Пока они перепирались, Вадим успел выпить половину кружки и вникнуть в нехитрый сюжет боевика, благо главный герой каждые пять минут повторял его, как поцарапанный диск. Отхлёбывая в очередной раз, Вадим заметил торчащую из кармана трубочку – тетрадку. Он опять представил раздавленного таракана, и его передёрнуло. Наверное, это неправильно, надо представить не мёртвое насекомое, а например букет красивых цветов, нет, это для девушки, ну тогда то, что он любит больше всего, что может уместиться в карман комбинезона. Тогда и учёба пойдёт лучше, и может быть он и сдаст с первой попытки. Нельзя говорить, конечно, что он не знает совсем ничего, несомненно, что-то отложилось, но этого будет явно недостаточно для сдачи даже удовлетворительно. Вадик глубоко вздохнул, чай уже почти кончился, знаний не прибавилось, но по-крайней мере никто не доставал вопросами. Он поставил пустую кружку обратно в сейф. Чай с каким-то фруктовым ароматизатором оставил приятное послевкусие, Вадим отметил, что и впредь стоит покупать именно такой. Он с тоской оглядел людей свободных от проблем со сдачей, просто со сдачей и вышел обратно в архив.
На обратном пути Вадик постарался перебрать в уме шифры вентилей, вспомнил не больше десятка, это расстроило его ещё больше. Интересно, как он будет выглядеть на экзамене трагично или комично, и в чём разница в этих понятиях. Он посмотрел на часы, ещё три свободных часы, а потом душ, переодеваться и домой. Надо пересилить себя и заняться тетрадкой. Уже поздно делать, как советовали ему оба оператора – переписать весь текст в тетрадку, пока переписываешь, сумеешь многое запомнить и потом свой почерк читать много проще, чем, того же маестро-калиграфа. Остался позади шум человеческого существования и яркий свет. Длинный полутёмный коридор, по которому Вадик предстояло пройти каких-то тридцать метров, заканчивался через несколько шагов после архива мужским туалетом. Туалет был один, поскольку женщины у них в цехе не работали. Шаги, не смотря на мягкие тапочки, гулким эхом раздавались по коридору, тут незаметным не пройдёшь, если только ты не умеешь летать или весишь чуть больше микроба. Вадик оглянулся, на другом конце коридора кабинет начальника смены, через закрытую на ключ дверь пробивается тонкая полоска света. Вадик оценивающе посмотрел на высокий потолок, попробовать в очередной раз допрыгнуть. Он разбежался и вытянувшись в тугую струну, оторвался от земли. Но опять осталось несколько сантиметров. Вадик особо не расстроился, ему всего двадцать три, а значит, есть шанс немного вырасти. Только шансов остаться здесь у тебя немного, мрачно напомнил внутренний голос. Да ну тебя, зануда. Даже если и не сдам, ещё две попытки будет. В конце концов, я же не на оператора сдаю, не будут они меня настолько серьёзно гонять, как того же Эдика, у страха глаза как говорится велики.
Он свернул в архив, хорошо, хоть свет не выключил, а то уже совсем стемнело, сейчас тыкался бы наугад, как котёнок только что родившийся и у которого в задачах-максимум отыскать мамкину сиську. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Вадик закрыл её на щеколду, не для того, чтобы обезопасить себя от вторжения незваных гостей. Дверь была хорошо смазана и от малейшего сквозняка открывалась и, ударившись о стену, летела обратно, хлопала о косяк и дальше несколько минут в таком же порядке. А, учитывая акустику коридора, шум стоял неимоверный, в первую очередь мешавший самому Вадику. Он не знал и как относится к архиву, с одной сторону ему нравилось здесь находиться, никого нет, сиди и учи, но именно в этом и проблема, учи, уже бесит это слово. Он лёг на широкую лавку и закрыл глаза. Чуть-чуть расслабиться, вот что сейчас надо, а потом, выучить, он сможет. Вадик положил тетрадь на грудь, может знания впитаются хоть так, или лучше положить на голову…
Вадик долго не мог открыть глаза. Такое ощущение, что он парализован. Но это не так, он нутром чувствует, что абсолютно здоров. Он чувствует, что его куда-то тащат, нет, тащат неправильное слово, его транспортируют. Он не чувствовал прикосновений рук, не чувствовал под собой жёсткости каталки. Но факт оставался фактом, он перемещался и не по собственному желанию. Но и не против воли. Он не знал сколько времени заняло перемещение, но, скорее всего не очень много. Он не успел заскучать. Вадик вновь попытался открыть глаза, когда понял, что транспортировка завершилась. Ему нравились эти слова и их сочетание. Транспортировка завершилась. Как высокотехнологичная песня. Но глаза так и не слушались. Зато сквозь тишину отчётливо прорезался голос, ведущий обратный отсчёт.
Тридцать один… Тридцать… Двадцать девять…
Казалось, что голос находится в какой-то металлической бочке. Он звонким эхом отражается от стен и врезается в уши. Не больно, но ощущение не из приятных. Особенно учитывая, что других ощущений нет, было чувство транспортировки, но и оно исчезло.
Семнадцать… Шестнадцать… Пятнадцать…
Вадим почувствовал чьё-то присутствие. Он силился открыть глаза, но они упорно продолжали играть роль парализованных. Лёгкий ветерок прошелестел возле правого уха, так бывает. Когда кто-то проходит мимо. Но не шагов, не шелеста одежды он не услышал.
Семь… Шесть… Пять…
С каждой цифрой голос становился мягче, может, конечно, он просто привык к нему. Человек вообще ко всему привыкает. Теперь чувство дискомфорта уступило лёгкому любопытству и что же дальше когда будет ноль, вариантов не было ни одного.
Три… Два…
Ну вот и всё, скоро голос пропадёт и история продолжится.
Один…
Всё смолкло. Вадик ничего не чувствовал и не слышал. Он попробовал что-нибудь сказать, но рот, как и глаза, отказывался подчиняться хозяину. Внезапно что-то холодное коснулось его живота. Мыщцы на секунду свело судорогой. Было не больно, но холод был настолько сильный, что Вадик беззвучно ойкнул, благо продолжалось это не долго, всего несколько секунд. Потом, как сквозь туман до него донеслись голоса, незнакомые, он не слышал их прежде. Спустя некоторое время голоса стали громче, как будто кто-то постепенно приближался, и Вадик поймал себя на мысли, что не может определить, кто говорит мужчины или женщины, или же женщина с мужчиной. Голосов определённо было больше двух, они вели диалог, но были абсолютно одинаковые, совершенно без каких либо отличительных признаков, так могли говорить оба пола.
Вадик потерял счёт времени, он не мог даже приблизительно определить, сколько он находится в странном месте, Он отчётливо слышал речь, но не понимал ни слова из того, говорят. Может оттого, что лежал без единого движения, может из-за того, что не понимал говоривших, а может ему просто так казалось, время тянулось крайне медленно. Наконец говорившие начали удаляться от парализованного Вадика. А на него самого навалилась невесть откуда взявшаяся свинцовая тяжесть, она заполняла тело, начиная со ступней, понемногу поднимаясь всё выше и выше. Ему начало казаться, что тело весит уже чрезмерно много и ему стоит попробовать себя для книги рекордов, как самого тяжёлого человека. Вот тяжесть добралась до желудка, сдавила кишки, Вадику нестерпимо захотелось в туалет, причём по обеим причинам. Но странная волна и не думала останавливаться. Интересно выдержит ли его то, на чём он в данный момент лежал, ему живо представилось, как прогибаются ножки у металлического столика, на котором он лежал. Почему именно металлического он не знал, просто так оно обычно бывает, что столик металлический, так всегда в кино показывают. Немного страшно, что будет, когда тяжесть доберётся до головы, вдруг череп не выдержит. Желудок выдержал, а череп не выдержит, маловероятно. Вадику показалось, что он может немного двигаться. Большой палец левой руки слабо отозвался на желание шевельнуться. Но Вадик не спешил приводить в движение руки, в первую очередь он открыл глаза и…
Ослеп бы, если не проснулся. Свет был очень яркий, у него несколько минут после пробуждения перед глазами плавали пятна, переливаясь всеми цветами спектра. Вадик судорожно огляделся, тело его слушалось, никакой тяжести не было и в помине. Он лежал на широкой скамейке, на телогрейках, в помещении архива, где и должен был находиться, поскольку именно тут и отошёл ко сну. Какой странный сон, что интересно он хорошо запомнил всё, что происходило, до мельчайших подробностей. И странные разговоры, и холод в области живота и страшную тяжесть, сковавшую его перед пробуждением. Вадик сел на скамейке и посмотрел на часы, ого проспал почти три часа, уже пора переодеваться и на автобус. Он поискал глазами тетрадку, её нигде не было. Что за чёрт, ведь он точно помнил, как положил её на грудь, перед тем как отрубиться. Он нагнулся и заглянул под скамейку, вот она, ненавистная, видать упала, когда он ворочался во сне. Вадик поднял тетрадку и, сладко потянувшись, резко встал на ноги. Пора домой. В этот момент в дверь архива постучали.
– Эй, стажёр! Ты как там не заснул? – Николаич, надо же подсуетился, что бы не забыть новенького. Однако, похоже, что забыл, что у Вадика есть имя. – Мы уже как бы домой собираемся. Давай не задерживайся!
– Иду! – крикнул Вадик.
А сам опустился на скамейку и прислушался, постепенно шаги Николаича стихли. Вадик чувствовал себя на все сто процентов, он не был настолько полным сил, да он уже и не помнил, когда ещё испытывал такую свежесть в голове. Может это один из тех снов, когда на человека спускается что-то свыше, помечая своей печатью. Может на него возложили какую-то миссию, а возможно вот так вот сходят с ума. Это всего лишь сон. Но почему же тогда у него такое ощущение, что сон был реальнее того, что происходит сейчас. А может статься, он до сих пор спит, это такое продолжение. Ну, уж нет, он ещё в силах отличить реальность от грёз, в каком бы состоянии не находился, а сейчас он вполне во вменяемом состоянии.
Как бы там не было, но пора выдвигаться, необходимо успеть принять душ, ещё немного промедления и времени совсем не останется. Спустя пятнадцать минут Вадик стоял под душем, тёплые струи воды под сильным напором вымывали из его памяти остатки странного сна, с каждой секундой он помнил всё меньше и меньше и уже на остановке, остались лишь частицы, какие обычно остаются после подобных сновидений. Немного ощущений и немного графических воспоминаний, из которых порой трудно сложить цельную картинку. К тому моменту, как он переступил порог квартиры, его оставило и ощущение бодрости, всё стало как обычно. И это его вполне устраивало.
Глава 2
Неунывающие американцы из Green Day были как раз кстати с утра, проснуться под бодрый калифорнийский поп-панк гораздо проще, чем заставить себя начать новый день вместе с противным пиканьем обычного будильника. Вместо последнего Вадик использовал телевизор, запрограммированный на круглосуточный музыкальный канал. Вот и сегодня телевизор послушно включился около восьми утра, хотя это и было совсем не обязательно, на работу только завтра. У Вадика ещё целые сутки, что бы подготовиться к сдаче. Но почему-то он заранее знал, то даже не откроет сегодня тетрадку, а завтра просто пообещает всё выучить следующему разу. Так будет проще, он пока не готов чисто с моральной точки зрения, ему надо ещё пару недель пообжиться на заводе, получше узнать географию.
С такими мыслями он встал с постели и прошёл на кухню, вчерашний сон совсем забылся, но какая-то бодрость всё-таки осталась. По-крайней мере он легко проснулся, не испытывая желания ещё полдня проваляться в постели. По пути он посети совмещённый санузел, отметив, что, несмотря на крепкий сон, совсем не выглядит помятым. Ополоснув холодной водой лицо, Вадик продолжил недолгое путешествие на кухню. Там он по обыкновению заварил быстрорастворимый кофе, и пока вода закипала, закинул в тостер два куска хлеба. Через пару минут Вадик сидел напротив телевизора и щёлкал каналы. Утро четверга смотреть катастрофически нечего и это притом, что у него кабельное телевидение, включающее в себя больше сорока каналов.
Вадик жил в однокомнатной квартире в многоэтажном доме, доставшейся ему в наследство от прадедушки по отцовской линии. Родители уехали жить в областной центр, в городе у Вадика родственников больше не было. Раз в несколько месяцев он навещал предков, по большей части, стараясь не попасть на семейные праздники, что тут утаивать не любил торжества в кругу семьи. Эти извечные разговоры про политику и про то из чего сделан салат, который подают из года в год один и тот же. У Вадика почти сразу начинала болеть голова на этих сборищах и потому он старался заранее поздравить родителей с очередным днём рождения или годовщиной и не париться за общим столом. Соседи попались по большей части люди нормальные, напротив жила семейная пара с двумя детьми, они, конечно, иногда поругивались, но Вадика не сильно коробили семейные скандалы, он был не из тех, кто на каждое матерное слово вызывает наряд из дежурной части. Непосредственно за стенкой в большой двухкомнатной квартире обитал мужик средних лет, постоянно находящийся в разъездах, Вадик видел его настолько редко, частенько забывал, как тот выглядит, и не здоровался при встрече, сосед на него не обижался, сам всё прекрасно понимал. Учитывая, что жил он последнем этаже стандартного пятиэтажного дома, то само собой сверху его никто не беспокоил.
По ходу переключения каналов он наткнулся на местные новости. Шёл криминальный блок. Диктор, пожилая пресс-секретарь городского УВД, сообщала о странных событиях на берегу озера Янтарное, на котором уютно расположился заозёрный. В течение вчерашнего вечера в районе городского пляжа, было найдено три трупа, все мужчины от двадцати пяти до тридцати лет, без признаков насильственной смерти. Далее следовали фотографии, к счастью, Вадик не узнал ни одного. После вскрытия, которое обещало пролить свет на загадочную смерть, пресс-секретарь пообещала, что сообщит о продвижении расследования. Вместе пили и траванулись, такое часто бывает, с другой стороны признаки отравления, как правило, на лицо. Ну, да это дело следователей, медэкспертов и остальных правоохранительных специалистов.
Вадик выключил телевизор и отпил большой глоток кофе. Тотально нечего смотреть, даже жалко деньги, которые он исправно каждый месяц отдаёт за кабельное, пусть и не большие, но всё же деньги. Он вышел в подъезд и спустился до почтового ящика. Ничего кроме свежей газетёнки, как раз та, что вчера на работе изучал Анатолий Петрович. Он вернулся, и, допивая кофе, прочитал рассказ вакансий, он не собирался менять работу, это действовал грядущий экзамен, он из подсознания напоминал о себе вот таким вот способом.
В итоге день затянулся. Вадик принципиально не открывал тетрадку, несмотря на то, что взял её с работы. Он искренне полагал, что в последний день перед сдачей нельзя забивать голову информацией как-то связанной с предстоящей проверкой. Его не пугала комиссия из пяти человек, которая помимо начальника смены и директора отдела техники безопасности, которые в принципе, как ему рассказывали, заваливать не будут, состояла из начальника цеха, руководителя отделения и главного инженера-технолога. Вот последние трое и должны, по словам Эдика, сотоварищи разрушить все планы Вадика скоропостижную сдачу. Особенно один, Вадим, хоть и никогда прежде не встречался с ним, невзлюбил его заочно. Руководитель отделения Некрасов Владимир Владимирович. Он любитель задать вопросы, которых даже и тетрадке могло не быть. Мол, хочешь работать должен сам некоторые подводные камни разыскать, спрашивать у бывалых, внимательнее читать должностные инструкции. Вадик, как впрочем, и многие остальные считал такие вот методы, мягко говоря, никчёмными, он аппаратчик, не оператор, и уж тем паче не инженер-технолог. Но ничьи слова ещё не долетели до ушей Некрасова, и маловероятно, что и Вадик сумеет достучаться. Поэтому со спокойной душой, Вадик выложил тетрадку на тумбочку, что бы не забыть взять её завтра на работу и благополучно забыл о завтрашнем дне.