Музей обстоятельств - Носов Сергей Анатольевич 4 стр.


Гоголю памятник тоже образовался – на Малой Конюшенной. Случилось такое в 1997 году, еще до Шувалова. Сразу было объявлено, что это и есть тот самый памятник Гоголю, который так долго ждали на Манежной площади. Но почему? То, что стоит на Малой Конюшенной – то и стоит на Малой Конюшенной, а то, что было обещано «здесь», на Манежной площади, здесь и должно находиться – исключительно на Манежной. Каким бы ни был долгожданным тот, кого дождались на Малой Конюшенной, и как бы он охотно ни бросался в глаза, Гоголь незримый оставался там, где и был.

Пьедестал для незримого, торжественно воздвигнутый к столетию со дня смерти писателя как обычный закладной камень, простоял на этом месте полета лет, что превышает земной срок Гоголя. В начале нового тысячелетия, не выдержав благоустройства сквера, тайный памятник в своей видимой части исчез. Исчез ли Гоголь незримый? Ведь место, обозначенное словом «здесь», здесь и осталось. И теперь на этом месте фонтан. Правда, как и все петербургские фонтаны, большее время года он не действует, деревянный настил закрывает трубу, уходящую куда-то под землю. Трудно поверить, что это и есть новый памятник Гоголю (или тот же – преображенный?). Между тем что же может быть еще на этом месте, как не памятник Гоголю? Только он.

Ныне это – место молодежной тусовки. На деревянной крышке изображены мелом забавные картинки в примитивистском духе. Не берусь интерпретировать идею фонтана. Возможно, он себя еще как-то покажет. Ведь все, что случалось на этом месте, было отмечено каким-то особым значением.

Итальянец Пьетро Канонико, воплотивший в бронзе великого князя Николая Николаевича молодцевато сидящим на стройном орловском рысаке, думал, что этот памятник на века. Снесли практически сразу, но вот постамент продолжал стоять годы и годы. В начале тридцатых замышляли на нем установить (уже без коня) вождя немецких коммунистов Карла Либкнехта. Не срослось. Гоголь, мягко говоря, не любил Германию, немцев терпеть не мог. А вот итальянцев он любил и Италию боготворил. И даже хотел написать повесть «Рим». Говорят, в Риме в музее скульптора Пьетро Канонико хранится авторская модель уничтоженного памятника великому князю Николаю Николаевичу, правда, всего лишь гипсовая. А что касается нашего фонтана, летом все-таки из-под земли на этом удивительном месте бьющего, его окружают сегодня представленные своими головами итальянские зодчие, или, как сказано на мемориальной плите, «великие петербургские архитекторы итальянского происхождения». Они внимательно глядят на фонтан. Отчего-то в чертах их бронзовых лиц проступает что-то до боли знакомое, непоправимо гоголевское. Оставим в стороне Растрелли и Ринальди. Посмотрим на Росси и Кваренги. Росси – вылитый Хлестаков (каким себя Хлестаков, должно быть, представлял в минуты вдохновения), Кваренги – вылитый городничий! Хоть обоих снимай с колонн-пьедесталов и неси в театральный музей при Александринке!..

Как-то это все странно, я вам доложу.

Кстати. Известно ли вам, господа, что Манежная площадь своим возникновением была обязана Персии? Строительство в этих тогда необжитых местах начиналось ввиду того, что персидский шах прислал Анне Иоанновне слонов, – они и были поселены поблизости вместе со своими погонщиками.

По идее, здесь должны были доминировать не итальянские мотивы, а персидские.

Но Гоголь!.. Он очень любил Италию.

О памятниках Петру Первому и половой конституции

Как помним, далеко не всех привела в восторг установка в Петропавловской крепости памятника Петру I работы Михаила Шемякина. Это монументальное произведение и сейчас воспринимается некоторыми как карикатура на основателя Санкт-Петербурга. Оставим в стороне «портретное сходство», на котором, кстати, настаивал сам художник, и пресловутую лысину, будто бы разрушающую привычный образ царя (был ли Петр лыс или имел кудрявые волосы, для нас в данном случае дело десятое). Если что и разрушает привычный образ царя, причем радикально, так это антропометрические показатели, а именно – отношение тотального роста к длине ноги, определяющее, как известно из сексологии, половую конституцию индивидуума.

Что такое половая конституция человека? Упрощенно говоря, это совокупность специфических особенностей организма, определяющих его сексуальные потребности. Оценку половой конституции совершают по целому ряду параметров, к числу которых, например, относятся тип обволосения лобка и возраст пробуждения либидо. След гормональных бурь, имевших быть в организме в период его роста, запечатляется на всю жизнь так называемым трохантерным индексом (ТИ); вычисляется он очень просто: надо рост человека поделить на длину его ноги. Среднее значение ТИ в разных трудах определяют по-разному, что-то вроде: 1,92-1,98 для мужчин и 1,97-1,99 для женщин. Чем выше ТИ, тем выше половая конституция, и наоборот. (Теоретическое обоснование ТИ можно найти в любом справочнике по сексопатологии.)

Данный показатель хоть и косвенно, но очень наглядно свидетельствует о наших сексуальных потребностях. В самом деле, для количественного определения ТИ нужна всего лишь линейка (метр). Сексологи этот показатель часто используют в диагностических целях, предметом же нашего внимания, главным образом, будут произведения изобразительного искусства. Тот самый случай, когда подход к произведению искусства буквально со «школярской линеечкой» (и калькулятором) позволяет обнаружить прелюбопытнейшие закономерности.

Итак, мы говорим об изображениях Петра I.

…На памятниках Петру I, так или иначе выражающих идею державности, будь то великое творение Фальконе или монумент работы Б.-К. Растрелли (возле Инженерного замка), изображен человек, ТИ которого, по самым приблизительным оценкам, лежит в пределах 2,02 – 2,04, т. е. его половая конституция весьма высока. Опыт Растрелли здесь особенно показателен, потому что именно ему, создателю знаменитой «восковой персоны», лучше, чем кому-либо другому, было известно истинное отношение роста Петра к длине его ноги, хотя, конечно, в те времена ни о каком трохантерном индексе никто и думать не думал.

Схожие представления о половой конституции Петра Великого, точнее, об ее бессознательном отображении благодарными потомками в монументальном искусстве можно получить, обследовав бронзовые фигуры во весь рост, украшающие Петровский парк Кронштадта и Нижний парк Петродворца. Не надо уподобляться поверхностным фрейдистам и радостно указывать пальцем на подзорную трубу и сучковатую палку-опору, занимающие руки величественной петродворцовой фигуры, или на обнаженную шпагу грозно-задорного Петра кронштадтского, – элементарное антропометрическое исследование и без того дает результат, достаточно выгодный для половой конституции российского императора.

Еще интереснее обратиться к опыту живописцев. Возьмем Серова. На его знаменитом полотне «Петр I» (1907) изображен царь, уверенно шагающий против сильного ветра по берегу Невы; за ним с трудом поспевают согнувшиеся в три погибели усталые соратники. Им явно холодно, Петру же ветер нипочем – кровь горяча. Воля, стремительность – казалось бы, чем лучше это выразить, как не шириной шага? И, соответственно, простительным удлинением ног его совершающего? Но что делает Серов. Он пишет уверенный шаг Петра, парадоксально подчеркивая не длину, а, наоборот, несоразмерность коротких ног царя его величественному туловищу! Измерения показывают, что ТИ изображенного Серовым человека очень высок: 2,06 – 2,08. Это значение соответствует чрезвычайно высокому уровню половой конституции. Экспансивность, энергия, темперамент Петра, державника и солдата, под стать его необыкновенным сексуальным потребностям.

Но вот Петр I – персонаж иной эпохи, эпохи господства либеральных идей. Мы видим Петра I в бездействии отдыхающим на лужайке. Расслабленный царь. Как бы кайфующий. Он «торчит» (вот на удивление точное слово для состояния этого сидельца).

Простые измерения показывают, что ТИ шемякинского персонажа чрезвычайно низок – 1,84. Половую конституцию, которой соответствует это значение ТИ, в сексопатологии определяют как «очень низкую». По-видимому, в юношеском возрасте шемякинский Петр претерпел невыявленную патологию развития; диспропорции в росте осевого скелета и трубчатых костей конечностей свидетельствуют о серьезном гормональном сбое. Сексуальные потребности людей с таким значением ТИ независимо от их пола минимальны, чаще всего просто отсутствуют, а что касается мужчин, то, как следует из специальной литературы, в 5 случаях из 7 они никогда не испытывали эякуляции. Будь реальный Петр I похож на шемякинского, он бы не родил сына и, главное, не захотел бы его зачинать, потому что вообще был бы чужд каким бы то ни было сексуальным вожделениям.

Если бы бронзовое шемякинское изображение исторического Петра сумело подняться со своего кресла-стула, мы бы воочию убедились, что оно исполнено не в натуральную величину (как почему-то думают иностранные туристы), а значительно выше своего легендарного первоисточника, чей изрядный рост документально отмечен особой риской на мемориальной доске во дворе Академии тыла и транспорта: «2 аршина 14 вершков» (или «2 м 4 см» – на стене в бревенчатом домике, положившем начало строительству Санкт-Петербурга). Мы бы увидели, что оверзилился шемякинский Петр в основном за счет несообразного приращения длины ног.

Так что же, спрашивается, Шемякин сознательно изобразил карикатуру? Нет – хотя бы потому, что большинство взирающих на монумент уже не видят в нем ничего карикатурного. Привыкли. Шемякин – бессознательно! – отражает общую тенденцию. Его Петр I в той же мере карикатура на царя-реформатора, в какой кукла Барби – карикатура на женщину.

Вот тут бы самое время поговорить о смене парадигм, да это разговор долгий. Один лишь пример.

Звезды советского кино 30-х и 50-х годов. У всех высокий уровень половой конституции. Однако ведут себя на экране почти асексуально – согласно идеологическим установкам. Это относится и к женщинам, и к мужчинам. Немногим – Симонову в роли Петра! – дозволяется поступать в соответствии со значением собственного ТИ: вспомним, как отбирает Симонов-Петр у Жарова-Меншикова будущую царицу!.. Создается впечатление, что государство засекретило сексуальную мощь народа, эта мощь – тайная сила, оружие, источник невероятной энергии, чей избыточный потенциал предстоит реализовывать в сферах, далеких от секса… (Секса-то у нас нет, это мы помним…)

Еще не весь парадокс.

Конец 80-х, развал Империи. Свобода, раскрепощенность, в частности, сексуальная. Но что происходит? Женщины с объективно высокой половой конституцией уходят в тень, они становятся менее привлекательными для мужчин, начинают комплексовать, носить туфли на высоких шпильках, стремясь «удлинить» ноги и «бессознательно» как бы уменьшить ТИ, т. е., по сути, создают видимость более низкого уровня своей же половой конституции.

Тем временем на экране и подиуме появляются женщины нового типа – «ноги из шеи растут» – идеал кукла Барби; значение ТИ падает до низких отметок, половая конституция предельно слаба, но именно этот тип женщины выбирается мужчинами (или навязывается им) в качестве секс-символов. Женщины этого типа в стремлении оправдать ожидания мужчин охотно имитируют свою сексуальность, тогда как объективно их сексуальные потребности минимальны. У них просто другая половая конституция, это нормально; ненормально, что общество заставляет их играть несвойственную им роль.

Вот и о шемякинском Петре приходится иногда слышать, что он «по-своему сексуален». Возможно, мысль о сексуальности нашего героя внушает уже упомянутое его «торчащее» состояние (обойтись без каламбуров тут непросто). Одна моя собеседница призналась, что в облике статуи есть что-то, как она выразилась, «эрогенозное». Другая уточнила, что именно: «Голова!»

Со своей стороны, я легко допускаю, что в недалеком будущем шемякинский Петр I станет тоже секс-символом.

Достоевский на Сенной, или Сенная без Достоевского

1

Известно, рассказ Достоевского «Крокодил. Необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже» был воспринят многими как пасквиль. Прототипом чиновнику, проглоченному крокодилом и вещавшему из нутра чудовища прогрессистские благоглупости, публика назначила осужденного Чернышевского. Спустя годы, протестуя против «аллегорического» прочтения его сочинения, Достоевский передразнивал интерпретаторов: «В чем же аллегория? Ну конечно – крокодил изображает собою Сибирь; самонадеянный и легкомысленный чиновник – Чернышевского. Он попал в крокодила и все еще питает надежду поучать весь мир». Вряд ли бывший каторжник Достоевский, когда писал своего «Крокодила», сомневался в том, что уже никогда и ни при каких обстоятельствах не лишится свободы. Однако лишился. Но ненадолго. Дело в том, что, будучи редактором «Гражданина», он допустил оплошность, наказуемую арестом и штрафом: напечатал без разрешения министра императорского двора материал, содержащий слова Александра II. И случилась эта оплошность всего через три недели после того, как Достоевский в том же «Гражданине» объяснялся по поводу Чернышевского и своего «Крокодила». Приговор Окружного суда был приведен в исполнение в марте 1874 – бывший каторжник на двое суток стал арестантом. Сидел он в здании Гауптвахты на Сенной площади. По воспоминаниям надзирателя (достоверность которых, впрочем, сомнительна), писатель коротал время за картами в компании с неким Александровым, купеческим сыном, тоже отбывающим срок. Чем бы ни занимался Достоевский эти два дня, молодому арестанту о своем каторжном прошлом он, несомненно, рассказывал и наверняка мысленно обращался к своему «Крокодилу» и судьбе Чернышевского. По сути, Достоевский сам «попал в крокодила», было что-то пародийное в его досадном и нелепом аресте. Вот чего точно не мог предугадать автор «Крокодила», так это того, что в том же помещении через век с четвертью будет заключен сам крокодил – живой крокодил в стеклянном террариуме. В 90-е годы двадцатого века в здании бывшей Гауптвахты Сенного рынка (образец классицизма, архитектор В.И. Беретти) разместится выставка экзотических рептилий. Предприятие окажется выгодным – процветать ему и в новом тысячелетии. Я заходил, я видел того арестанта. Назвать его огромным было бы преувеличением; такой не проглотит ни Чернышевского, ни чиновника даже низкого роста; пожалуй, крокодил, которого выставляли в Пассаже в далеком 1864 был покрупнее. Но и наш может схватить за руку. Вряд ли наш потомок того. Хотя кто знает? Я спросил служительницу, не нужны ли на прокорм крокодила дохлые крысы (в старом доме недалеко от Сенной мы боремся с крысами с помощью крысоловок). Я бы мог поставлять. «Только живых, – сказала служительница, – и только бесплатно». Ушел.

2

Вооруженный топором, удаляясь от Сенной все дальше и дальше, Раскольников шел на убийство. В голову ему лезли мысли, несообразные с тяжестью преступного замысла. Известно: «Проходя мимо Юсуповского сада, он даже очень было занялся мыслью об устройстве высоких фонтанов и о том, как бы они хорошо освежали воздух на всех площадях». Кроме того, известно нам, что «ему вспомнились собственные прогулки по Сенной», то есть надо полагать, на короткое время он мысленно перенесся назад по Садовой – шагов на 350–400, именно там и материализовался горячечный бред Раскольникова: возник фонтан. Но не сразу. Через 138 лет, к 300-летию Санкт-Петербурга. Фонтан представляет из себя поилку для лошадей, за отсутствием оных поднятую на возвышение. Вверх не бьет, четыре струи направлены вниз. Вряд ли бы он удовлетворил Раскольникова.

Назад Дальше