ответил. Собственно, ответа от него никто не ждал. Он тоже делает свою работу и тоже боится оказаться завтра среди штрафников на передовой восточного фронта.