Ваня для начала спрятался под одеялом; осторожно высунув нос и тараща глаза, он завороженно наблюдал танец огоньков на стекле. Нет, это были не светлячки. Огоньки разнообразными искрами падали на окно, образуя замысловатый танец, и исчезали, а им на смену прилетали откуда-то другие. Мальчик, пересиливая испуг, решил выяснить природу этих огоньков. Он высунулся из-под одеяла и на цыпочках подошёл к окну. В тот же миг огоньки пропали, а за окном в лунном свете промелькнула какая-то тень, она метнулась в сторону и куда-то спряталась. Ваня в испуге отпрянул от окна и, дрожа всем телом, забрался под одеяло. Тень могла быть чья угодно – от ночной птицы до зверька какого, но она произвела на мальчика то же жуткое впечатление, которое он почувствовал на полянке, когда прятался, когда ощутил на себе чей-то прожигающий взгляд. Что-то общее было между тем взглядом и этой тенью, от них исходила одна и та же пугающая тревога, вселяющая в мальчика ужас. Он не знал, как долго дрожал под одеялом, он также не знал, что делать и не мог ничего делать. Страх подействовал парализующе. Бежать было некуда. Спрятаться больше негде.
Вдруг на стекле окошка отразилась та самая тень. Какое-то страшное существо, наводящее ужас, было рядом, за окном. Оно никуда не исчезало, наоборот, чувствовалось, что оно приближалось к окну. Ванюша замер, перестал дышать, ему хотелось кричать, но он не мог и рта раскрыть, скованный жутким страхом. Лишь мысли его обратились к единственно возможному спасителю: «Дед! Где же дед?! Лёша, где ты?!» И тут откуда-то издалека послышался протяжённый знакомый свист: «Фью-и-и-ить, фью-и-и-ить». Тень остановилась, замерла и стала потихоньку удаляться, пока не пропала совсем. Спасительный свист уже был гораздо ближе. Ясно раздалось хлопанье крыльев, а затем и громкое карканье. Ворона приветствовала приближающегося деда, а может быть тоже, как и Ваня, ожила, сбросив с себя оцепенение от навалившегося страха. У мальчика отлегло от сердца: «Наконец-то. Дед.» Только теперь он ощутил бессильную усталость от пережитого напряжения и с глубоким успокоительным вздохом провалился в безмятежный сон. Он уже не слышал, как вошёл Лёша.
Утром Ванюша проснулся внезапно с вздрагиванием, словно очнулся от забытья. По вставшему солнцу было видно, что Ваня проспал намного дольше обычного. Так ведь и уснул-то гораздо позже. Он сразу вспомнил о том, что произошло ночью. Завтрак у деда как всегда уже был готов. Ворона встрепенулась и издала хриплое карканье, здороваясь с Ванюшей. Ванюша в знак приветствия ответил ей поднятой рукой. Между ними уже успели установиться дружеские отношения, и Ванюше не пришлось сооружать рогатку для вороны, как он любил это делать обычно. Видимо, эта ворона оказалась хитрее и сразу поняла по характеру мальчика, чем для неё может обернуться непочтительное отношение, поэтому она упредительно выражала своё расположение к маленькому, но по всему видно, удаленькому гостю. В свою очередь Ванюша с уважением оценил необычные достоинства хитрой вороны. Она ему явно понравилась.
За завтраком Ваня понуро молчал. Не решился он рассказывать деду про ночное происшествие. Да и что он мог рассказать? Что до смерти испугался какой-то тени? Мало ли теней ночью может упасть на окошко. Может ветер деревья качал, ведь он ничего не видел. Дед тоже хмуро молчал, как и весь день. Лишь вечером уходя, предупредил, что на этот раз уйдёт ещё дальше и поэтому вернётся позже, как и в прошлый раз велел уснуть до полуночи. Но Ванюша и не думал засыпать. С самого утра он стал готовиться к предстоящей ночи. Он был уверен, что тень появится опять, обязательно появится. И Ванюша весь день собирал свою смелость, он решил пересилить страх. Действительно, он был далеко не робкого десятка, наоборот, все в классе уважали его за храбрость, он был самым отважным хулиганом. Он первым в классе отважился закурить папиросу; вступал в пререкания с учителями, когда те кричали почём зря из назидательно-воспитательных целей; не боялся получать двойки за невыученные уроки, хотя то и дело получал от отца подзатыльники. На отца не обижался, относился к подзатыльникам с пониманием. Что поделаешь, такова обязанность отца – воспитывать. Он даже сочувствовал отцу, что тому выпала такая нудная обязанность выдавать подзатыльники. Мама всё причитала, охала, стыдила. Но всё это он совершенно пропускал мимо ушей. Поэтому ему было с родителями легко, это им было с ним трудно. Ну, стало быть, нелегка родительская доля. Особым уважением в школе Ваня пользовался за справедливость. Он всегда брал слабых под защиту, бесстрашно вступая в стычки даже со старшеклассниками, когда те отбирали у малышей монеты или развлекались издевательствами над ними. Конечно, Ваня при этом бывал часто и крепко бит, но никогда не сдавался и брал настырностью и измором. Старшеклассники даже стали загодя обходить его стороной на всякий случай; уже знали, что с ним лучше не связываться, этот всю душу измотает, не отцепится, пока своего не добьётся.
Как только дед ушёл, Ванюша свистнул вороне и махнул рукой: «Давай сюда, разговор есть». Ворона не заставила себя звать дважды. Она описала в полёте традиционный круг почёта над домиком и взгромоздилась пред Ваней не пенёк, переваливаясь с лапки на лапку.
– Ну вот что, ночью, когда придёт эта, ну тебе виднее с крыши-то, кто там, так ты не сиди как цуцик, а кричи во всё своё воронье горло. Не давай этой покоя, шуму, шуму побольше, внимание отвлекай, а там и я нагряну. Поняла?
Ворона склонила недоверчиво голову набок, вращая глазом, словно говоря:
– А сам-то чего не каркал, небось, язык проглотил?
Мальчик уловил в её взгляде нерешительность и договорил:
– Да не бойся. Тебе больше ничего делать не надо. Только шуму побольше, а всё остальное я сам сделаю.
Ворона повернулась другим боком и завращала вторым глазом. Это означает, что Ванина решительность вселила в неё смелость, и она дала согласие:
– Раз ты такой смелый, так уж и быть, согласна пошуметь.
И она с шумом взлетела, громко хлопая крыльями, и пронзительно закаркала, показывая, как она будет шуметь: «Кр-р-р-а-а, крр-р-ра-а-а!»
Кричала она столь пронзительно и назойливо до противного, поэтому Ванюша поспешил взмахом руки успокоить её:
– Ладно. Так потянет.
* * *
На этот раз Ваня лёг не раздеваясь, готовый к боевым действиям, хотя никакого конкретного плана у него не было, он ничего не мог придумать и решил, что будет действовать по обстановке.
Он даже не заметил, как наступила полночь. Часы пробили двенадцать неожиданно и на удивление громко в ночной тишине. Казалось, никогда так громко они ещё не звучали, их бой прозвучал в ушах, в висках, во всём теле, вызывая особое незнакомое внутреннее беспокойство. Ваня напрягся, его дыхание участилось, он стал ждать. Да, вот оно. Начинается. Вот один огонёк, вот другой, ещё и ещё – синий, зелёный, оранжевый, ярко-красный. А вот целая россыпь огоньков градом забарабанила по окну. Теперь Ванюшу огоньки интересовали мало, он был нацелен на встречу с тенью. Чья эта тень, кто там за окном? Каким бы он не был страшным, страшно только вначале, главное ввязаться в бой. Он поднялся и попытался незаметно подойти к окну, надеясь ясно разглядеть напрошенного гостя. Но, как и в прошлый раз, при его приближении огоньки исчезли, и он опять успел заметить быстро метнувшуюся в сторону тень, туда, где она была вне поля зрения. Он вспомнил про ворону: «Чего же она молчит? Ведь ей с крыши должно быть всё видно». Ворона тут же отреагировала на его мысль. Она не то что бы закаркала, она попыталась справиться с оцепенением и издала хриплое глухое кряхтенье, пытаясь закаркать: «Кхх-р-р-р, кхх-р-р-ря». Наконец голос у неё прорезался, и она пронзительно и на удивление даже визгливо закаркала: «Кр-р-ри-и-ай, кри-и-а-а, к-к-рх…» Её необычное карканье оборвалось, как будто она поперхнулась и глухо захрипела, затем по крыше покатился какой-то комок и мягко упал на землю. Воцарилась тишина. Сердце Ванюши забилось сильнее, громче. Что с вороной? Что произошло? Кто там в ночной темноте? Кровь сильно била в голову, мальчик с трудом пересиливал страх. Он стоял у окна, оглядывался и ждал, что же будет дальше. Вдруг он услышал, как скрипят тихонько половицы крыльца за дверью. Там кто-то есть. Дверь Ваня предусмотрительно запер изнутри на крюк. Вот дверь тихонько подёргали, но она не поддавалась, запор не пускал. Страх усиливался новой накатывающейся волной. Мальчик замер в ожидании. Вот дверь опять подёргалась, потом всё затихло. И тут раздался осторожный скрип старого металла. Это зашевелился крюк. Как он мог зашевелиться? Ваня вдохнул воздуха всей грудью, резко метнулся к двери, схватив приготовленную возле печи кочергу, чтобы тут же пустить её в ход. За дверью всё стихло. Этот «кто-то» отлично видел или чувствовал все передвижения Вани. На окне опять забегали разноцветные огоньки. Мальчик быстро метнулся к окошку. Опять он заметил исчезнувшую тень за углом. А через некоторое время скрип крыльца и тихое позвякивание крюка повторились. Ваня снова занял оборонительную позицию возле двери. Снова тишина, затем постукивание огоньков по окошку. Ваня подождал подольше, а затем в прыжке бросился к окну, попытавшись застать зловещую тень врасплох. Но на этот раз получилось наоборот, он не застиг даже никакого мелькания тени. Тишина, никаких шевелений, даже ни ветерка. Ваня внимательно вглядывался в ночной подлунный полумрак. Как вдруг он вздрогнул от звука выскочившего с лязгом из кольца крюка. Дверь приоткрылась. Зрачки глаз мальчика в ожидании стали расширяться. И тут усилили свой бой часы, мерно пробив шесть часов утра. Дверь закрылась. Ваня очнулся от оцепенения и на волне откуда-то взявшейся храбрости, вооружённый кочергой бросился в атаку. Он выскочил на крыльцо, резко открыв дверь плечом, оставалось ещё закричать «ура». На крыльце он осмотрелся. Кругом стояла утренняя свежесть, лучи раннего солнца стали просачиваться сквозь верхушки деревьев. Тишина, покой, птичий щебет.
Ваня понял, что никакой опасности больше нет. Он быстро успокоился, вдыхая свежесть утренней красоты и безмятежности. Тут он вспомнил о вороне, о том, как она странно каркала, а потом с крыши что-то свалилось. Он побежал за дом, под окошком посмотреть. И чуть не наступил на ворону, она лежала с закрытыми глазами, поджав лапки. Сердце мальчика сжалось от жалости: «Эх, воронушка, что она с тобой сделала эта тень. Ну тень, теперь я с тобой разберусь.» Он осторожно поднял бесчувственную ворону. Надо было её похоронить. Закапывать не хотелось. Мальчик нашёл приметный куст, соорудил гнёздышко, положил в неё свою подругу и прикрыл ветками. Лишь после этого он сам ощутил тяжёлую усталость и уснул не раздеваясь.
* * *
Марья Николаевна что-то забеспокоилась. Сны какие-то лесные стала видеть и про Ваню вспоминает. Всё охала:
– Ох, что-то неладное у меня на душе. Не приключилось ли что с Ваняткой. Он же такой озорной, вечно в какую-нибудь историю попадёт.
– Да не бойсь, – успокаивал её Пётр Петрович, – дед-то надёжный.
А самому тоже передалось тревожное беспокойство от его жены, и он ходил из комнаты на кухню и обратно, мял папиросу, долго и основательно готовил её, затем выходил на лестничную площадку и курил.
– Слышь, Петруша, может письмо отнесёшь, пусть вертается Ванятка-то, довольно ему уж там.
Но Пётр Петрович не любил лишних, как он считал, женских хлопот и поэтому возражал:
– Угомонись, Марья, угомонись. Что ты сразу будоражишься?! Вот увидишь, всё будет как надо.
Как бы ни было, у Петра Петровича в качестве успокаивающего кредо в ходу всегда была эта фраза «всё будет, как надо». Но в этом и заключается сила его кредо – знать не обязательно, важно верить, что будет как надо. Жена чувствовала силу и справедливость этой веры и никогда не спорила с мужем. Ведь даже если что-то складывалось не так, то фраза всегда была устремлена в будущее, в котором всё будет, «как надо». С эти было трудно спорить.
* * *
Дед опять уходил надолго, он так и не спросил мальчика о вороне, исчезновения которой он не мог не заметить. А сам Ванюша был подавлен жалостью и чувством вины за произошедшее. Ведь это он уговорил ворону создать побольше шуму. Мог ли он знать, чем это обернётся?! Молчаливый дед, похоже, всё понимал, он лишь пристально посмотрел на Ванюшу каким-то особым тёплым взглядом, сочувственно и ушёл. Но почему он тогда уходил? Если всё понимал, то почему оставлял Ваню одного наедине со страшной тенью, наедине со страхом? Конечно если бы дед не ушёл, то и бояться было бы нечего, но тогда и тень не пришла бы. Ваня смутно понимал, что должен победить тень сам, иначе она всегда будет преследовать его. Он вдруг понял, почему в окрýге пропадали дети. Ведь лес рядом. Эта тень забирала их. Значит он должен победить тень, чтобы защитить других малышей, за которых он всегда заступался. Вот что значит быть по-настоящему сильным и храбрым. Это значит пересилить свой страх и сражаться до победы. А пререкаться с учителями, грубить им, насмехаться над одноклассниками, устанавливая свою власть, всё это только показуха. Это всё тот же спрятанный страх. А здесь в лесном одиночестве его некуда прятать и не на ком утверждаться. Вот и ворону, свою новую подругу подвёл, потому что сам испугался вступить в открытый бой.
Такие мысли укрепили мальчика, он обрёл ещё бòльшую решимость. Теперь отступать было некуда. Даже пришло доселе неведанное необычное спокойствие, как перед последним боем, когда приходится сказать себе: «Вперёд и будь что будет!»
Когда часы пробили полночь и появились огоньки на окошке, Ваня даже поприветствовал их: «Ага, привет, ну что начнём!» Вооружённый кочергой он спокойно, почти открыто подошёл к окну и отчётливо увидел убегающий силуэт тени. Он сильно разволновался. Человек это или не человек? Кто это? Он ничего подобного не видел. Силуэт походил на какого-то сказочного духа.
– Этого ещё не хватало! Кто-то меня явно дурачит. – Подумал Ваня, в духов он не верил, считал, что они только в сказках, чтобы детей пугать.
В этот момент дверь подёргалась, затем зашевелился крюк сам по себе. Ване стало не по себе от такого нахальства. Этого он никак понять не мог и ещё больше обозлился на неведомого фокусника. Ведь всё непонятное после страха вызывает злобу, хочется отыграться, чтобы скрыть свой страх. Ваня ринулся к двери, сам сбросил крюк и ногой открыл дверь. Им владело смешанное чувство, но прежнего безотчётного страха уже не было. Он выскочил на крыльцо. В 20-ти шагах от него быстро убегал к кустарнику тёмно-синий силуэт. Даже не убегал, а плыл по воздуху. Это была ведьма. Длинные лохматые волосы развевались по ветру, которого не было в ночной тиши, по крайней мере совершенно не ощущалось. Полупрозрачное тело, переходящее в развивающуюся внизу одежду, похожую на накинутую мантию, уплывало в кусты. Ваня смотрел как заворожённый. Он ещё не успел как следует испугаться, поскольку всё ещё не мог понять, не мог до конца поверить в происходящее. Ведьма никак не укладывалась в его голове. Из-за избушки почти неслышными шагами выбежала собака. Откуда собака? Нет, это не собака, – волк. Он остановился и уставился на Ваню своими зелёными глазами. Волк не был страшнее ведьмы, но Ваня не знал, что с ним делать. Его сознание ухватилось за спасительное и привычное представление о собаке, и Ваня почти бессознательно, машинально указал рукой в сторону кустарника и отдал команду:
– Фас. Взять. Взять её! Фас!
Вдруг волк оскалил зубы, зарычал и, подчинившись команде, устремился за ведьмой. Вот он исчез в кустах. С замиранием Ваня ожидал, что же будет. Из кустов что-то выскочило и стало двигаться навстречу мальчику.
Ваня шире раскрыл глаза, ужас овладел им, пройдя холодной дрожью по коже. Это бежал заблеявший неправдоподобно воздушно-белый барашек. И это всё, что осталось от волка?! Барашек бежал и блеял, будто жаловался:
– Что ты со мной сделал?
Ваня затрясся от ужаса, до него наконец дошло, что всё происходит по-настоящему. Всё. Ведьма, волк, барашек – всё настоящее. Он услышал стук своих зубов и бросился в избушку. Судорожно закрыл дверь на крюк. В голове гудело, он перестал что-либо соображать. Был один только страх, сильный концентрированный страх, доходящий внутри до парализующего чувства ужаса. Было явное ощущение, что даже волосы на голове встали дыбом. Ваня замер в ожидании, занося над головой кочергу для удара. Дверь подёргалась. Затем зашевелился крюк.
– Ну, сейчас… – пронеслось в голове у Вани. Но дальше ничего не последовало. Попытки открыть дверь прекратились и всё стихло. Ваня вслушивался в тишину, ожидая новых действий. Но произошло то, чего мальчик никак не ожидал. С сильным шумом от мощного порыва ветра распахнулись створки окна, и в него подобно дыму вошёл тёмно-синий силуэт ведьмы. Она плавно приближалась. Огненно-красные глаза прожигали ужасом насквозь и заставляли столбенеть каждого. Этим ужасом она парализовала свою жертву. Ваня замер, не в силах и шевельнуться. Ведьма протянула свои синюшные неправдоподобно длинные руки со звериными когтями на пальцах. Её жуткая образина с крючковатым щербатым носом выражала злорадную улыбку, обнажавшую жёлтые клыки. Когтистые руки впились мальчику в горло. Он задрожал. От дыхания ведьмы веяло мертвечиной. Ваня стал задыхаться.
– Неужели это всё? Конец? – Он в одно мгновенье вспомнил свою жизнь: радостную, весёлую, беззаботную, легкомысленную и оттого гладкую, но и беспокойную, не приносящую удовлетворения. Вспомнил друзей, которых ему нравилось подавлять своей властью, учителей, которых обманывал, грубил им, потому что боялся унижения. Боялся потерять авторитет и власть, завоёванное положение. Боялся, что будет обнажён и разоблачён, что вдруг окажется никем, во всяком случае не тем, кого из себя мнит. Вспомнил родителей, к которым он относился достаточно безразлично, как к приложению к его непонятной, уже далеко не детской, но ещё не взрослой жизни. И вот теперь он никто, потому что раздавлен ужасом и умирает в полном бессилии. Неужели он так и жил никем. Тогда почему и зачем он жил? Тогда кем-то он всё-таки должен быть?! Кто же он?!