И правда! Коричневые невысокие ворота были приоткрыты. Деревянная вертушка не держала створку.
Глеб поднял руку, но Светик перехватила его:
– Может, что-то сказать нужно?
– Что сказать? – опешил Глеб.
– Слова. Волшебные. Чтобы злые силы не привязались…
– Сим силябим? А потом накрываться простыней и ближе к вечеру бежать как раз на это кладбище, чтобы покойники не мучились с поисками?
Он отстранил сестру и пересек границу кладбища.
Светик сглотнула. Вот не любила она кладбища. Сама не знала почему. Понятно, что никто кладбища не любит. Но чаще всего люди к месту жительства мертвых равнодушны, а она чувствовала озноб от одного упоминания. И еще сны. Очень неприятные. Что ее закапывают. Живьем. Никто не мог понять, почему ей снились эти кошмары. Они приходили в темные осенние ночи под дробь дождя о подоконник. Что она стоит на старом кладбище. Все кого-то ищет. Потом вдруг находит табличку со своим именем. И годами жизни. А в другой раз ее на этом кладбище закопали. В следующем сне из земли вылезали покойники и гонялись за ней. А она спотыкалась о надгробия, цеплялась за оградки. И это жутко неприятное чувство безысходности. Когда сделать ничего нельзя. Когда понимаешь, что пропала. Холодное липкое чувство, мешающее дышать. Не любила она кладбища, нет. Шла с нехорошим чувством.
Как и вчера, встречала их ель с длинными, низко висящими ветвями. Тяжелые лапы перегораживали вход. Дальше дорожку перечеркивал упавший ствол березы – единственное светлое пятно. Остальное тонуло во мраке.
Первые могилы, самые старые, стояли без оградок. Выкованные из железа ажурные кресты, украшенные крестами и орнаментами. У части были снесены верхушки. Один крест был сломан у основания и аккуратно прислонен к стволу дерева.
Глеб прошел мимо первых крестов, пнул шишку. Та поскакала по своим делам.
– Ну и какой тут оказался особенно недовольным?
Справа возвышался аскетичный железный крест, только имя и даты. Лежал тут неизвестный Ирва Ахонен. Восемьдесят лет прожил. Про другого, обладателя сломанного креста, точно можно было сказать, что он моряк – у основания креста виднелся якорь. Ива Кюха прожил всего сорок лет.
Глеб поднял уроненную им вчера оградку, с силой воткнул ее в землю.
– Как-то так и было!
Затрещали ветки – Костян полез на упавшую сосну. Она имела потрясающие извилистые ветви и невероятно изогнутый ствол, словно злой великан схватил ее огромными лапищами и легонько сжал, заставляя древесину вспучиться. По этой сосне было интересно изучать карту ветров острова. Они постоянно меняли направление, выгибая ствол то туда, то сюда.
– Ты где? – позвала брата Анка. – Не отходи от меня.
– Это ты от меня не отходи, – проворчал вылезший из веток Костик. – И вообще – я руку поцарапал.
Он показал локоть. Кровь текла. Не соврал.
– Давайте быстрее.
Чем дольше Светик на кладбище находилась, тем ей становилось неуютней. Еще и ночью не выспались. Сейчас у нее то ли от страха голова кружилась, то ли оттого, что спать хотелось. Вот прямо тут на травку лечь, глазки закрыть.
– Эй, ты чего? – Глеб тронул сестру за руку, и только сейчас она почувствовала, как ее ведет в сторону. А там, в стороне, вразнобой старые железные кресты – плоская палка и три перекладины. Было и несколько деревянных. Просто торчали из земли. Без имени. Без надгробного холма.
Светик помотала головой. Это все сумрачность, это все испуг. И да, не выспалась, вот и кемарит на ходу. Как там дядя Лёка рассказывал? От усталости он засыпал на ходу, а просыпался оттого, что сваливался в канаву?
Упавшая ель придавила деревянный частокол, погребя под собой несколько участков. Сквозь забор и лапы ели торчали кресты. Сразу за ними и стояла та самая сосна. На которой в молодости спал дядя Лёка. И на которую забралась вчера Анка.
Сосна имела странную скрученную против часовой стрелки кору. Тот, кто дерево здесь сажал, немного развернул ее вдоль оси, да так сильно, что сбил кору и она немного закрутилась. В месте, где из ствола выходили ветки, кора собралась морщинистыми складками. Сами ветви смотрели вниз.
Свиловатая.
Да, так говорил дядя Лёка. От слова «вилок» – как серединка у капусты закрученная.
– Мощное дерево, – повторил свои вчерашние слова Глеб.
– Здесь вообще все мощно, – пробормотала Светик, проходя вперед. – Может, быстренько все поправим и пойдем?
Долго оставаться на кладбище не хотелось. Хотелось поскорее оказаться в месте, где над головой не сходятся так плотно деревья, где от земли не идет этот мертвящий запах.
Но быстренько ничего сделать было нельзя, потому что Анка, заклеив Костину рану подорожником, ускакала вперед фотографировать красоты. Костик опять полез в бурелом.
– Не думаю, что все из-за этого, – пробормотал Глеб. – Но давай попробуем.
Поваленных крестов вокруг было много. Они клонились в разные стороны, словно игроки, замершие в игру «Море волнуется раз». Вот сейчас они оживут и покажут «морскую фигуру». Один упавший крест ухитрился утянуть за собой надгробную плиту. Поднявшаяся платформа оголила кирпичную кладку соседнего участка. Под ней была только земля.
Светику захотелось оглянуться. Она была уверена: проживающий тут дух недоволен, что с ним так поступили. Он сейчас стоит за спиной и… и… Пускай просто зло супит брови. Вот как сейчас Костик. Руки сложил на груди, плечи вперед, пузо навыкате, губы трубочкой.
Глеб наклонился, надавил ладонью на смотрящий вверх край плиты. Что-то где-то скрипнуло, но с места не сдвинулось.
– Дураки, – выдал Костик. – Оно, вон, зацепилось.
«Вон, зацепилось…» оказалось оградкой, в которую уперлась плита.
– Я вообще не понимаю, как Аня ее уронила. – Глеб отряхнул руки и подошел к плите с другой стороны, примеряясь надавить ногой.
– А она ее и не роняла, – снова заговорил Костик. – Плита давно так.
И показал на уже хорошо осевшую под поднятым краем плиты землю.
Светик присела, смело заглядывая под плиту. И как они раньше не заметили? Как вчера дело было? Примчалась Анка с криками, что уронила крест, они глянули и побежали. Почему-то стало страшно. По дороге Глеб зацепился ногой и уронил оградку. Тут уже даже он вскрикнул.
А на самом деле никто ничего не ронял? Вернее, оградку роняли, но не надгробие. У могилы поднятая земля уже травой поросла, и мох на оборотной стороне появился, и паутина присутствовала.
С паутиной в этом месте было хорошо. Что ни куст, так два-три паучка его уже облюбовали, наплели сетей, засели в круговые засады. Мух столько не летает, сколько паутины на деревьях! Эта паутина Светика вчера жутко напугала. Заглядевшись, она попала в огромную клейкую ловушку и от страха решила, что ее обнял покойник.
Сегодня ей уже ничего не казалось, она была уверена. Покойники! Рядом!
– Анка! – рявкнула она так громко, что кладбище притихло.
Подруга появилась из-за покосившихся крестов с фотоаппаратом в руках. Вид имела счастливый.
– Какие кадры! – потрясла она техникой, совершенно не замечая, что три пары глаз смотрят на нее недовольно. – Вот это место!
– Ты вчера роняла этот крест? – как можно строже спросила Светик.
– Какой крест? – очень несерьезно улыбнулась подруга.
– Вот этот! – Светик ткнула в задранную плиту.
– А вы крест уронили? – обрадовалась Анка. – Стойте! Какой кадр!
Даже терпеливый Глеб не выдержал и плюнул. Костик заметно покраснел и как будто бы стал еще меньше.
– Чего же ты говорила, что уронила! – воскликнула Светик.
– А он не падал? – с сомнением посмотрела на опрокинутый крест Анка.
– Я тебя сейчас убью! – выдал Костик.
– Не будем мы никого убивать, – завела привычные примирительные речи Анка и замолчала. Только сейчас она заметила свое вчерашнее дерево, разглядела покосившиеся кресты соседних могил и искренне ахнула.
– А мне показалось, что упало. Я прыгнула, оглянулась, смотрю – лежит.
– Прыгнула, – тихо повторил Глеб, заглядывая за плиту. – Прыгнула…
– Мне бы не понравилось, если бы по мне прыгали, – буркнул Костик и демонстративно отвернулся. Но всем было не до него.
– Значит, не из-за этого? – тихо спросила Светик.
– Может, здесь покойники вообще ни при чем. – Глеб поднялся, отряхивая руки. – Сама говорила, сколько людей по кладбищам ходят – и ничего.
– Я есть хочу! – вдруг выдал Костик. – Зря пугали только своими перевалами.
Анка посмотрела на всех виновато.
– Нет, ну мне правда показалось, что оно упало.
– Все, больше ничего не трогаем. – Глеб вышел на тропинку. – Идем отсюда.
Светик бросила прощальный взгляд. Было немного обидно, что ответ на вопрос «Что произошло ночью?» так и не получен, надежда на то, что вот прямо сейчас все закончится, не оправдалась. Или закончится само по себе, без их старания?
Надгробие шевельнулось? Кто-то попытался выглянуть из-под него?
Светик пригляделась, пытаясь прочитать полустертое имя.
Ану… Мяк… Нет, не Ану… Ину… Мяк… Мякиинен…
Вдруг буквы сделались четкими.
Ханну Ниеминен.
«Ах!» – грянуло в воздухе.
Скрипнула сосна, словно ее еще сильнее закрутило, словно она стала выше и кривее.
– Ну, мы идем? – прогундел Костик.
Показалось! Конечно, показалось!
Захотелось подойти поближе, чтобы еще раз прочитать имя.
Не пошла. Ноги сами не захотели нести. Да и какая разница, как кого звали в стародавние времена. Судя по датам, человек благополучно прожил длинную жизнь в девятнадцатом веке. Все у него было отлично. Ну, кроме надгробия если только.
Кресты стали навязчиво лезть в глаза. Они как будто тянулись к людям, пытались зацепиться, не пустить, оставить у себя.
– Я бы тут еще, конечно, поснимала, – не торопилась уходить Анка.
– Аня, пойдем, – Костик потянул сестру за подол куртки.
Светика тащить было не надо. Она решительно повернулась и зашагала обратно. Зашагала, четко глядя себе под ноги. А то эти имена вдруг стали назойливо бросаться в глаза, просить, чтобы их прочитали.
Нет, не стала читать. Все эти Оксанены, Питкянены, Сеппялы были ей неинтересны. Совсем неинтересны!
Она так торопилась уйти, что опередила неспешно бредущего Глеба. Вынырнула из-под елки и вскрикнула от неожиданности.
За воротами стоял дядя Лёка. Вид имел суровый, даже недовольный – плотно сжатые губы, нахмуренные брови, лоб собран морщинками.
Он все знал – и про упавший крест, и про опрокинутый заборчик, про весь тот шум, что они вчера здесь устроили!
– Чаю не хотите? – вдруг спросил дядя Лёка и улыбнулся.
– Я! Я хочу чаю! – выскочил вперед Костик. Второпях он споткнулся за порожек ворот и полетел руками вперед к ногам дяди Лёки.
– Эх ты! – быстро наклонился к нему дядя Лёка. – Осторожней надо быть. Да и вы, ребятки, лучше сюда так просто не ходите. Местные это не любят. Хорошо, если подножку только поставят.
Все с интересом посмотрели на Костяна, который, оказывается, только что столкнулся с потусторонней силой. Костян по-деловому отряхнул колени и, буркнув: «Никто мне подножку не ставил, я сам упал», – зашагал к дороге. Еще хозяином таким обернулся, махнул рукой:
– Ну что стоите? Нас чай позвали пить!
– Эк, какой! – восхитился дядя Лёка.
В воротах появилась сияющая Анка.
– О! А мне здесь все нравится! Потрясающие места! Вам повезло, что вы здесь живете! Еще бы что-нибудь такое же прикольное увидеть!
Что-то в лице дяди Лёки дрогнуло. Кажется, он был не сильно счастлив в одиночестве, и веселая компания была как раз для него.
Светик проследила, как Глеб закрывает за собой ворота. Прочно закрывает, чтобы случайно не открылись.
– А чего у вас один крест с плитой упал? – осторожно спросила Светик. – Упал, и никто не поправляет.
– А некому поправлять уже. Все родственники умерли. А упал от ветра. Тут такие ураганы бывают. Вы же видели, сколько деревьев повалило.
– Это настоящее карельское кладбище! – возбужденно заговорила Анка. – Здесь не принято ничего убирать. Как упало, так и должно лежать.
– Первый раз такое слышу, – мягко перебил ее дядя Лёка. – У нас обычно все чистенько было. Это сейчас заброшено. А если что наклонилось, так это нехорошо. Вот, помню, в другом месте, хоронил я приятеля, смотрю, у соседней могилы плита приподнялась. А я знал тех, чьи родственники там захоронены. Я им и говорю – поправьте могилу. А им все некогда было. Вот месяца три-четыре проходит, стали в той семье люди умирать. Один, второй. Я им снова говорю – могилу поправьте. Кинулись что-то делать, а поздно. Еще там кто-то умер.
Анка слушала внимательно, кивала. Светик отстала.
– Чего это у него: что ни рассказ, так про покойников или призраков? – тихо спросила она Глеба.
– А чего у него еще тут есть? Один на острове, кто не уехал, тот умер. А он остался.
Светик оглянулась. Деревья как-то сразу загородили кладбище. Если бы не знать, не догадалась бы, что там… за деревьями…
– Как спалось? – бодро спрашивал дядя Лёка.
– Очень хорошо! – также бодро ответила Анка. – У вас здесь замечательно!
– Раз замечательно, так живите!
Дорога тянулась через бесконечное поле, заросшее высокой травой и молодыми деревцами. Дядя Лёка показывал направо, налево, говорил, где какой дом стоял, где школа, где магазин. И это было очень странно, потому что поле не сохранило никаких следов ни дома, ни школы, ни магазина. Трава, деревья.
– А тут у нас широкая дорога шла, – сказал дядя Лёка и махнул направо, где на пригорке начинался густой лес. Ничего не выдавало в нем бывшую широкую дорогу.
Они забрались на холм, прошли мимо густого малинника, повернули за кусты лещины и увидели дом. Деревянная некрашеная изба с высоким крыльцом, гордо смотрящим в небо коньком крыши.
Узкий двор с одной стороны подпирал неожиданный для Карелии дуб, с другой его ограждали кусты смородины. Под дубом пристроилась длинная лавка.
– Как здесь здорово! – Анка с наслаждением втянула воздух и закрыла глаза. – Я бы здесь жила!
– А я пойду пить чай, – сообщил Костик, потянул на себя дверь и сделал шаг через порог.
Старую деревянную тяжелую дверь…
За дверью мелькнули ступеньки, темный предбанник, светлая комната. Больше ничего увидеть не удалось, потому что дверь из Костиной руки вырвалась и, наподдав ему под зад, захлопнулась. Из дома раздался сдавленный крик.
Анка изобразила на лице тревогу.
– Костя, ты там не ушибся?
– Я коленкой ударился, – гнусаво сообщил Костик.
Светик не удержалась и хмыкнула.
– Вы только за дверью разувайтесь, – предупредил дядя Лёка, легко распахнул дверь и оставил ее открытой – сама она не закрывалась.
– Ай! – послышалось из дома.
Что-то грохнуло.
– Что же ты? – отозвался дядя Лёка.
Костик навернулся с лавки. Сел на край, другой край лавки задрался, сбрасывая седока, а заодно и пару чугунов, что на ней стояли.
Костик хлюпал ушибленным носом, пинал ногой прибивший его чугунок.
– Ну не плачь, не плачь, – утешала его Анка, гладя по голове. – Сейчас будем чай пить. Дядя Лёка нас конфетами угостит.
– Шоколадными? – важно уточнил Костик.
– Конечно!
Но шоколадных конфет не оказалось. Вообще никаких конфет не было. Было печенье. И банка сгущенки.
– А это тебя, мил человек, домовой мой не приветил, – сказал дядя Лёка после того, как чайник вскипел и все пять чашек были наполнены густым ароматным чаем. Костик тянул из сахарницы ложку. Почти вытянул. Но тут крышка подпрыгнула, выбивая ложку из пальцев. Сахар разлетелся по столу. Костик недовольно поджал губы. Светик опять фыркнула – не могла удержаться.
– Не буду я ваш чай пить! – буркнул мелкий, складывая руки на груди.
– А на него обижаться не следует, – махнул рукой дядя Лёка. – Что толку? Это его игры. У меня так тоже одна женщина в гости приезжала. И домовой этот то кепку в нее бросит, то поленницу перед ее ногами разворошит, то холодную воду вдруг сделает горячей. Она и приезжать не стала.
– Ой, а чай какой вкусный! – без устали восторгалась всем Анка.