Современные средства транспорта окончательно сделали Землю маленькой, и продолжают делать ее все меньше. За двадцать лет то, что было «далеко» стало «близко». Сегодня иметь дом в Хакасии – то же самое что двадцать лет назад иметь его в сотне километров от Красноярска. Абакан – это близко.
Видим, но не понимаем
Не раз обсуждали с Тимуром проблему – мы часто фиксируем что-то… Мы точно знаем, что «это» существует в реальности. Но мы не знаем и не понимаем что это такое. Не в состоянии объяснить.
Вот подходим к озеру Белё, спускаемся по склону. До ровной, как зеркало, воды, диаметром около трёх км, порядка двухсот метров, и спуск – метров тридцать.
– Смотрите! – Протягивает руку Тимур.
Мы все трое ясно видим – под самым берегом вздымаются волны. Высокие для озера – в полметра-метр. При полном безветрии встают волны, опадают, идут кругами, уходят и гаснут, понижаются… Что это?!
– Местная Несси… ― Говорю я, с полным пониманием – никакой «неси» в озере Белё нет и быть не может.
– Интерференция – наложение волн? – Предполагает Тимур. Тон удивленный, потому что никакого наложения волн нет и быть не может. Ни ветерка. В озере на воде ничего и никого.
Волнение гаснет, пока спускаемся, исчезает полностью. Легкая рябь тоже рассеивается. Входим в воду, где вообще ничего нет, совершенно. Влад, сын Тимура, что-то шутит насчет чудовища: вдруг оно тут?! Смеемся, плывем по тому самому месту, где только что были волны. Говорим Владу: вот пример явления, которое мы наблюдаем, но совершенно не в силах объяснить. Большинство людей в таких случаях просто придумывают любое объяснение, чтобы об этом не думать, и мир снова стал понятным во всех деталях, перестал быть пугающе-загадочным. Или делают вид, что «на самом деле» ничего не произошло, и они ничего не видели.
Еще я остро жалею, что с нами нет Евгения и моих дочек: им было бы не менее полезно увидеть такое явление.
Минусинск и Абакан
Минусинск основан в тысяча семьсот тридцать девятом году, как село Минусинское. В тысяча восемьсот двадцать втором создали Енисейскую губернию, а Минусинск получил статус города. В тысяча восемьсот двадцать третьем году в нем жило семьсот восемьдесят семь человек, из них сто пятьдесят шесть ссыльных.
Центр плодородной Минусинской земли, город стремительно рос. В тысяча девятисотом году в нем жило уже пятнадцать тысяч человек; к тысяча девятьсот тридцатому – около двадцати тысяч. До тысяча девятьсот двадцать шестого года железная дорога не шла на юг Енисейского края. До Красноярска ехали несколько дней на лошадях. Глухой медвежий угол? А вот и нет… Просто поразительно, до какой степени интенсивная умственная жизнь развернулась в Минусинске к концу девятнадцатого века. Шли опыты по садоводству и огородничеству, исследовались окрестности, существовала неплохая, вполне на уровне того времени, медицина, работала гимназия, издавались газеты.
Любимое объяснение роста культуры города – тут было много политических ссыльных. Да, они сыграли свою роль. Правда, в основном ссыльнопоселенцы ничего не основывали и не придумывали, они разве что составляли слой грамотных исполнителей. В годы Гражданской войны они активно участвовали в событиях, нанеся городу и его жителям невероятное количество самого разнообразного вреда.
Политссыльным часто считают и Василия Григорьевича Янчевецкого (1874—1954), писавшего под псевдонимом В. Ян. В своем роде личность знаменитая… Автор исторических романов о нашествии монголов, вышедших 230 изданиями суммарным тиражом 20 млн. экземпляров, на 50 языках в 30 странах. Лауреат Сталинской премии. Создатель сусальных образов – литературных икон Александра Невского и других официальных героев.
Но и он – вовсе не «борец за светлое будущее». В Сибирь Янчевецкий попал, работая в походной типографии армии А. В. Колчака. Остался в Ачинске по одним данным, из-за болезни; по другим данным болезнь была лишь предлогом – литератор понял, что пора выбирать другую сторону. В Минусинске он трудился как журналист и издатель, вовсе не примыкая ни к одному из политических лагерей.
Самый знаменитый из минусинцев, основатель Минусинского краеведческого музея, Николай Михайлович Мартьянов (1844—1904), приехал сюда как аптекарь. Провизор, владелец частной аптеки, страстный собиратель и коллекционер, он в 1874 году основал Минусинский музей и оставался его главным его хранителем до конца своей жизни.
Сначала музей был частный. Коллектив единомышленников Мартьянова «разделился на специальности. Одни из нас взялись собирать насекомых, другие – минералы. Одному ссыльному поляку я передал сочинение Эверсмана о птицах, и он взялся составить из него список тех из Минусинских птиц, которых он сам убивал или имел возможность видеть у своих знакомых. Метеорологические наблюдения я передал одному любителю – здешнему учителю Сайлотову».
Коллекции разрастались, Городская Дума января 1877 года постановила учредить «Минусинский Местный Публичный Музей» (дата иногда считается официальным временем открытия музея). Дума отвела официально помещение: комнату в 31.5 квадратных аршин в доме городского головы И.Г.Гусева. Выделили 200 рублей для организации библиотеки.
30 апреля 1879 г. Городская управа перенесла коллекции в три просторных светлых комнаты в принадлежащем городу каменном здании на главной площади Минусинска, в библиотеку.
В 1900 музей переехал в специально построенное для него здание, казна выделила на его организацию 1500 рублей. До этого музей существовал исключительно на общественные пожертвования, 75% из них составляли вклады простых горожан и окрестных крестьян. Четверть бюджета давали губернаторы, крупные промышленники. Владельцы винокуренных заводов, братья Даниловы с 1886 года вносили в казну по 1000 рублей ежегодно – на музей. Здание тоже строили на общественные деньги; сначала собрали 13 тысяч рублей, потом все необходимые 20 тысяч.
В 1877 году в Музее хранилось 1362 предмета, а в 1901 году – 56 483: в 40 раз больше. В 1901 году в Музее появилась даже фотографическая лаборатория, а для хранения разросшихся коллекций был обустроен чердачный этаж.
В 1892 году Музей участвовал в выставке при Московском Международном Конгрессе коллекциями по доисторической археологии. В 1893 году – во Всероссийской Гигиенической Выставке в Санкт-Петербурге. В 1894 году – во Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде. Всюду коллекции Музея заслуживали почетные отзывы. За консультациями в Музей обращались профессора не только из Красноярска и Томска, но Москвы, Петербурга, Дерпта, Гельсингфорса, Кракова, Данцига.
Сегодня в Минусинском музее хранится 179 тысяч экспонатов. Это музей, который производит впечатление даже после Эрмитажа, Берлинского археологического, Музея человека в Париже, Музея археологии и искусствоведения в Оксфорде, провинциальных музейчиков южной Франции… Великолепный музей, вполне международного класса.
При этом зарплата директора не предусматривалась. Н. М. Мартьянов почти 30 лет возглавлял музей на общественных началах. Чтобы кормить семью, он оставался провизором. На общественных началах он собирал и организовывал коллекции, которые составили его музею международную славу.
С удовольствием сообщаю, что в день смерти Николая Михайловича, 13 декабря 1904 года, Городская дума Минусинска приняла решение назвать его именем музей и улицу, на которой жил Мартьянов.
С еще большим удовольствием сообщаю, что потомки Мартьянова, числом 13 человек, и сегодня живут в России и в США – причем в США они попали не как беженцы: один из сыновей Мартьянова женился на американской поданной.
Одним словом, жил Минусинск, не только как центр сельскохозяйственной округи и нарождающейся промышленности, но и центр науки и культуры. Региональный центр? Небольшой? Конечно. Замечу только, что и Краков и Упсала и Дерпт начинали не с большего. Сейчас в Минусинской котловине живет до 100 тысяч человек. Еще 500 тысяч – в Красноярском крае южнее Транссибирской железной дороги. Расти Минусинск естественным образом, быть бы ему университетским городом, экономической и культурной столицей всего Саяна и Алтая, от Байкала до Бийска.
Но естественно развиваться не дали. Минусинск при советской власти был не любим – уже как город со слишком яркой выраженной физиономией, своей личностью. Ну, и здоровый душевно, не склонный к метаниям в утопии, к «построению светлого будущего» и прочему сюрреализму.
Ну и не делать же русский город столице Хакасов!? Создавая особый Хакасский национальный округ, Минусинск сделали центром Минусинского района с подчинением Красноярску. А на левом берегу Енисея на рубеже 1920-х и 1930-х годов построили особый Абакан, как столицу сперва Хакасской Автономной области в составе Красноярского края, теперь – Республики Хакасия.
В Абакане живет 170 тысяч человек. Этот город вырос вокруг железнодорожной станции среди голой степи. Абакан строили посреди степи, вдали от протоки Енисея, вдали от гор. Это город ветров, город пыли, неуютный и жаркий. А зимой холодный из-за пронзительных ветров.
Криминальный город Абакан считался опасным у всех экспедишников. Люди опытные учили меня: не ешь в забегаловках, не пей с незнакомцами, никому не говори, что ты начальник экспедиции! Кузьмина в Абакане опоили чем-то в столовой, сперли полевую сумку с деньгами. Боковенко грабили. На Савинова напали прямо на вокзале трое местных урок. И все время на улицах шатаются какие-то бездельные типы. Ленивые глупые лица, руки в карманах, выражение презрительной скуки на испитых мордах…
В Минусинске чисто, воздух свежий от окрестных гор и Енисея, в ясную погоду он ярок, как переводная картинка.
В Минусинске – около 70 тысяч жителей. Маленький? Но уютный, компактный, и к тому же очень, очень динамичный. В этом хорошо организованном, приятном городе и сегодня много людей с умными глазами и приветливым выражением на лицах. Много людей, чем-то активно занятых с утра, куда-то спешащих, что-то строящих или несущих. Модель того, каким может быть русский провинциальный город, даже заброшенный на край света.
Минусинская земля
Пересекая Енисей и его протоку, попадаешь не просто с одного берега реки на другой… Хакасия – самый северный «отросток» Центральной Азии. Этот «язык», «высунутый» в Сибирь, тянется до Алатау – отрогов Саянских гор, отделяющих Хакасскую котловину от расположенных севернее котловин: Красноярской, Ачинской, Канской. Эти котловины заполнены лесостепью. В них причудливо смешиваются Центральная Азия и Сибирь, в самой же Хакасии Центральная Азия преобладает.
Хакасия – край разделенных сопками равнин лежащих на разной высоте, по-разному ориентированных по странам света… Северные склоны сопок покрыты лиственничной тайгой, южные – степные. По берегам речек и озер – густые березняки. В каждой долинке – немного свои условия… своя гидрология, свои ручейки, свои экспозиции склонов, чуть-чуть другая высота, свои местные ветерки и озерца со своими популяциями рыбок.
А над долинами, их наклонными днищами, сопки уходят за горизонт изломанными неровными рядами, – сине-лиловыми, лазорево-фиолетовыми, со всем невероятием оттенков; совершенно рериховские краски. Хакасия чарует, но это не Сибирь.
Пересекая Енисей между Абаканом и Минусинском, попадаешь опять в Сибирь из Центральной Азии. С 19 века пошло общее такое название: «Минусинская котловина» – понижение между Саянами и Алатау. В советское время уточнили: «Хакасско-Минусинская котловина». Даже с точки зрения геологии это не совсем одна и та же форма рельефа: поднятие Саян создало котловину на стуке двух геологических и географических стран: Восточной и Западной Сибири. Но надо же было подчеркнуть, что Хакасия тут рулит!
Енисей разделяет два разных мира. На правом берегу в Восточной Сибири, в Минусинской земле – нет гряд сопок, неровных долинок, наклоненных в разные стороны. Есть слабо всхолмленная равнина, больше всего похожая на Восточноевропейскую, она же Русская.
Тут нет степи и лиственничника. Тучную Минусинскую землю покрывают сосняки. Аромат соснового леса, сплошные леса и поля, много полей, скот на лугах… И правда похоже на Русскую равнину… даже грибы не сибирские – не грузди и волнушки, а европейские – маслята и лисички. Маслята в бору… почти как под Петербургом.
Только жара тут летом другая – континентальная, и запахи немного другие. И парят над мирной сельской благодатью Саянские горы, синие издалека.
Минусинская земля – удивительный кусок Европейской России, заброшенный от нее за тысячи верст. Она больше похожа на Россию, чем плоская как стол, Западная Сибирь, чем окрестности Красноярска. Не удивительно, что русские в Хакасии селились редко и поздно, с середины-конца 19 века. А Минусинскую землю начали осваивать сразу, как только ее узнали. И освоили, сделав похожей на Россию больше, чем любой другой уголок Сибири. Удивительная Минусинская Русь.
Землю и волю…
У Тимура неглупая мысль: что стоит выехать из города, как начинается какая-то другая жизнь… Что в селах и маленьких городках происходит много всякого интересного, что в каждом из них свои правила жизни, своя история, свои отношения людей. И что живут в них вовсе не одни деграданты и алкоголики. Тимур в главном прав. Но в 1990-е было как раз ощущение, что все в России умирает, вне больших городов. Зарастали поля – сначала травой, потом кустарником… Теперь там густой молодой лес. Исчезали стада, скукоживалась инфраструктура. Была школа? Не стало. Была больница? Остался фельдшерский пункт с вечно пьяным фельдшером. Было производство? Развалилось. Ходил автобус? Больше не ходит. Зарплату не платили месяцами, люди жили картошкой с огорода, старики и детишки умирали, народ бежал из распавшихся совхозов и леспромхозов.
Сейчас как-то все не то… Много распаханных полей, появилась скотина. И дома в деревнях крепкие, покрашенные, среди ухоженных усадеб. Не похоже на обиталища алкашей.
Гипотеза: те, кто хотел спиваться, уже померли. Или сбежали в города, где сейчас и догнивают на вокзалах. А здесь остались крепкие и умные.
Еще гипотеза: реализуется старая мечта Некрасова и вообще народовольцев, – «землю и волю им дали»… Людям дали возможность устраивать свою жизнь – вот они ее и устроили.
Примеры «другой жизни» появились как только мы выехали из Красноярска. А в Минусинской земле лежит богатый совхоз Синеборский.
Знаменит он двумя важными особенностями:
1) Перед Великим развалом 1991 года у руководства совхоза появилась мысль – строить коттеджи работникам. Строить и продавать им по себестоимости, за символические деньги.
Так целую улицу застроили, и в этих коттеджах, вполне «новорусского» вида, живут самые что ни на есть рядовые работники.
2) Совхоз в «перестройку», будь она неладна, не развалился, не стал нищим и страшным, из него не побежали в панике люди.
Впечатление необычное даже на фоне нынешней – работящей и сыто-трезвой, деревни: крепкие дома со следами недавней покраски, чистая улица, и по ней никто не слоняется. Работает грейдер, засыпает гравием проулок. Жителей Синеборска видели только в столовой – деловитые парни, явно с работы… Кажется, с того самого грейдера.