Общим у всех точек зрения, приводившихся здесь, является абсолютное отсутствие даже следов марксизма, который так упорно насаждался в умах советских людей десятками лет. Тут даже не скажешь, что в одно ухо влетело, а в другое вылетело. Марксистские представления даже не «влетали», не коснулись ума людей, многие из которых не только учили марксизм-ленинизм в советских школах и вузах, но даже его преподавали.
Любой человек, хотя бы мало-мальски знакомый с идеями Маркса, Энгельса, Ленина об естественно-исторических законах развития человека и общества, о материальном производстве как базисе общества, на котором зиждется социально-политическая надстройка, должен первым делом обратить внимание на характер экономических процессов в советский период. Но нет, упоминания об экономике сводятся к подчёркиванию великих достижений и наличию отдельных недостатков как результата слабости лидеров (кроме Сталина) и деятельности внутренних и внешних врагов.
Введение
В советский период своей истории Россия совершила колоссальный скачок в индустриальном развитии, превратилась в мощное государство, произошли огромные изменения в социальной структуре общества. Всё это отразилось на материальном положении советских людей.
И возникает важнейший вопрос – что понимать под мощью государства: только ли обладание военной мощью или наличие высокоразвитого промышленного и сельскохозяйственного производства, работающего на благо человека, а не на его уничтожение, обеспечивающего высокий уровень жизни населения, возможность саморазвития личности.
Другой принципиальный вопрос: в чём причины быстрого распада СССР, насколько большим потенциалом обладала советская экономическая система, если советская власть продержалась меньше 74 лет.
Чтобы ответить на эти вопросы необходимо иметь представление о том, как шло на самом деле экономическое развитие России в советский период, каково было материальное положение различных социальных слоёв и групп.
Но корни СССР уходят в глубину веков, поэтому необходимо сказать хотя бы кратко об особенностях развития России и факторах, определявших её исторический путь.
Глава 1. Природно-климатический фактор и особенности истории России
1. 1. Природа и сельское хозяйство в период возникновения и укрепления Великорусского государства
Среди факторов, определявших и определяющих особенности истории России, прежде всего, необходимо выделить природно-климатический. В поисках причин всё более растущего отставания России в социально-экономическом развитии от стран Запада, которое особенно проявилось в XIX – XX вв., вспоминают татаро-монгольское иго, ошибки царей и российских реформаторов, русский национальный характер и многое другое. Гораздо реже обращают внимание на природу России и то, каким образом она влияла на экономику России, а через неё на политическое развитие и формирование специфических черт русской общественной жизни и психологии русского человека. Вообще, скорее следует говорить о своеобразии развития России, чем об её отставании.
Во взаимодействии русского народа с окружающей природой действуют те же самые закономерности, что и у любого другого народа и надо только отыскать эти закономерности, выявить механизмы действия этих закономерностей, вообще взаимодействия общества и природы, выявить решающие факторы этого взаимодействия. Эти вопросы основательно рассмотрены в работах Л. В. Милова11, на которых и основана эта глава.
Л. В. Милов проводит подробный сравнительный анализ климатических условий Западной и Центральной Европы, Северной Америки и Европейской части России. Речь идёт об историческом центре Великороссии, т.е. современной России.
В Западной и Центральной Европе и особенно в Северной Америке, случаются сильные морозы, но они редки, не стойки и не приводят к промерзанию почвы. И, главное, климат был более стабильным и «предсказуемым», земледелец достаточно редко сталкивался с колебаниями погоды: весенними и осенними заморозками, засухами и чрезмерными дождями. Л. В. Милов заключает характеристику климата Европейской России: «За внешними признаками общего климата типично умеренной зоны главная компонента, резко осложняющая и ухудшающая условия для земледелия, это осенние и весенние заморозки, а также переменчивый характер летнего сезона. Ведь в большинстве районов Нечерноземья практически не бывает „благорастворенной“ погоды „западноевропейского типа“, ведущей к непременному урожаю. Лето здесь то холодно-дождливое (и тогда все плохо растет), то жаркое и засушливое (что также влечет за собой неурожай). В более южных районах постоянно присутствует угроза засухи или недостаточной влажности (исключением является Северный Кавказ)». Это приводит к частным неурожаям и голоду. Только один пример. В XVII в. отмечено 24 голодных года.12
Почвы в Европейской России в основном малоплодородные (более плодородные почвы юга Европейской России стали осваиваться только со второй половины XVIII в., но и там средние стабильным высоким урожаям препятствовал засушливый климат).
Л. В. Милов приходит к принципиально важному выводу: «Даже краткое знакомство с особенностями климатических и почвенных условий Европейской части должно содействовать реальному восприятию того факта, что в исторических судьбах и Древнерусского государства, и Северо-Восточной Руси, и Руси Московской, не говоря уже о Российской империи, наш климат и наши почвы сыграли далеко не позитивную роль. История народов России, населяющих Русскую равнину, – это многовековая борьба за выживание».13
Неблагоприятные климатические условия, преобладание малоплодородных подзолов и болотных почв сочетались в течение многих столетий с сохранением малоэффективных экстенсивных систем земледелия.14 Огромных усилий также требовала одна из тяжелейших крестьянских работ – уборка, которая ложилась в основном на женщин. Так как зерно не дозревало в большей части страны и масса труда затрачивалась для доведения его до необходимой кондиции. Для этого применялись суслоны, крестцы, копны, скирды, овины с многочасовой горячей сушкой снопов. В черноземных районах технология жатвы была более упрощённой, но тяжесть труда была не меньше, чем в Нечерноземье. Часто погодные условия вынуждали участвовать в этой работе взрослых мужчин и детей. Участие мужчин сказывалось на качестве работ по севу озими, основного продукта питания крестьянской семьи.
Л. В. Милов итожит: «Жатва – это завершающий этап в сельскохозяйственной страде России, вечно и неизбежно носящий „авральный“ характер».15
Добавим, что именно климатические и почвенные условия способствовали сохранению архаичных систем земледелия до XIX в. (о чём упоминает и Л. В. Милов), так как короткий сельскохозяйственный сезон и низкие урожаи не давали ни времени, ни достаточных средств для внедрения более интенсивных систем земледелия.
Во времена господства подсечной системы земледелия урожаи доходили до сам-10, то есть около 15 центнеров с га и даже больше. Но такой крайне экстенсивный способ земледелия помимо затрат труда на обработку почвы требовал постоянных и громадных усилий целого коллектива людей (общины) для расчистки больших участков леса при почти ежегодной смене пашни. Так что в расчёте на душу населения зерна производилось не много.
Регулярное паровое трёхполье явилось переворотом в земледелии, оно дало крестьянину огромную экономию труда, изменило весь уклад его жизни, оно сделало возможным перенесение центра тяжести хозяйственной деятельности с общины на индивидуальное крестьянское хозяйство. Но переворот этот имел существенные недостатки, так как повлёк за собой снижение урожайности и доли пшеницы в структуре посевов.
Так как ведение отдельного хозяйства было возможно лишь ценою потери в уровне производства, то сама самостоятельность этого хозяйства оставалась неполной. Дело в том, что при паровом трёхполье скудные почвы быстро истощались, а восстановление их плодородия было связано с применением подсеки и перелога. А это вновь требовало больших затрат труда и помощи общины.
Только прибегая периодически к дополнительному возделыванию земли с помощью перелога или подсеки, то есть к коллективной расчистке леса, подъёму целины, создавая «излишние» временные пашни, русский крестьянин более или менее сводил концы с концами. Периодически обновлялась и сама регулярная пашня, так как через 20—30 лет, как правило, и она теряла свое плодородие. Отсюда и характерное для Северо-Восточной Руси «гнездовое» расположение поселений, при котором близлежащие небольшие деревни образовывали более крупные объединения – сёла, волости, члены которых приходили на помощь друг другу.
Сведения об урожайности встречаются с конца XV в. В Водьской и Шелонской пятинах известны примеры урожайности ржи того времени – от сам-1,7 до сам-2,3, по Обонежской пятине – сам-3, по Деревской – сам-2 и сам-3.
Имеются данные по Иосифо-Волоколамскому монастырю конца XVI в. В его сёлах во Владимирском, Суздальском, Тверском, Старицком, Рузском, Волоцком и Дмитровском уездах (то есть гораздо южнее Новгородских земель) за отдельные годы урожайность ржи была в пределах от сам-2,45 до сам-3,3, овса – от сам-1,8 до сам-2,56, пшеницы – от сам-1,6 до сам-2,0, ячменя – от сам-3,7 до сам-4,2 и т. д.
В XVII – XVIII вв. картина практически не меняется. По вологодскому Северу рожь давала от сам-2 до сам-2,7, овёс – от сам-1,5 до сам-2,8. Со второй половины XVIII в. появляются сводные данные об урожайности по губерниям. Так, по Тверской губернии в 1788—1791 гг. урожайность ржи и овса в среднем колебалась от сам-1,9 до сам-2,8, по пшенице – от сам-1,9 до сам-2,7. Данные по Новгородской, Московской, Костромской, Нижегородской губерниям дают похожую картину. К югу от Оки, где преобладали деградированные чернозёмы (Калужская, Рязанская, частично Орловская, Тамбовская и другие губернии) в 80—90-е годы XVIII в. урожайность была немногим выше, чем в Нечерноземье.
Мало меняется положение с урожайностью и в XIX в.16
Таким образом, в историческом центре Российского государства в течение, по крайней мере, 400 лет уровень урожайности был необычайно низок, но и он достигался путём громадных затрат труда.
Первой причиной стабильно низкой урожайности в основных регионах России была худородность почв. Однако низкое плодородие почв объясняет далеко не всё. Ведь во многих странах Европы почвы были также не самые лучшие, но благодаря тщательной обработке и обильным удобрениям урожайность там, особенно в Новое время, постоянно росла. Почему же в России было иначе? Почему повышение плодородия связывали здесь только с обновлением пахоты за счёт залежи или росчистей, а не прибегали к более тщательной обработке и обильному удобрению?
Рост плотности населения, приведший к нехватке пашни и распашке лугов со второй половины XVIII в. и вследствие этого к сокращению скотоводства и недостатку навоза, мало что объясняет, так как и до этого времени урожайность была низкой.
Основная причина кроется в особенностях природно-климатических условий исторического центра России. Надо иметь в виду то, что, при всех колебаниях в климате, цикл сельскохозяйственных работ здесь был необычайно коротким – всего 125—130 рабочих дней (примерно с середины апреля до середины сентября по старому стилю). В течение столетий русский крестьянин находился в ситуации, когда худородные почвы требовали тщательной обработки, а времени на неё у него просто не хватало, как и на заготовку кормов для скота.
Данные описей крупного господского (монастырского) хозяйства середины XVIII в. показывают трудозатраты: по нечерноземным губерниям 72,6—73,6 человеко-дней при 33,0—34,4 коне-днях; по Владимиро-Суздальскому ополью 45,3—46,7 человеко-дней при 18,9—20,7 коне-днях; по черноземным регионам – 41,3—43,4 человеко-дней при 21,9—22,5 коне-днях.
Таков был уровень трудозатрат в монастырском хозяйстве, где существовала реальная возможность концентрации на полях массы рабочих рук и где применялось и «двоение», и «троение» некоторых яровых культур, и многократное боронование и т. п. Для оценки же производственных возможностей собственно индивидуального крестьянского хозяйства, где был минимум рабочих рук (семья из 4 человек, из них двое детей), за неимением прямых данных необходим приблизительный подсчёт. Из 130 дней примерно 30 дней уходило на сенокос и, значит, крестьянин от посева до жатвы включительно имел около 100 рабочих дней.
По данным Генерального межевания и губернских отчётов второй половины XVIII в., средняя обеспеченность пашней в Нечерноземье достигала 3—3,5 десятин во всех трёх полях на мужскую ревизскую душу (в средней крестьянской семье из 4 человек таких ревизских душ было обычно две). Таким образом, на «тягло» (взрослые мужчина и женщина) приходилось 6—7 десятин пашни. Из них под ежегодный яровой и озимый посевы шло 4—4,7 десятины. Практически в семье из 4-х человек пашню пахал один работник. Имея 100 рабочих дней, он мог на вспашку, боронование и сев потратить в расчёте на 1 десятину (без жатвы и обмолота) 21,3—25 рабочих дней. В господском (монастырском) хозяйстве трудозатраты на 1 десятину составляли 39,5 человеко-дней, то есть в 1,58—1,85 раза больше, чем в крестьянском.
Находясь в столь жёстком цейтноте, пользуясь довольно примитивными орудиями труда, крестьянин мог лишь в минимальной степени обработать свою пашню и его жизнь чаще всего напрямую зависела только от плодородия почвы и капризов погоды. Реально же при данном количестве рабочего времени качество его земледелия было таким, что он не всегда мог вернуть в урожае даже семена. Выход из этого по-настоящему драматического положения был один. Русский земледелец должен был в 21—25 рабочих дней реально вложить в землю такой объём труда, который в более благоприятных условиях господского хозяйства на барщине занимал около 40 рабочих дней. Практически это означало для крестьянина неизбежность труда буквально без сна и отдыха, труда днём и ночью, с использованием всех резервов семьи (труда детей и стариков, женщин на мужских работах и т.д.). Крестьянину на западе Европы ни в средневековье, ни в новом времени такого напряжения сил не требовалось, ибо сезон работ был там гораздо дольше. Перерыв в полевых работах в некоторых странах был до удивления коротким (декабрь-январь). Конечно, это обеспечивало более благоприятный ритм труда, и более тщательную обработку пашни (4—6 раз).
В этом заключается главное различие между Россией и Западом на протяжении столетий. Ещё в XVIII в. агроном И. Комов писал: «…У нас… лето бывает коротко и вся работа в поле летом отправляется… В южных странах Европы, например, в Англии (!) под ярь и зимою пахать могут, а озимь осенью в октябре, в ноябре сеять… Поэтому у нас еще больше, нежели в других местах, работою спешить должно».