Подул ветер. Меня окутало сыростью. В носу защекотало, и я несколько раз чихнул.
«Проклятье! Так и простыть недолго».
Я зажег фонарь, положил его на землю так, чтобы он освещал валун, и достал фотоаппарат.
Воздух был прозрачен и чист.
«Что ж, посмотрим», – подумал я и принялся нажимать на спусковой затвор. Сделав это с десяток раз, я переключился на режим просмотра.
Первые кадры меня не порадовали. Ничего сверхъестественного не наблюдалось. Из меня даже вырвался вздох разочарования. Я уже был близок к тому, чтобы признать свою миссию проваленной, а время – напрасно потерянным, как на одном из последних снимков вдруг отчетливо проявилось полупрозрачное белое пятно. Я замер. Что это? Дыма здесь нет. Тумана тоже. Пар изо рта я не выдыхал. Впрочем, на водяное испарение не похоже. Ведь края пара расплывчаты и как бы сливаются с окружающей средой. А здесь края имели четко выраженную границу. Это явно был какой-то сгусток, какая-то сфера, какая-то субстанция. А может, это просто отражение света? Вряд ли. Ведь поверхность камня не гладкая, не блестящая, а значит, к светоотражению не способна.
Я перешел на следующий кадр. Мое волнение усилилось. Пятно переместилось немного влево, словно в процессе съемки пролетало мимо объектива.
У меня к горлу подступил ком. Сердце бешено застучало. Выходит, старик был прав!
Раздавшийся неподалеку шорох заставил меня вздрогнуть и насторожиться. Звук исходил из кустов. Я схватил фонарь и направил свет в их сторону.
Несколько мгновений длилась тишина. Затем шорох повторился. В другое время и при других обстоятельствах он, может быть, пробудил бы во мне любопытство. Там вполне мог оказаться либо заяц, либо еж, либо еще какая-нибудь безобидная тварь. Но в тот момент мое сознание было настолько поглощено кажущейся близостью потустороннего мира, что я всецело проникся убеждением, будто в кустах мается чья-то неприкаянная душа.
Мною овладел ужас. Я сорвался с места и бросился обратно к клену. Взобравшись на него с быстротою кошки, я расположился на уже знакомой ветке и в страхе просидел на ней до самого рассвета…
Глава десятая
– Как там сегодня мой орел? Не опоздал?
– Ушел вовремя, – ответил я. – Без двадцати восемь.
Карпычев кивнул и уже было вознамерился выйти из будки, но тут его взгляд упал на стол.
– Что там у тебя?
Я покраснел. Рядом с монитором лежали снимки, сделанные мною в овраге.
– Да так, небольшое баловство, – махнул рукой я, всем своим видом показывая, что там ничего существенного.
Я быстро сгреб фотографии в кучу, намереваясь убрать их подальше от чужих глаз, но у хозяина взыграло любопытство.
– Погоди, – остановил меня он.
Известный актер подошел ко мне. Я обреченно протянул ему карточки. Карпычев принялся их рассматривать.
– Хм, – хмыкнул он; в его глазах вспыхнул интерес. – Голосов овраг?
– Да-а-а, – удивленно протянул я, не ожидав от него такой осведомленности.
– Кто снимал? Ты?
Я смущенно опустил голову и принялся теребить авторучку. Стоит ли ему в этом признаваться? Что он после этого обо мне подумает? Может, приплести какого-нибудь мнимого знакомого?
Хозяин внимательно посмотрел на меня.
– Ночью снимал? – снова спросил он.
– Ночью, – пробурчал я, поняв, что разоблачен.
Я вздохнул и, чтобы хоть как-то оправдаться, коротко поведал ему о том, как узнал про это таинственное место от своих родственников, как оно меня заинтересовало, как незнакомый дед подбил меня на ночное дежурство, как я на него решился и что в итоге получил.
– Утверждать, что это призрак, я, конечно, не берусь, – осторожно резюмировал я, указывая на снимки. – Но я готов поклясться, что в тот момент, когда я спускал затвор, ничего подобного передо мной не было.
Карпычев, в глазах которого на протяжении всего моего рассказа не проявилось ни капли осуждения, а напротив, светился живой блеск, положил фотографии обратно на стол и утвердительно произнес:
– Призрак. Или, говоря научным языком, энергетический сгусток. Душа. Признаков плотской принадлежности здесь не просматривается. Так что это не обязательно душа человека. Вполне вероятно, что это душа какого-нибудь животного. Подобных явлений я, в свое время, наблюдал достаточно. И на гораздо более профессиональной аппаратуре, чем твой фотоаппарат. Они для меня уже не в диковинку.
Мой рот непроизвольно открылся.
– Что, не ожидал? – усмехнулся известный актер, уловив мое изумление.
– Честно говоря, нет, – растерянно пробормотал я.
Хозяин отступил к кушетке и уселся на нее, закинув ногу на ногу.
– В молодости я довольно серьезно занимался изучением паранормальных явлений, – задумчиво проговорил он. – Нас таких было трое. Мы жили на одной улице, учились в одной школе, дружили. Правда, после получения аттестатов наши пути-дороги разошлись. Я подался в театральный, а мои приятели – в физико-технический. Но связи мы не теряли. Мы основали самодеятельное научное общество и все свое свободное время проводили за изучением различных аномалий. Мы много где побывали, много чего повидали. Если про все рассказывать – это займет слишком много времени. Но по Голосовому оврагу я тебе информацию дам. … Да чего ты стоишь, как солдат на параде? Присядь, расслабься.
Я плюхнулся на стул.
– Исследование любого аномального места следует начинать с замеров электромагнитного излучения. Это аксиома. Если оно в норме, силы лучше не тратить. Вряд ли здесь действительно происходит что-то необычное. А вот если нет, есть смысл покопаться. Результат по Голосовому оврагу нас ошеломил. Уровень электромагнитного излучения, зафиксированный в нем, превысил норму в двенадцать раз. А у камней и того больше – в двадцать семь раз.
Я изумленно присвистнул.
– Вот-вот, – оживился мой собеседник. – Примерно такая же реакция была и у меня. Кстати, во время замеров произошел весьма любопытный случай. Когда один из нас, Ваня Шестаков, работал в овраге со спектрографом, его вдруг что-то подбросило вверх. Он взлетел метра на два. Говорит, почувствовал сильный толчок, который исходил откуда-то из-под земли. Мы так и не смогли объяснить его природу. Как будто что-то невидимое отчаянно не хотело, чтобы мы проникли в здешние тайны. Мы, конечно, испугались, но работу не прекратили. Проанализировав все собранные данные, мы пришли к выводу, что по дну Голосова оврага проходит большой разлом платформы. Практика показывает, что именно в таких местах чаще всего и происходят необъяснимые законами современной науки вещи.
– Ворота в подземное царство? – пробормотал я, вспомнив фразу из прочитанной книги.
– Можно сказать и так, – кивнул Карпычев. – Кстати, а ты обратил внимание на ручей?
– Обратил, – ответил я.
– Вот тебе один интересный факт. Он никогда не замерзает. Даже в самые лютые морозы.
– Совсем не замерзает? Но почему?
Известный актер пожал плечами.
– Сие осталось нам неведомо.
– Может, химический состав воды какой-то особенный?
– Химический состав воды обычный. Единственное, что отличает эту воду от той, которая течет из-под крана – это более высокая плотность. Но это не причина незамерзания. Тут явно что-то другое. И еще один интересный факт. Ее температура стабильна в любое время года: и летом, и зимой, и осенью, и весной – четыре градуса по Цельсию. Не веришь – сходи, померяй.
– Интересно, – удивленно покачал головой я.
– Полностью разобраться во всех этих загадках мы тогда не смогли, – вздохнул хозяин. – Не хватило знаний. Многие неясности так и остались неясностями. Со временем мои друзья в них продвинулись. Но, правда, уже без меня. Мне это дело пришлось бросить.…
Дверь будки распахнулась.
– Ах, вот ты где! – раздался повелительный голос Катерины. Она переступила через порог и осуждающе посмотрела на мужа.
Лицо хозяина посуровело.
– Я занят, – холодно произнес он.
– Мне срочно…
– Я занят! – повысив голос, перебил ее Карпычев. – Выйди отсюда!
Катерина побагровела. Она явно не ожидала от супруга столь враждебного выпада, да еще в моем присутствии. Она растерянно посмотрела на него и открыла рот, видимо собираясь что-то сказать. Но на лице известного актера застыло такое неприкрытое недружелюбие, что она осеклась. Немного помявшись, Катерина вышла из будки, громко захлопнув за собой дверь.
Лицо Карпычева разгладилось.
– На чем я остановился? – как ни в чем не бывало, спросил он.
– На том, что вам это дело пришлось бросить, – подсказал я.
– Ах, да. Так вот. После первых ролей в кино, когда моя физиономия приобрела известность, меня вызвали в партком театра, в котором я тогда работал, и в жесткой форме потребовали прекратить заниматься всякой ерундой. Раньше ведь такие исследования не поощрялись. Все то, что не соответствовало марксистко-ленинскому учению о материализме, считалось откровенной чушью. Кто им только «настучал» – ума не приложу. И пригрозили, что если я не выполню это требование, то дальнейший путь в искусстве мне, как говорится, заказан. Я даже дословно помню гневную тираду секретаря парткома: «Советской культуре не нужны актеры, увлекающиеся всякими лженаучными теориями».
– И вы бросили?
– Бросил. А что мне еще оставалось? Ставить под удар карьеру в угоду сомнительному хобби? Друзья на меня были не в обиде. Я им все объяснил – они меня поняли, поддержали. Но после этого мы, естественно, разошлись. Я очень долго их не видел. И вот, много лет спустя, я случайно встретил их на одном из светских приемов. Мы вспомнили нашу молодость. И они мне рассказали, что по Голосовому оврагу сейчас имеются новые данные. И эти данные заставляют относиться ко всем происходящим в нем явлениям очень и очень серьезно. В частности, в нем обнаружены лептонные поля. Тебе известно, что это такое?
– Нет, – честно признался я.
– Это эдакая своеобразная цепь, состоящая из атомов энергии. И вот по этой цепи, как по конвейеру, движется мысль. Лептонное поле – это проводник телепатического общения, то-есть, общения на уровне мысли.
– Вы хотите сказать, что Голосов овраг – это живое существо? – вытаращил глаза я.
– Нет, – помотал головой Карпычев. – Сам овраг не может излучать лептонную энергию. Но это может делать что-то другое, существующее в нем и невидимое нашему глазу. Например, те же души, одну из которых тебе удалось заснять. Не исключено, что они таким образом общаются между собой. Одним словом, в Голосовом овраге обитает некий неведомый нам разум.
Хозяин пристально посмотрел на меня, словно оценивая эффект, который произвели его слова, и спросил:
– Ну как, сильно я тебя удивил?
– Сильно, – выдохнул я. – Даже очень сильно. Признаться, я не ожидал, что вы так хорошо в этом подкованы. А, если не секрет, что вас подвигло заинтересоваться аномалиями? Простое любопытство, или вам когда-то довелось столкнуться с чем-то необъяснимым?
– Второе, – ответил хозяин. – Я ведь местный. Коренной Коломенец. Я родился в селе Дьяково, которое стояло как раз рядом с оврагом, и до конца семидесятых проживал там. Сейчас этого села уже нет. Во время подготовки к московской Олимпиаде его пустили под бульдозер, а всех жителей переселили в многоэтажки. Так что истории, связанные с Голосовым оврагом, мне известны не понаслышке. Одна из них затронула нашу семью. Это случилось в мае 1936 года, незадолго до моего рождения. Мой дед, которого звали Митрофан Никитович, ушел вечером на работу. Он работал старшим мастером на хлебозаводе, и в тот день у него была ночная смена. Погода выдалась ужасной. Небо заволокло тучами. Землю окутал густой туман. Моросил дождь. Вот он ушел, и с тех пор его больше никто никогда не видел.
– Его путь лежал через овраг? – спросил я.
– Да, – кивнул Карпычев. – Он всегда ходил через него. Это была самая короткая дорога. Поиски результатов не дали. Был человек – и нет человека. Как сквозь землю провалился. Даже фотографии никакой не осталось. Я обращался в различные архивы, но отовсюду получил отказ. Мол, в войну все сгорело.
Известный актер замолк и задумчиво уставился перед собой.
– Да-а-а, – протянул я, чтобы как-то заполнить возникшую паузу.
Карпычев очнулся, поднял глаза, тяжело вздохнул и поднялся с кушетки.
– Ладно, – сказал он, – хватит об этом. Пойду, узнаю, что было надо этой особе.
И он вышел из будки, оставив меня во взбудораженном состоянии.
Ночью мне понадобилось выйти во двор.
Возвращаясь обратно в будку, я взялся за ручку двери и с ужасом почувствовал, что к ней прилип.
Клей!
Моя кровь вскипела. Хоть бы это поганое отродье кто-нибудь придушил!..
Глава одиннадцатая
Судя по повышенному вниманию, которое источал по отношению ко мне Баруздин на следующем разводе, Катерина не преминула сообщить ему о том, что Карпычев удостоил меня личной аудиенции.
– Жень, останься, – попросил он, когда инструктаж был завершен, и все поднялись с мест, чтобы отправиться к месту службы.
Я снова придвинул к себе стул.
– Ну как, освоился? – приветливо улыбнулся шеф.
– Немного освоился, – ответил я.
– Какие впечатления о работе? Нравится? Не жалеешь, что к нам пришел?
Я пожал плечами.
– Работа – это не развлечение. Нравится – не нравится, ее нужно выполнять.
– Золотые слова! – воскликнул Баруздин. – Все бы так рассуждали. Ну что ж, пока я тобой доволен. Будем считать, что испытательный срок ты выдержал. Да и хозяину ты, вроде, приглянулся. Обычно он с охранниками подолгу не беседует. А тебя, видишь, выделил. На чем, интересно, вы с ним сошлись?
– Да мы особо с ним не сходились, – возразил я. – Просто немного поговорили на одну интересующую нас тему, только и всего.
– Какую тему? Если, конечно, не секрет.
Я не посчитал, что наш разговор с Карпычевым содержит в себе тайну, и со спокойной душой передал Баруздину его суть. Впоследствии я неоднократно об этом сожалел. Не прояви я тогда беспечность, глядишь, все сложилось бы и по-другому. Но откуда мне было знать, что у него на уме?
– Ну и ну! – удивленно усмехнулся мой шеф. – Вот уж, никогда бы не подумал. Лично мне Геннадий Матвеевич никогда не говорил, что увлекается потусторонними мирами. Если он тебе в этом открылся, значит, он тебе доверяет. А как отношения с его домочадцами? Все нормально? Не сильно они тебе докучают?
– Все нормально, – сжав зубы, ответил я.
– Ну, давай. Успешного дежурства.
Я поднялся с места и вышел из «офиса».
Мое «все нормально» было, конечно, неправдой. С каждым днем запасов моего терпения становилось все меньше и меньше.
«Какой я, к черту, охранник? – мысленно возмущался я. – Я не охранник, а самая настоящая домработница, гувернантка! Если в Балашове узнают, чем я здесь занимаюсь, меня же засмеют».
Помой машину, почисти двор, полей клумбы, скоси траву, подстриги ветки на деревьях, сходи в магазин, развесь белье – это далеко не полный перечень распоряжений, которые я, волею Катерины, вынужден был исполнять.
Не переставал меня доставать своими идиотскими выходками и Радик. Он постоянно придумывал что-нибудь новое. Это утро было не исключением. Подойдя к калитке, я увидел прикрепленный к забору листок бумаги, на котором крупными буквами значилось: «Осторожно, злой охранник!». Ниже была нарисована карикатурная рожица, в которой без труда угадывались черты моего лица. Я в сердцах сорвал «объявление» и нажал на кнопку звонка.
– Га-га-га! – встретил меня заливистым хохотом Панченко. – Ну, что, видел?
– Видел, – проворчал я, выкидывая смятый листок в урну.
– Я специально его оставил, чтобы тебя позабавить.
– Позабавил, спасибо, – огрызнулся я.
– Ну до чего юморной пацан! Надо же такое придумать! – продолжал веселиться мой напарник. – Ты явно ему чем-то приглянулся. На нас с Мишкой он вообще никакого внимания не обращает.