– Вот это бриллиант!
– Самой не верится! – просияла Сара, шевеля пальцами.
По дороге домой мы болтали без умолку. Я боялась напряженных пауз, однако все шло по-прежнему, словно я никуда и не уезжала.
– Расскажи мне про Кабби, – попросила Сара, держа одну руку на руле, а другой сжимая мое колено.
– Мы познакомились в Непале. Он из Норвегии. Боже, Сара, он такой красивый!.. Прекраснее мужчины я не встречала. Светлые волосы, густые и длинные, и величественный прямой нос идеальной формы.
– Значит, хорошая наследственность.
– Будем надеяться! Правда, мы были вместе всего три дня, пока жили на ферме. Потом он отправился на север, а я держала путь на юг.
– Как ты могла его упустить?
– Я только через пару месяцев начала подозревать, что беременна. Мы не обменялись ни номерами телефонов, ни адресами. Я вернулась на ферму, оставила объявления… Тщетно.
Я жутко переживала из-за Кабби, который так и не узнает, что будет отцом. В итоге пришлось смириться с тем, что найти его не удалось. Положив руки на слегка округлившийся живот, я пообещала своему малышу, что восполню этот пробел и посвящу ему или ей всю свою жизнь.
Мы остановились у дома, где Сара теперь жила с Ником. Она заглушила двигатель и крепко сжала мою ладонь.
– Ты не против? Насчет нас с Ником.
– Я тебе уже тысячу раз…
– Знаю. Все равно посмотри мне в глаза и скажи. Не по телефону, не в письме. Лицом к лицу. Ты не против?
Я сняла с Сары очки и, глядя подруге прямо в глаза, ответила:
– Не против. – Она облегченно выдохнула. – К тому же поздновато давать задний ход, – добавила я, показывая на ее живот.
Сара с самого начала все мне рассказывала про Ника. Когда я звонила из хостела на Гоа, она сообщила, что они по пьяни целовались в пабе. Потом я двинулась на север, в горы, а Сара доложила об очередном поцелуе с Ником. «Кажется, я на него запала. Ты не против, Айла?» За тысячи километров от дома, среди рисовых полей и в ночных автобусах, где я дремала на плече у едва знакомых попутчиков, отношения с Ником были лишь приятным воспоминанием, я ничуть не переживала, поэтому искренне ответила: «Я за вас рада».
В следующий раз мы созвонились три или четыре месяца спустя, и к тому времени Ник уже сделал ей предложение. «Расстелил на пляже коврик, открыл корзину для пикника, а там кольцо!.. Мы обручены».
«Обручены». Это слово выбило из меня дух. С трудом взяв себя в руки, я улыбнулась и поздравила подругу.
Солнце пригревало спину, в животе толкался ребенок. Я была на седьмом месяце.
Работа завершена – я руками выкопала в песке две большие ямы.
– Готово! – крикнула я Саре.
Она шла в мою сторону с кувшином сока и миской клубники. Ее живот аккуратно выпирал вперед, словно обволакивая надувной мяч. Я же раздалась в бедрах, поэтому все говорили, что у меня наверняка будет девочка.
Я застелила ямы пляжными полотенцами.
Сара поставила поднос, встала на колени, а затем вытянулась вперед, и ее живот скрылся в идеально подходящей ямке.
– Господи, я буду вечно тебе благодарна…
Я устроилась рядом, точно так же опустив живот в песок. Я уже и забыла, когда последний раз лежала не на спине и не на боку. Ночью мне приходилось обкладываться подушками: одну – между коленей, другую – под живот.
Мы долгое время лежали молча, просто наслаждаясь удобной позой. Я лениво выковыривала песчинки из-под ногтей, время от времени прямо под ребрами толкался ребенок.
Мы почти все время были на отмели. Родители Ника купили летний дом в Испании, а этот подарили Нику и Саре. Я по несколько часов в день подрабатывала официанткой, но все свободные дни проводила здесь.
В зеленых глазах Сары блестели золотистые крапинки, и от нее пахло клубникой.
– Айла Берри, ты гений. Как хорошо, что ты вернулась.
Я с улыбкой сжала ее ладонь. Услышав голос Ника, мы обе подняли головы.
– Не видели двух беременных женщин? Они пошли в эту сторону.
– Не-а. Такие не проходили, – ответила я.
– Не загораживай солнце, – сказала Сара.
Ник отошел, снял футболку и задумчиво глянул на море – не искупаться ли? Затем, видимо, передумал и, похлопав себя по животу, попросил:
– А мне такую яму выкопаете?
Тогда я верила, что все получится. Мы будем лучшими друзьями: Сара, Ник и я.
Может, так и вышло бы, останься в моей жизни Сэмюэль. Вместе с Марли. Без них в сердце появилось слишком много места для Сары и Ника, вот равновесие и нарушилось.
А может, моей вины тут и нет.
Может, это Сара во всем виновата.
Глава 10
Сара
День второй, 11:45
Проводив полицейских, я выхожу на террасу. Кричит парящая в небе чайка, высматривая добычу внимательным взглядом.
– Прогуляемся? – доносится голос Ника.
Я киваю. Уже нет сил просто сидеть и ждать.
Мы идем мимо домика Джо и Бинкс. Бинкс дремлет в шезлонге с приоткрытым ртом. Джо щурится, глядя на кроссворд, который держит на расстоянии вытянутой руки. Эта привычная сцена сбивает с толку – все равно что выйти в ярко освещенное фойе из темного кинозала.
– Привет соседям! – оживленно кричит Джо.
Услышав наши голоса, Бинкс просыпается, трогает уголки рта.
– Сара, Ник, привет.
Бинкс терпеть не может, когда ее застают спящей днем, ведь в свои семьдесят семь она живет активной жизнью: сплавляется на байдарках с внуками и каждое утро несколько раз проплывает от одного края залива до другого.
Ник подходит к их террасе – сейчас расскажет про Джейкоба.
– Наверное, вы видели полицейских у нашего дома… Дело в том, что Джейкоб исчез.
– Как так? – резко привстает Джо. – Давно?
– С вечера воскресенья. От друзей ушел, а домой так и не вернулся.
Джо и Бинкс с задумчивым видом подсчитывают, сколько времени прошло с момента исчезновения Джейкоба, ведь сейчас уже утро вторника. Джо встает, похрустывая коленями, и кладет руку на перила.
– И что полиция?
Я пожимаю плечами.
– Говорят, большинство пропавших в итоге возвращаются сами.
– Они наведут справки, – добавляет Ник. – Последний раз вы тоже видели Джейкоба в воскресенье вечером, так?
– В воскресенье? – переспрашивает Бинкс, глянув на супруга. – Когда вы устроили барбекю на пляже? Помню-помню, мы еще подумали, как здорово, что Айла приехала. Тем более, годовщина.
Вот оно. Годовщина. В беседе с полицейскими мы с Ником умолчали о ней, ведь наверняка это просто совпадение.
Тот день не забыть, ведь случившееся потрясло всех старожилов отмели.
– Позднее мы Джейкоба не видели, – подтверждает Джо. – Но он вернется, я не сомневаюсь.
– Мы можем вам чем-то помочь? – спрашивает Бинкс.
– Спасибо, полиция уже взялась за дело, – отвечаю я спокойно, хотя у самой жутко трясутся спрятанные в карманы руки – хорошо, что этого никто не видит.
Отмель заканчивается лесистым мысом. Мы идем по извилистой тропинке, скорее даже по лесенке, по ступеням в земле, на которую падает тень от стройных деревьев, папоротников и зарослей ежевики. Я считаю ступени. Цифры всегда меня успокаивают. Когда голову наполняют беспокойные мысли, я начинаю считать: плитки в ванной, кирпичи в стене, цветочки на узорчатой юбке.
Девяносто восемь.
К вершине начинают побаливать мышцы. Открывается чудесный вид на молчаливую бухту под свинцовым небом, лишь на горизонте еще мелькают солнечные лучи. Влажный воздух давит на грудь, нависая тяжелой пеленой; становится тихо. Ветер не колышет сиреневые стебли вереска. Утесники и папоротники источают густой аромат. Отсюда домики на пляже кажутся игрушечными. Может, в одном из них – или где-то в лесу – скрывается Джейкоб?
Я возлагала огромные надежды на это лето: представляла, как по вечерам мы всей семьей будем играть в карты при свечах или радостно смеяться за барбекю. Кожа Ника станет загорелой, из его глаз наконец-то исчезнет страдальческое выражение. Я верила, что пляжный дом решит все наши проблемы. Трудно было объяснить любопытным мамам однокурсников Джейкоба, почему мы хотим провести лето в доме на отмели, где все зависит от непостоянной британской погоды. С одной стороны, я чувствую себя невероятно свободной, когда снимаю обувь и зарываюсь пальцами ног в песок, с другой же – я ненавижу готовить на двухконфорочной плите и вытряхивать песчинки из кровати. Однако мы возвращаемся сюда каждое лето, потому что домик помогает сплотить нашу семью. В тесном пространстве негде спрятаться, Джейкоб не уходит к себе в комнату, где его вниманием обычно сразу завладевает телевизор. На какое-то время мы выпадаем из суматохи обычной жизни и отдаемся на волю погоды и прилива.
Первые выходные на пляже прошли замечательно. Джейкоб был в отличном настроении – наверное, потому что в ближайшие два месяца мог не думать об учебе. Я много плавала и с радостью обнаружила, что нахожусь не в такой уж плохой форме. Я собиралась выйти на берег, когда увидела, что мне навстречу бежит Джейкоб в плавательных шортах.
– Мама зашла в воду, ну надо же! – радостно засмеялся он. Солнце освещало его лицо. – Поплаваем?
Я уже замерзла, но Джейкоб нечасто выражал желание побыть вместе, и я согласилась.
Он с разбегу прыгнул в воду, а я нырнула на дно и неуклюже изобразила стойку на руках, покачивая ногами в воздухе.
Джейкоба рассмешила моя неудачная попытка. Я улыбнулась, сжав зубы, а потом прыснула водой ему в лицо – я любила так подшучивать над сыном, когда он был маленьким. Он тоже стал плескать в мою сторону, а потом бросился вперед и повалил меня, утягивая под воду.
Прыжок оказался неожиданно сильным и мощным. В нос и рот залилась соленая вода. Я стала вырываться.
Джейкоб удерживал меня всего несколько секунд; наконец, выплыв на поверхность, я стала жадно вдыхать воздух. Волосы прилипли к лицу.
Он отпрянул и перестал смеяться.
– Мам, ты как? Прости, я не хотел…
Я бы ответила: «Ничего страшного», но никак не могла отдышаться.
Мы стояли на мелководье, глядя друг на друга, и Джейкоб вдруг молча пошел к берегу.
– Джейкоб! – крикнула я ему вслед. – Не уходи! Все в порядке…
Он, не оборачиваясь, побежал в дом.
Пока я дошла, Джейкоба уже и след простыл: остались только мокрые следы на полу и полотенце на террасе.
– Думаешь, надо было рассказать про годовщину? – спрашивает Ник.
– По-моему, вряд ли это имеет значение. – Мой ответ звучит насквозь фальшиво.
– По Джейкобу, может, и не видно, но он все еще переживает, – говорит Ник.
Я вдруг вспоминаю, как Джейкоб и Марли сидели на пристани, свесив грязные ноги, и мерились пойманными крабами. «В этом двадцать три сантиметра. Смотри, какие клешни. Запросто перевернет лодку».
– Он винит себя. – Что-что? В жилах у меня застывает кровь. – Он наверняка о нем часто думает. Марли был частью его жизни. Много ты знаешь подростков, которые смотрят в бинокль на птиц? А для Джейкоба это единственное, что осталось от Марли.
– Ему было всего десять, – едва слышно возражаю я.
– Знаю. И все же не удивлюсь, если Джейкоб чувствует себя виноватым, ведь он спасся, а Марли нет. У переживших трагедию случается расстройство… как оно там по-научному называется?
– Синдром выжившего. – Я читала: симптомы включают тревожность, депрессию и чувство вины из-за того, что человек остался жив после некого страшного события, тогда как другие погибли. – Только я не замечала у Джейкоба никакой депрессивности или повышенного беспокойства.
– Как знать, Джейкоб ведь особо с нами не делится.
– Мы бы поняли.
– Он в последнее время не говорил с тобой о Марли? – Во рту пересыхает. Я качаю головой. – При мне Джейкоб давно его не упоминал. С другой стороны, я и сам не говорю про Марли, а стоило бы. Может, нам обоим надо больше о нем говорить, иначе будет казаться, будто мы что-то скрываем. Да, случилась ужасная трагедия, однако мы в силах сохранить память о Марли. – Я с трудом заставляю себя кивнуть.
– Надо позвонить Айле.
– Зачем? – удивляюсь я.
– Джейкоб с ней близок. – Его слова ужасно ранят меня, хоть и не должны. – Он и прежде доверялся Айле, – добавляет Ник. – Они часто обсуждали Марли.
Все верно. Иногда я боялась, что Джейкобу от этих бесед будет только хуже. Он делился каким-то воспоминанием о Марли, а для Айлы это был лучший подарок – от благодарности она вся сияла.
– Недавно Джейкоб рассказывал ей, как они с Марли нашли старую доску для серфинга, которую вынесло на берег.
– Они еще цитировали свой «Устав искателей», – вспоминаю я.
Ник улыбается.
– Ребята были так дружны!
Сердце сжимается. Неужели годовщина и правда связана с пропажей Джейкоба?
– Вдруг Айла нам как-то поможет, – говорит Ник. – Джейкоб мог сболтнуть при ней что-нибудь такое…
– Вряд ли у нее там ловит мобильный.
– Ловит-ловит.
Айла уже четыре года живет и работает в Чили. Изначально она поехала путешествовать по Патагонии и так влюбилась в эту страну, что в итоге стала учителем в международной школе. Когда она там, мы редко созваниваемся и уверяем себя, что расстояние нашей дружбе не помеха. Только вот мне легче, когда Айла в отъезде, и я не перестаю задаваться вопросом, чувствует ли она то же самое. Жарким летом на отмели мы становились близки как никогда, а с приходом осени забирали все из домиков, заколачивали на зиму окна и исчезали, каждая в собственной жизни – вот так в смене времен года отражались наши с Айлой отношения.
На этот раз я с нетерпением ждала ее отъезда.
– Так что, позвонишь ей? – спрашивает Ник.
Я вспоминаю все, что мы с Айлой наговорили друг другу перед расставанием, но при Нике не стану медлить, иначе он что-нибудь заподозрит. Я достаю телефон и поворачиваюсь спиной к ветру.
– Какая у нас разница с Чили? Может, там сейчас ночь?
– Даже не представляю. Не важно, Айла поймет.
Я киваю и нажимаю кнопку вызова.
Тишина, потом гудки.
Я гляжу на Ника, а он выжидающе смотрит на меня.
Другой рукой я зажимаю левое ухо, чтобы не слышать шум ветра, а сама мысленно повторяю: «Только не бери трубку».
Глава 11
Айла
На экране мобильного предостерегающе высвечивается имя Сары. Я прекрасно знаю, что она скажет. Удивительно, что не позвонила раньше.
В итоге звонок переключается на голосовую почту. Сара оставляет сообщение, но я не слушаю его и убираю телефон на комод. Не желаю слышать ее голос. Даже думать о ней не хочу, ведь сейчас я ушла мыслями в прекрасные воспоминания. Я с Марли. Моим прекрасным Марли, который сжимает мне палец крошечным кулачком. От него исходит запах молока. Мое солнце, моя радость, мой сын.
Лето 2000 года
Когда тело вновь сотрясло от схваток, я сосредоточилась на дыхании. Резко выдохнула, потом сделала глубокий вдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Ладони сжались в кулаки, на коже выступил соленый пот.
Схватки отступили, словно затихшие волны. Акушерка стала натягивать на меня темно-зеленые компрессионные чулки.
– Анестезиолог скоро придет, – сказала она.
Я кивнула, сжав губы.
В тот момент я мечтала лишь об одном – чтобы рядом была моя мама.
Роды длились уже сорок два часа, но голова ребенка застряла в родовых путях. С каждыми новыми схватками пульс у него становился все медленнее, и шансов выйти на свет естественным способом не осталось.
– Вы меня не бросите?
Акушерка крепко сжала мою руку.
– Я никуда не уйду, пока малыш не родится.
Тело снова наполнила боль.
В операционной было полно людей в медицинских халатах и масках. Плевать, что я представляла свои роды совсем иначе – в бассейне и под успокаивающую музыку. Лишь бы малыш родился здоровым и поскорее.
Наконец-то наступил долгожданный момент – обезболивающее подействовало. Спустя несколько секунд меня уже разрезали. Акушерка все время была рядом, как и обещала, и о чем-то со мной разговаривала. Хотя ниже пояса все онемело, я все равно почувствовала, что ребенок меня покинул – в теле появилась непривычная легкость. Отведя взгляд в угол, я прислушалась. Вот он, тонкий мяукающий крик.
Кто-то сказал:
– Мальчик.
Мне подали его, голенького и красного, с прилипшими к голове темными волосами. Когда я прижала к груди этот стиснутый комочек со сморщенными губками, меня переполнило чувство невероятной любви. Я поцеловала малыша и сквозь слезы искренне пообещала, что всегда буду любить его. Мой новорожденный – Марли – открыл глаза и посмотрел прямо на меня. В тот момент он был прекрасен. Просто идеален.
– Осторожнее, – сказал Ник, открывая дверь машины.
Я с трудом устроилась; каждое движение причиняло боль в области шрама от кесарева сечения.