Варка повернулся спиной к лесу и ахнул. То, что вблизи выглядело скальной стеной, на самом деле оказалось несколькими рядами утесов, вздымавшихся друг над другом все выше и выше, точно могучие укрепления гигантского замка. Они тонули в сиреневой тени, а над ними в чистом холоде нетронутого пространства реяли снежные вершины, сияющие бледным закатным золотом.
Варка забыл, что голоден, что устал, что в конце пути его ждут умирающий крайн и голодные курицы… То, что он видел, было как песня, и он запел в полный голос, как не пел уже очень давно.
Небеса дрогнули, и дрогнули горы, отзываясь стройно и радостно. Варка задохнулся, пытаясь найти голос и слова для ответа… Не было у него такого голоса… и крыльев не было…
Он отвернулся от сияющих вершин и вдруг краем глаза заметил нечто, заставившее его замереть с приоткрытым ртом. На востоке, совсем не в той стороне, куда вела заброшенная дорога, на фоне бледного вечернего неба отчетливо виднелась струйка дыма.
Варка хотел было броситься туда со всех ног, но вовремя сообразил, что до темноты осталось всего ничего. Тогда он тщательно заметил направление и поспешил домой. Голодные, но веселые курицы намного лучше, чем курицы голодные и печальные.
* * *
Под сухим деревом торчала Жданка.
– Дура, – на ходу гаркнул Варка, – чего босая скачешь? Здесь зима уже! – без церемоний посадил на спину и потащил к дому.
– Вар, – шепнула ему в ухо Жданка, – я тебя жду-жду… Он сегодня два раза глаза открывал. Откроет и смотрит, будто что сказать хочет…
– А жар спал?
– Не… горячий, как печка…
– Тогда плохо. Бывает, к смерти сознание проясняется.
– Вар, ты же его вылечишь, правда?
– Ждан, ну что я тебе, колдун? Или крайн какой-нибудь? Отец мой сколько лет учился, а у него и то, бывает, умирают. Я же не умею ничего…
Не отдыхая, наскоро сполоснув руки, Варка пристроился у открытой печной дверцы, чтобы при свете огня приготовить микстуру.
– Где я? – хрипло раздалось за его спиной.
Каким-то чудом Варке удалось поставить все на стол и даже ничего не разбить.
– Не знаем, – рассудительно ответила Фамка, – мы думали, вы нам скажете.
Все сгрудились вокруг лежанки. Слепо сощуренные глаза крайна уставились куда-то в пространство над Фамкиной головой…
– Вы… прошли… через…
– Мы прошли через колодец, – внятно, как ребенку, объяснила Фамка, – и попали куда-то в горы. Куда мы попали?
На лице крайна сквозь боль и лихорадку проступило невыразимое облегчение, но вопрос остался без ответа.
– Что… со… мной?
Варка встал так, чтобы крайн мог его видеть, и четко, чувствуя себя как на уроке, перечислил что. Правда, о крыльях он предпочел не упоминать. За глаза хватало и человеческих ран.
– Кто… лечит?
– Я, – тяжело вздохнув, признался Варка.
– Как?
Варка набрал побольше воздуха и разъяснил как. Разъяснил и сжался, ожидая привычного разноса. Доброго слова от Крысы ему не удалось добиться ни разу.
– Годится, – неожиданно произнес Крыса, – но… молочко… не семнадцать… семнадцать – мало.
– Семнадцать капель – обычная доза, – уперся Варка. – Больше нельзя. Помрете.
– Дубина… Дозу… считают… от веса… больного… семнадцать – это для дамочки с мигренью…
– А вы чего, в травах понимаете? – изумился Варка.
Губы крайна скривились в обычной презрительной усмешке.
– Тридцать… Сейчас.
– Очень больно, да? – Голубые глаза Ланки расширились от сочувствия.
Этот вопрос тоже остался без ответа.
Варка бросился к столу, торопливо отсчитал капли.
– Потерпите, – жалобно попросила Жданка, – Варка щас все сделает.
– Ты кто?
– Жданка.
– Ты крайна?
– Чего?! Жданка я. Жданка с Болота. Меня весь город знает.
– А где крайна? Ушла?
– Не было тут никого, – перепугалась Ланка. Незримое присутствие между ними какой-то крайны повергло всех, кроме Варки, в некоторое смятение.
Варка думал о другом. Упоминание о городе привело к тому, что он застыл с кружкой в руках.
– Я сейчас дам вам лекарство, – сказал он, – тридцать капель, как вы просили. Только, пожалуйста, скажите, почему нам нельзя домой?
Крайн глянул на него из-под распухших век и медленно отвел взгляд.
– Пожалуйста, – взмолился Варка, – я не хочу вас мучить. Но это… Мы должны знать…. Почему нам нельзя домой? Именно нам?
– Хорошо… рано или поздно… – прошептал крайн, – поднимите меня…
Варка скользнул к изголовью, подсунул руку под горячую костлявую спину. На плечо легла тяжелая голова крайна.
– Ты… – прозрачные глаза уставились на Фамку, – жила в Норах…
Фамка кивнула.
– Жгли и грабили порт… огонь перекинулся в Норы… теперь там только угли… Мало кто спасся…
– А моя мать? Марта Фам?
– Не… знаю… мертвой не видел… живой тоже…
Фамка снова кивнула и закрыла глаза.
– Госпожа Град с младшим сыном, – взгляд крайна скользнул к Ланке, – бежала из города… через Заречье… Возможно, жива…
– А отец? – с трудом выговорила Ланка.
– Полковник Град… убит на стене… в начале штурма…
Ланка поднесла руку к горлу и тихо осела на пол.
– Где Илия Илм? Я… не вижу… Погиб?
– Тут он, тут, – сообщила Жданка, – только он не в себе. Вы сказали – остаться, а он домой пошел и с тех пор ничего не соображает.
– Городской старшина Илм… повешен… на воротах… своего дома… Семья и слуги… убиты мантикорами… трупы оставлены на месте… для устрашения горожан…
– Ой, – пискнула Жданка, – за что?
– Ни… за… что, – терпеливо повторил крайн, – акция устрашения…
Слово «акция» Жданка не поняла, но про устрашение уразумела и в ужасе уставилась на сидевшего в углу Илку.
– Ты все еще… хочешь знать? – Горячее дыхание крайна жгло Варкино ухо.
– Да, – прошептал Варка.
– Во время штурма… твой отец… был на стенах.
– Так я и думал. И мать тоже?
– Да… потом… защитники… укрылись в башне… что зовется… забыл… а… Толстая Берта… они… чтобы спастись от мантикор… они взорвали порох…
– Я же… я видел это… Кто-нибудь выжил?
– Нет… Теперь… дай…
Трясущейся рукой Варка поднес кружку к губам крайна. На минуту в глазах потемнело, но он справился. Осторожно поставил кружку на стол. Вытряхнул в котелок остатки водки, долил воды, почти насильно заставил выпить Ланку, остальное честно разделил с Фамкой. Заснул как убитый и видел во сне сверкающие поющие горы.
Глава 10
Варка проснулся поздно. Видеть никого не хотелось. Говорить – тем более. К счастью, все еще спали. Но Фамки не было.
Скверно. Скрытная Фамка вчера ни слезинки не проронила, а ночью могла над собой что-нибудь сделать. Варка забеспокоился, но как-то вяло, словно его накрыли пуховой периной. События внешнего мира доносились сквозь мягкий пух глухо, теряли по дороге всякий смысл и значение. Все же Варка напрягся, выполз за дверь и нос к носу столкнулся с Фамкой. Одета она была в доходящую почти до пят безрукавку, а в руках держала котелок, полный сморщенных оранжевых ягод.
– Не знаешь, чего это? – обычным тихим голосом спросила она, упорно глядя в землю.
– Шиповник.
– Есть можно?
– Да. Но противно. Обычно это при простуде дают.
– Варить надо?
– Заваривать. Но можно и сварить.
– Угу, – сказала Фамка, – дай мне войти.
Варка поглядел на небо, на горы, на унылый склон.
Что-то надо было сделать. Что-то важное.
– А я вчера дым видел. Во-он там.
Фамка молча смотрела на него.
– Так что я, наверно, пойду…
Фамка кивнула и, выпутавшись из безрукавки, накинула ее на Варкины плечи.
– Микстуру я с вечера смешал. Там осталось, в котелке… Дашь Крысе, если очнется. И из белой скляницы тридцать капель в воду… И вот еще что. Ложку меда смешай с отваром шиповника. Пусть выпьет. Он уже пятый день без пищи. Это его подкрепит. И жар снимет хоть ненадолго.
– Не зови его Крысой, – сказала Фамка.
– Что? А… больше не буду.
* * *
Денек выдался серенький, но теплый. Небо затянуло, солнце проглядывало сквозь мутную пелену бледным пятном. Пройдя вниз по склону примерно с версту в нужном направлении, Варка увидел дом. Крохотная светлая крыша четко выделялась на фоне леса. Со скал ее не было видно только потому, что Варка смотрел сверху, и крыша цвета бурой травы совсем сливалась со склоном. Он мог неделями ползать по скалам и ничего не заметить.
До дома, на взгляд Варки, было версты три-четыре. Он поплотнее завернулся в безрукавку и пошел, внимательно глядя под ноги, изо всех сил стараясь ни о чем не думать. К счастью, идти было трудно из-за кочек и невидимых в траве камней. Длинные сухие стебли скользили под башмаками и путались в ногах. Игрушечный домик постепенно увеличивался, пока не превратился в обширное приземистое строение, крытое пучками жухлой осоки. Необрезанные стебли свисали с крыши почти до земли. Потянуло дымом и перепрелым навозом. Где-то истошно завопил петух.
Строение окружал забор из неочищенных жердей, привязанных к хлипким столбам. Со стороны леса к дому лепилось крыльцо под дощатым навесом на толстых кривых опорах. Перед крыльцом обнаружились ворота из тех же жердей, вместо замка связанные веревочкой. За воротами начиналась и уходила к лесу хорошая, наезженная колея.
Какое-то время Варка, навалившись грудью на забор, разглядывал пустые гряды большого огорода и короткую стерню давно сжатого поля. До слуха доносился редкий равномерный стук. Варка закрыл глаза. За домом, у сараюшки отец колол дрова. В Липовце топили углем, но некоторые лекарства полагалось готовить на дровах, да не каких попало, а нужного размера, да еще деревья требовались разных редких пород. Отец работал голым по пояс. Мерно ходили лопатки на широкой спине. Мотались собранные в толстый тугой хвост светлые волосы. Солнце лежало на утоптанной земле, остро сверкало на лезвии топорика. Пахло свежим древесным соком, влажными розами Садов и отцовским потом.
– Пошел прочь, пяндрыга!
Рядом грохнуло что-то тяжелое. Варка вынырнул из глубин солнечного полдня. В плечо больно ударило суковатое полено.
– Прочь!
На задах дома громоздилась куча березовых чурбаков и маленькая горка расколотых поленьев. Между ними, опираясь на топор, стоял мужик в безрукавке вроде Варкиной и теплых стеганых штанах. Был он низкорослый, худосочный, искореженный временем и вечной работой. Лицо напоминало кочковатый склон, по которому только что спустился Варка. Пустое, равнодушное, до глаз заросшее пучками бурой шерсти. Волосы тоже бурые, прямые, слипшиеся в редкие пряди.
– Я ничего у вас не просил, – громко сказал Варка и изобразил одну из своих самых обаятельных улыбок. Это было верное средство. Пожилые матроны в ответ нежно улыбались, взрослые мужчины покровительственно трепали по плечу, а девчонки делались просто шелковыми.
То ли улыбка не удалась, то ли мужик с топором вообще не отличался чувствительностью.
– Тогда чего тебе надо? – рявкнул он. – Ходят тут всякие! – и, перехватив топор поудобней, с угрожающим видом направился к Варке. Шел он почему-то боком, так до конца и не разогнувшись.
Вымученная улыбка погасла сама собой.
– Я только хотел спросить, куда ведет эта дорога?
– Куда надо, туда и ведет.
Мужик подошел вплотную и с облегчением ухватился за забор.
– Откуда ты взялся?
– Была метель, – выдал Варка давно заготовленную ложь, – мы заблудились.
– Мы – это кто? – подозрительно спросил мужик.
– Мы с ребятами, – туманно объяснил Варка, – шли из города и заблудились. Потом повезло. Нашли какую-то хижину.
– Где нашли?
– Там, – Варка неопределенно махнул рукой в сторону гор.
Хозяин топора хмыкнул.
– Нечисто там, – вдруг заявил он.
– Да, – вежливо кивнул Варка, – довольно грязно. Но жить можно.
– Нельзя там жить, дурень.
– Почему?
– Проклято все.
«Тронутый, – подумал Варка, – тронутый с топором. И рядом никого. Лучше бы я сюда не приходил».
– Мы бы ушли, – поспешно согласился он, – да товарищ мой поморозился сильно, заболел. Идти не может. Того гляди помрет. Если поправится – мы сразу уйдем. Так куда дорога-то ведет?
– В Починок-Нижний, – поколебавшись, сообщил мужик, – это вот Починок-Верхний, а под лесом Нижний будет.
– А дальше?
– Дальше-то? Дальше – Дымницы.
– Деревня?
– Деревня… Три дома с половиной. Потом Язвицы. Потом Стрелицы, там торг бывает. А дальше уж город.
– Какой? – жадно спросил Варка. Все эти Язвицы и Дымницы ничего ему не говорили.
– Какой-какой… Город – он город и есть. Ты ж оттуда шел.
– Не знаю, – признался Варка, – может, и не оттуда. Название у этого города имеется?
– Прозвание имеется, как не быть… Трубеж его прозвание…
– Ага… Трубеж, значит. – Трубеж мог находиться хоть в далеком Загорье, хоть в мире Мертвых. Ни о чем таком Варка сроду не слышал. – Не, мы не оттуда. Мы с Белой Криницы.
Белая Криница была сожжена и разрушена до основания еще полгода назад, так что Варка ничем не рисковал.
– Не слыхал, – крякнул мужик. – Как же вас сюда занесло?
– Сами не знаем, – правдиво ответил Варка, – война… – и замер, ожидая дальнейших расспросов. Но мужик только скривился и ничего спрашивать не стал. Про Белую Криницу, знаменитую на всю страну, он не слыхал. Зато про войну слыхал наверняка.
– Проваливай давай. В свою Криницу или куда хочешь. – Мужик, покряхтывая, отклеился от забора и, сгорбившись, направился к дровам.
– У вас прострел, – сказал Варка.
– Без тебя догадался.
– Как вы работаете? Вам же больно. – Болезнь Варка определил почти сразу. Таких страдальцев он перевидал великое множество.
– Проваливай, некогда мне с тобой, – мужик мотнул головой в сторону дров, – ты, что ли, за меня колоть будешь?
– Могу, – сказал Варка.
* * *
Целый день он колол дрова. Топор оказался тяжеленным колуном, да и сучковатые корявые чурбаки сильно отличались от тщательно отобранных по весу и размеру поленьев, но он колол и колол, пока вконец не обессилел… Усталость и боль в мышцах не позволяли думать ни о чем, кроме усталости и боли.
В хижину он вернулся затемно, прижимая к груди шапку, полную черных бобов, вручил ее Фамке и как подкошенный повалился на вонючую овчину… Через час его разбудили, сунули в руки ложку и котелок. Он поел, тут же заснул снова, и снова его разбудили. Нужно было готовить лекарство. Фамка нащипала лучины. При свете открытого огня ее простенькое востроносое личико почему-то казалось значительным и красивым. Варка сделал, что требовалось, и канул в сон, как камень в болото.
Ночью – никаких кошмаров, сумрачным утром – ни одной лишней мысли. Все силы ушли на борьбу с сопротивляющимися закаменевшими мышцами.
Ругаясь сквозь зубы, Варка встал, проглотил остатки холодных бобов, заботливо сбереженные для него Фамкой, и опять отправился в Починок-Верхний. В разгар ожесточенной работы его прервали. Оказалось, рядом стоит хозяин. Стоит, по-видимому, уже давно и глядит крайне неодобрительно.
– Кто складывать будет? – пробурчал он.
Варка огляделся. Поленья валялись со всех сторон, громоздились беспорядочной кучей, как трупы на поле сражения.
– Потом сложу.
Сменить работу он не мог. Остановиться тоже. Ему казалось, что тогда мысли и воспоминания подступят к горлу, и он больше не сможет дышать. Хозяин хмыкнул и исчез в доме. На этот раз кроме бобов в шапку положили еще тоненький ломтик сала. Сало имело зеленоватый оттенок и пахло как-то подозрительно, но в хижине его появление вызвало тихий восторг.
Варка никаких восторгов разделить не мог. Пришел и сразу свалился, выронив драгоценную шапку.
– Так дальше нельзя, – сказала Фамка, разбудившая его, чтобы накормить кашей с салом, – завтра я с тобой пойду.
– Завтра никто никуда не пойдет, – пробормотал Варка с набитым ртом, – крайну пора перевязку делать. Это долго, и нужен дневной свет.
Фамка кивнула.
– Кстати, я узнал, где мы.
– Ну и где?
– Какая разница, – тонким голосом пробормотала Ланка, – все равно нам некуда идти…
– Дымницы, Язвицы, Стрелицы, Трубеж. Слыхала?
– Трубеж, Пучеж и Сенеж – самые крупные города северного Пригорья, – механически ответила Фамка.
– Откуда знаешь?
– Землеведение не надо было прогуливать. Вот видишь, Ланочка, все как ты хотела. Ты в Пригорье, в гостях у крайна, в его поднебесном дворце.
– Дура! – крикнула Ланка и отправилась плакать за печку.