Никогда.
И нельзя вновь подпускать его к себе. Билли это знал. Нельзя впускать в душу насилие и боязнь, позволять им себя отравить. Это разрушит любовь. Привнесет в нее испуг и постоянное беспокойство. Необходимость четко разграничивать личную жизнь и работу была ему предельно ясна, без такой дистанции он рискует потерять все. Сможет обнимать ее, крепко прижимать, но не делиться чувством. Оно слишком темное и бездонное, чтобы вводить его в их отношения. Придя домой, он будет долго не выпускать ее из объятий. Очень долго. Она спросит, почему. Он солжет. К сожалению. Но не захочет открывать ей правду. Билли развернулся, взял с письменного стола ноутбук и пошел вниз искать Ванью.
* * *
Высокий мужчина дал компьютеру команду распечатать все снимки, и принтер сразу ответил эффективным жужжанием. Пока снимки печатались – 10х15, на глянцевой фотобумаге, – мужчина создал новую папку для находящихся на экране фотографий, скопировал ее, зашел на защищенную паролем веб-страницу, идентифицировался как администратор и выложил туда папку. Страница имела ничего не говорящий адрес fygorh.se. Собственно, это была лишь случайно выбранная комбинация букв с единственной целью не попасть в приоритеты какой-нибудь поисковой системы. Если кто-нибудь, не имеющий к странице отношения, против ожидания все-таки до нее доберется, у него появится плохо отформатированный, почти нечитабельный текст на ярком, движущемся фоне. Тексты, спорадически менявшие шрифт и цвет, представляли собой выдержки из книг, государственных отчетов, диссертаций, других веб-страниц и чистой бессмыслицы, без абзацев и даже пробелов. При этом то тут, то там без всякой задней мысли возникали странные изображения и рисунки. Страница казалась цифровой версией тарабарщины, созданной человеком, не способным выбрать среди обилия возможностей и испробовавшим все сразу в одном и том же месте, такой, как иногда вывешивают на автобусных остановках и щитах электроуправления. Никто не мог сохранять концентрацию на этой странице особенно долго. Он в свое время запрашивал статистику посещений. Из 73 человек, по какой-то неведомой причине заходивших туда, дольше всех задержался тот, кто пробыл там 1 минуту и 26 секунд. Именно этого ему и хотелось. Никому не удавалось добраться до пятой страницы или заметить маленькую красную кнопочку посреди отрывка о принципах охраны зданий в муниципалитете Катринехольма. Если нажать на нее, то открывалась новая страница, запрашивавшая пароль и идентификатор пользователя. За ней обнаруживалась папка, которую он только что выложил. Папка имела ничего не говорящее название «3».
Принтер закончил работать. Мужчина взял распечатанное. Перелистал и подсчитал. Все 36. Достав большой зажим для бумаг, он соединил фотографии вместе за верхние края. Перешел к другой стороне комнаты, где на стене была прибита мазонитовая пластина, и повесил зажим с фотографиями на гвоздь в правом верхнем углу. Над гвоздем значилась цифра три, обведенная черным кружком. Он взглянул на верхние снимки, висевшие на гвоздях «1» и «2». Женщины. У себя в спальне. Полуобнаженные. Плачущие. До смерти перепуганные. Крайний слева зажим содержал только 34 фотографии. Две первые у него не получились. До действа. Поторопился. Отошел от ритуала. Он проклинал себя. Торжественно пообещал, что больше это не повторится. Уже вторая пачка была полной. Он снова взял аппарат и сфотографировал мазонитовую пластину с ее чудовищным содержимым. Первая фаза завершена. Положив камеру на письменный стол, он взял с пола возле двери черную спортивную сумку.
На кухню.
Мужчина поставил сумку на пустой кухонный стол, расстегнул молнию и извлек пластиковый пакетик с кусочком картона – упаковку от нейлоновых чулок, которыми он воспользовался. «Филипп Матиньон Ноблесс», 50 ден, песочно-коричневые.
Как обычно.
Как всегда.
Он открыл шкафчик под мойкой, бросил туда упаковку и закрыл дверцу. Вернулся к сумке, достал нож в пластикатовом пакете, вынул его, положил в раковину, а окровавленный пакет опять бросил в шкафчик под мойкой. Закрыв дверцу, он открыл кран. На широкое лезвие полилась теплая вода. Присохшая кровь начала отставать от металла и, слегка завихряясь влево, потекла в сток. Он взял нож за рукоятку и перевернул. Когда кровь перестала стекать сама по себе, он, чтобы счистить остатки, прибег к помощи щетки и средства для мытья посуды. Затем тщательно вытер свое оружие и положил обратно в сумку. Выдвинул третий сверху ящик стоящего возле плиты пенала и достал рулон трехлитровых пакетов для замораживания продуктов. Оторвал один пакет, вернул рулон на место, задвинул ящик и положил пакет в сумку рядом с ножом. После этого мужчина покинул кухню.
* * *
Обойдя вокруг дома, Билли нашел Ванью на газоне. Она стояла спиной к террасе и панорамным окнам. Перед ней простирался тщательно подстриженный газон, завершавшийся двумя цветущими клумбами. Билли никаких названий растений не знал и предполагал, что внимание Ваньи привлекли тоже не роскошные цветы.
– Как дела?
Ванья вздрогнула. Она не слышала, как он подошел.
– Здесь он визитной карточки не оставил, если ты это имеешь в виду.
– Ну ладно… – Билли немного отступил назад.
Ванья сообразила, что ответила необычно резко. Возможно, вопрос коллеги даже не касался работы. Он знал ее. Знал хорошо. Знал, насколько она ненавидит этот тип преступлений. Не из-за крови и сексуального насилия. Она видала и похуже. Но жертва – женщина.
Убита.
Дома.
Женщин не должны насиловать и убивать у них дома. Они и так повсюду непрерывно подвергаются опасности. Им лучше переодеваться перед тем, как отправиться из ресторана домой. Им надо избегать подземных переходов, парков и безлюдных дорог. Не ходить в наушниках, слушая музыку с айпода. Их свобода передвижения ограничена, их возможности ограничены. Хотя бы в собственном доме они должны чувствовать себя спокойно.
Расслабленно.
Надежно.
– Я обнаружила вот это, – сказала Ванья, разворачиваясь и направляясь обратно к террасе.
Билли пошел следом. Они поднялись на обработанный пропиткой деревянный пол, миновали плетеные кресла и стол с опущенным зеленым зонтом в центре, показавшимися Билли более подходящими для уличного кафе, чем для террасы, и подошли к двум белым деревянным шезлонгам, в которых хозяева, возможно, сидели в лучах вечернего солнца каждый со своим бокалом в руке.
– Там, – Ванья указала на крайнее окно слева.
Билли посмотрел. За окном виднелась бóльшая часть первого этажа. Он увидел Торкеля, разговаривающего с Рикардом Гранлундом, и криминалистов, которые изучали оставшуюся часть дома, но едва ли Ванья хотела показать ему именно это.
– Что это такое? – спросил он.
– Там, – повторила она, указывая на этот раз более определенно.
И тут он увидел. В принципе прямо перед глазами. Отпечатки на оконном стекле – один почти четырехугольный, в несколько квадратных сантиметров, а пониже небольшая точка. С двух сторон от них имелись два отпечатка в форме полумесяца – левый чуть изогнут вправо, а правый – влево, точно скобки вокруг двух других отметин. Билли сразу понял, что это. Кто-то – вероятно, убийца – смотрел через окно, прислонившись лбом и носом к стеклу и загораживая по бокам солнце согнутыми ладонями, и в результате оставил на стекле кожный жир.
– Он высокий, – отметил Билли, наклоняясь вперед. – Выше меня.
– Если их оставил он, – Ванья кивнула на отпечатки на стекле, – это означает, что он просматривался из тех домов. – Она показала в сторону соседних домов за клумбами. – Кто-нибудь мог его видеть.
Билли засомневался. Посреди буднего дня, в июле. Из вилл вокруг, похоже, все уехали в отпуск. Когда прибыла полиция, на улице собралось крайне мало любопытных или обнаруживших необходимость срочно что-то сделать в саду. Это один из тех районов, что более или менее пустеют летом. У жителей имеются средства и время для того, чтобы поехать на дачу, отправиться куда-нибудь на яхте или за границу. Знал ли об этом преступник? Рассчитывал ли на это?
Вероятно.
Разумеется, они обойдут соседей. Многих. Если убийцу впустили в дом, как полагал Билли, он, наверное, подошел к главному входу. Стучаться в дверь террасы более пугающе и необычно, и шанс попасть внутрь значительно меньше. Значит, он прошел через сад. Прямо на виду. Насколько они знали, аналогично он поступал и в двух предыдущих случаях, но им это не помогло. Никто ничего или никого не видел. Ни машины, ни человека, странно себя ведшего, никто не спрашивал дорогу, не крался, не ехал на велосипеде, не доставлял сообщений.
Ничего и никого.
По соседству все было так, как всегда, с одним маленьким исключением – там жестоко убили женщину.
– Торкель хочет, чтобы мы поехали обратно, – сказал Билли. – Если повезет, мы найдем что-нибудь общее.
– Похоже, нам необходима удача. Он набирает скорость.
Билли кивнул. Между первым и вторым убийствами прошло три недели. Между вторым и третьим всего восемь дней. Они вместе двинулись через зеленый, почти как для гольфа, газон, который, невзирая на продолжительную засуху и жару, не имел ни единого желтого пятнышка. Ванья посмотрела на коллегу, шагавшего рядом в темно-синем худи, с ноутбуком в руке.
– Извини, если я вначале говорила сердито.
– Ничего страшного, ты же была рассержена.
Ванья улыбнулась про себя.
Как все-таки с Билли легко работать.
* * *
Спальня.
Высокий мужчина прошел с сумкой в руке прямо к комоду, стоявшему у стены с окном. Поставив сумку на комод, он выдвинул верхний ящик. Достал с правой стороны тщательно сложенную ночную рубашку и сунул ее в сумку. Вынул слева пакет с чулками «Филипп Матиньон Ноблесс», 50 ден, песочно-коричневые, и тоже отправил его в черную спортивную сумку. Застегнув молнию, он уложил сумку в пространство между остальной одеждой. Поместилась она идеально.
Разумеется.
Он задвинул ящик.
Снова на кухню.
Из кладовки с принадлежностями для уборки он достал тщательно свернутый бумажный пакет и, разворачивая его, подошел к холодильнику. На дверце холодильника стояли бутылка лимонада – 0,33, стеклянная, – и пачка печенья «Мария». В прозрачном ящике, в самом низу, лежали бананы. Мужчина взял две штуки и положил их в бумажный пакет вместе с лимонадом, печеньем и шоколадными вафлями с верхней полки. Открыв в третий раз дверцу шкафчика под мойкой, он достал пустую пластиковую бутылку, когда-то содержавшую раствор гипохлорита натрия. Опуская бутылку в бумажный пакет, он почувствовал запах дезинфицирующего средства. Пакет он поставил в прихожей, справа от входной двери.
Он обернулся и обвел взглядом квартиру. Тихо. Впервые за несколько часов. Ритуал выполнен. Он все закончил. И готов.
Для следующей.
Для четвертой.
Теперь надо только ждать.
* * *
В начале первого ночи Ванья зашла в комнату, которую они никогда не называли иначе, как «Комната». В центре, на серовато-зеленом ковровом покрытии, овальный конференц-стол, вокруг которого расставлены шесть стульев. Посреди стола – совершенно пустого, если не считать нескольких бутылок минеральной воды и четырех стаканов, – панель управления для групповых бесед, видеоконференций и проектора на потолке. Никаких стеклянных стен, отделяющих Комнату от остальных помещений отдела. Полная изоляция от посторонних глаз. На одной из длинных стен висит белая доска, на которую Билли аккуратно вывешивает все, имеющее отношение к делу, над которым они в данный момент работают. Когда Ванья вошла, села на один из стульев и положила перед собой на стол три папки, Билли как раз прикреплял фотографию Катарины Гранлунд.
– Что ты собирался делать сегодня вечером? – спросила Ванья.
Билли слегка удивился ее вопросу. Он ожидал, что она спросит о деле. Нашел ли он связь между тремя убитыми женщинами. Продвинулись ли они куда-нибудь. Не то чтобы Ванья не проявляла интереса к коллегам, но из всех знакомых Билли полицейских она была самой сконцентрированной и обычно во время работы редко просто болтала или разговаривала на личные темы.
– Я был в Парк-театре, – ответил Билли, усаживаясь. – Но мне пришлось уйти сразу после антракта.
– Ты же вроде не ходишь в театры?
Что правда, то правда. Билли неоднократно, когда они разговаривали не о работе, отзывался о театре как о «мертвой форме искусства» и утверждал, что так же, как мы с появлением автомобиля отказались от конных экипажей, театру следовало бы тихо и достойно отойти в мир иной с рождением кино.
– Я познакомился с девушкой, и ей хотелось пойти.
Ванья улыбнулась – конечно, дело в девушке.
– Что же она сказала, когда ты сбежал?
– Не знаю, поверила ли она мне. Ей уже во время первого действия пришлось меня разок будить… А ты, что делала ты?
– Ничего, сидела дома и читала о Хинде.
Это привело их к причине, по которой они сидят в довольно пустом здании на острове Кунгсхольмен[6], когда уже начались новые сутки.
Минут сорок пять спустя им пришлось признать, что они ни на йоту ни к чему не приблизились. Между тремя жертвами не было ничего общего. Разный возраст, двое замужем, одна разведена, дети только у одной, выросли все в разных местах, в одной школе не учились, работали в разных сферах, в одних обществах и организациях не состояли, общих хобби не имели, их мужья и бывшие мужья, на первый взгляд, никак связаны не были, в друзьях друг у друга в «Фейсбуке» или в других социальных сетях они вроде бы не значились.
Они не знали друг друга.
Не имели ничего общего.
Во всяком случае, ничего такого, что Билли с Ваньей смогли бы обнаружить. Билли разочарованно закрыл компьютер и устало откинулся на спинку стула. Ванья встала и подошла к доске. Принялась разглядывать фотографии трех женщин. Живые – на одном снимке каждая, мертвые – на нескольких. С правого края еще имелась вертикальная колонка фотографий девяностых годов. Ужасающе похожих на новые снимки.
– Он копирует их абсолютно точно.
– Да, я размышлял над этим, как это возможно? – Билли встал и подошел к ней. – Думаешь, они знают друг друга?
– Вовсе не обязательно, старые фотографии ведь публиковались.
– Где? – удивленно спросил Билли.
Ему трудно было себе представить, какая газета могла решиться напечатать эти жуткие фотографии, а Интернет в 1996 году еще вовсе не был таким безграничным источником информации, как сегодня.
– В частности, в двух книгах Себастиана, – продолжила Ванья, повернувшись к нему. – Ты их читал?
– Нет.
– А следовало бы. Они действительно хорошие.
Билли не ответил, лишь кивнул. Учитывая отношение Ваньи к Себастиану, из положительного она, наверное, могла о нем сказать только это. Билли засомневался, стоит ли спрашивать – час уже очень поздний, а Ванья этим вечером уже проявляла признаки раздраженности, но тут он услышал, как произнес:
– Думаешь, мы будем его подключать?
– Себастиана?
– Да.
– Очень надеюсь, что нет.
Ванья вернулась на место, собрала принесенные папки и направилась к двери.
– Зато посетить Хинде в «Лёвхаге» нам придется. Я подумала, что мы с тобой можем съездить туда вдвоем. – Она открыла дверь и остановилась. – До завтра! Ты позвонишь Торкелю и расскажешь, как мало мы нашли?
Не дожидаясь ответа, она ушла, оставив Билли в одиночестве. Значит, ему придется звонить и сообщать плохие новости. Как обычно. Он взглянул на часы. Почти час ночи. Билли со вздохом достал мобильный телефон.