Инга любила в себе одно качество. Ей нравилось учиться. Всегда! Особенно если она видела что-то достойное. Всегда присматривалась, всегда брала на заметку. Умела восхититься, умела порадоваться. Вот только применить к себе лично получалось не всегда. Ну и ладно, может, когда-нибудь в будущем. Есть такое выражение – дорогая простота, вот это про Веру. И манера себя вести и общаться с гостями, даже постоянное курение ей очень шло. Красиво поднести ко рту зажженную сигарету – это умеет не каждая женщина. У Веры получалось. При этом она всегда была в тени мужа. Причем понятно, что она сама выбрала для себя такую роль. Ей так удобно и комфортно. И ей не надо организовывать праздник. Пусть говорят «путешественники» и «комсомольские работники». А она будет наблюдать. Небось, даже дома за эту «лидершу» мужу втык не сделает. Она выше этого. Она и в нем, и в себе уверена. Инга смотрела и восхищалась. Вот у кого нужно учиться. А она что? Ревновала Глеба к бывшей жене, которой никогда не видела. Хватило только записи в телефонной книжке «жена», чтобы она впала в депрессию на неделю. Глеб ее с трудом оттуда вытаскивал. И сын Глеба ее нервировал. Вот Веру, небось, никто не нервировал. Она так достойно и доброжелательно себя вела.
– А Вера кем работает? – напротив Инги за столом, как выяснилось, сидела Верина ближайшая подружка.
– Вера как Мишку родила, так никем уже 16 лет не работает. А вообще-то она стюардесса.
– Как это стюардесса?
– А что тут такого? На международных рейсах летала, в бизнес-классе старшей проводницей. Это, между прочим, я их со Степановым познакомила. А то он никак не мог ни к какому берегу пристать. И возраст уже поджимал. Да и Верочка тоже все никак приземлиться не могла. А тут все как-то срослось. А когда Мишка родился, Вере уже 33 было. Первый ребенок, очень тяжело ей достался. Какие уж тут полеты?! Да и она вся в Гошке и в сыне растворилась. Так что вот. Это на самом деле меня все благодарить должны!
На похоронах Ингу колотило нещадно. Страшно. И страшно было встретить тех же самых людей, которых она практически ежегодно наблюдала в праздничной обстановке. Тогда они только смеялись, хохмили, пели, танцевали. И вот они все сегодня здесь. Но как люди меняются. В состоянии праздника и горя… У всех в глазах растерянность… Всех не покидает мысль о нелепости этой ситуации. Боже, что они все здесь делают? Почему встречаются у морга? И где наряды, где украшения? Только цветы. Море цветов, в основном розы. Море роз. И только Степанов не выглядит потерянным, собранный до предела… Черный костюм, как всегда шикарный, белая рубашка. Он один был готов и провожал жену достойно.
После того первого дня рождения, совместного с этой разношерстной, но интересной компанией, их стали приглашать на праздник ежегодно. Видимо, они с Глебом прошли фейс-контроль. Почему-то Инга была уверена, что рулит здесь всем не Степанов, а может, даже один из замминистров. И люди, собравшиеся за праздничным столом, должны были быть приятны не только Степанову, но и соответствовать статусу приглашенных гостей. У Глеба бизнес развивался, Инга работала во французском посольстве. Позвать, стало быть, не стыдно, а, можно даже сказать, престижно. Гости для стола. Или для веселья? Они в веселье участвовали, и Инга уже замечала, что ей приятно видеть одних и тех же людей вот за этим столом каждый год. Один раз в год, заметим. Ну и ладно. Может, и не надо больше.
Инга наблюдала. И с удивлением отметила, что жены министров перестали меняться с возрастом. И даже наоборот! Год от года они только молодели и хорошели. Все как-то похудели, оделись в яркое. Инга сидела за столом на этом празднике жизни и радовалась происходящим переменам. А ведь действительно. Когда тебе 20 или 30, не очень-то задумываешься, как ты выглядишь. Кажется, что модный прикид может спасти ситуацию. А если тебе под 50 или за 50, то тут уже продумываешь каждую мелочь. Все должно тебе идти, не сделать тебя смешной, все должно соответствовать возрасту и немного его скрадывать.
Никогда Инге не забыть, как в один из развеселых праздников перед ней вдруг начал отплясывать Путешественник, выделывать всякие коленца, вроде как приглашал ее к танцу. Неожиданно женщина поняла, что смотрит он не на нее, а ей через плечо. Инга оглянулась. Прямо за ней стояла жена друга Игоря Федоровича Стелла. Инге она безумно нравилась. Да, не молодая, может, не очень худая и стройная. Но такая у нее улыбка открытая, такая она милая и жизнерадостная, что Инге всегда было радостно в очередной раз находить ее среди гостей. И при этом думать: ну, не главное в женщине возраст! Да, женский век недолгий. Но (!) все зависит от тебя, от блеска в твоих глазах. И первый раз в жизни Инга испытывала ну просто физическую радость оттого, что выбрали в данном случае не ее, а женщину, которая и старше гораздо, и совсем даже не красавица. В любой женщине есть индивидуальность. И нормальный мужик это всегда увидит, сколько бы женщине ни было лет. А если нужна внешность и фигура, как у фотомодели, и чтобы обязательно молодая, так и не мужик это вовсе. Нам такой мужик не нужен.
Нет, черный цвет женщину не красит. И особенно не идет женщине горе. Оно никому не идет.
В какой-то год Лидерша пришла без генерала.
– Люд, а генерал-то где?
– Ой, не спрашивай, развелась. Такая сволочь, ради детей терпела, Жанка в институт поступила, и все. Пошел он подальше.
– Да ты что! Никогда бы не подумала. Внешне у вас такая идиллия была. Пели-то как!
– Во-во, все только на публику. А дома и меня гонял, и детей. Надоело все. В конце концов, я уважаемый человек, вон сколькими людьми руковожу! А дома должна унижения терпеть?
Ну вот, сюжет для небольшого рассказа. Оказывается, так тоже бывает.
В тот год Вера была особенно неподражаемой. Похудела, помолодела. Инга тогда даже не удержалась от комплимента:
– Вера, как тебе удается?
– Да зубы вставляла, месяц есть не могла. Вот и результат. Сама рада!
Вера всегда была естественной. А ведь это одна из главных составляющих привлекательности женщины. Естественность и небольшая загадочность. Причем не путаем загадочность с кокетством.
На похоронах не было только пожилой пары, которая всегда присутствовала на днях рождения Степанова. За ними прочно закрепилась кличка Евреи, соседи Степановых по дому, жили над ними. Ему сильно за 80, а она всегда с гордостью подчеркивала, что младше мужа на 14 лет. К сожалению, в этом возрасте это уже не заметно. Но на похороны, значит, идти не решились. Инга оглядывала присутствующих и вспоминала, как старикан подмигивал ей на совместных праздниках, а его еврейская жена обиженно поджимала морщинистые губки. А уж когда дедуля решился пригласить Ингу на танец, гордо удалилась в туалет.
Инга слегка побаивалась танцевать с еврейским дедушкой: а вдруг он упадет? То есть понятное дело, она его поднимет, сама не маленькая, сил хватит, но ему же стыдно будет! И все же рискнула!
А дедушка, понимая, что из-за стола вылезти во второй раз уже не сможет (и вискарика выпил, не стесняясь, и жену свою слегка побаивался), все просил певицу:
– Дочка, поиграй подольше, дай с девочкой еще потанцевать.
Да уж, людей, которые моложе тебя, хоронить особенно тяжело. Поэтому и не пришли. Все понятно.
А вот Вера никогда не танцевала на этих праздниках.
– Вера, давай к нам!
– Да ну вас! Я так не умею!
И действительно, эта женщина всегда знала все свои плюсы и минусы. Ну куда скакать с таким ростом? Наверное, это бы смотрелось смешно. Даже если очень хочется. Вера знала про себя все и не ставила себя в дурацкое положение.
– Инга, ну представь, Мишка мой себе какую-то девицу завел. Так эта девица звонит мне и говорит: «А вы Мишина мама? А давайте с вами завтра в музей сходим». Я говорю: «Зачем?» А она мне: «Ну зачем в музей ходят: картины смотреть!»
– Вот это да! Пойдешь?
– Пойду, куда деваться-то, сын же. Морально подготовилась ко всему.
Вот в этом была вся Вера. Ни от чего не отказываемся. Идем вперед с открытыми глазами и принимаем ситуацию как данность. Разбираться будем потом.
И вот уже нет никакого «потом». И Инга так никогда и не узнает, как Вера сходила в музей. А ведь могла позвонить, расспросить. Казалось, что можно сделать это позже, что время еще есть.
– Боже мой, Людмила, я тебя сразу и не узнала. Ты не знаешь, что все-таки случилось? Почему, отчего?
– Сама только позавчера узнала. Игорь не хотел рассказывать. Рак легких…
Похороны были мучительными. Мрачную атмосферу усугубил начавшийся на кладбище дождь. Не просто дождь, а ливень. Страшный, нескончаемый. Что это? Плачет небо? Нет, это не небо плачет. Это Вера не хотела уходить.
Вера не могла согласиться с тем, что уходит так рано, так не вовремя. На кладбище она поняла, что это все, что ничего не изменить. И она оставляет здесь мужа и, главное, сына. Ну почему он должен дальше взрослеть без нее, почему без нее родятся его дети и почему не она будет сидеть с ними в их деревенском доме? Почему? Почему?!
Вера любила Мишку безумно. Когда Степановы приезжали к Глебу с Ингой в гости вместе с ним, это была совсем другая Вера. Она все время любовалась сыном. Уже было не так важно, о чем это мы. Главное, рядом был Михаил, взрослый, красивый. Им можно гордиться. И это ее сын. Вон какого она его вырастила. И он как две капли воды похож на маму. Что греха таить, Инга ревновала людей к их детям. Это было сильнее ее: зарождалась тайная зависть, которая обволакивала, не давала дышать. Ревновала всех. Исключением была Вера. Когда она видела это трепетное отношение, в душе у Инги начинала теплиться надежда. Вера ведь тоже родила поздно. Когда уже никто не верил и сама она уже, наверное, отчаялась. И вот он, подарок Бога. И как все счастливы. А может, и у Инги все еще будет.
8
Инга почувствовала через ливневую завесу взгляд. Она не понимала – чей, но почему-то ей стало не по себе. Что-то странное и нереальное. Как из другой жизни. Этого еще не хватало! Она начала искать Глеба. Где он, что происходит? Никакой зонт не спасал от косых струй. Хлестало по щекам, заливалось за шиворот, не спасало ничего. Но холодно было не от дождя – от страха, который навевали сгорбленные и съежившиеся фигуры в черном, гнетущее молчание и ощущение какой-то безнадежности. Почему не опускают гроб, чего они ждут? Страшно было оттого, что Степанов бегал вообще без всякого зонта от одного к другому. В темном, наглухо застегнутом и туго перепоясанном плаще, он был похож на какого-то шпиона из старого кинематографа. И вообще, вся эта мизансцена напоминала Инге кадры из старого итальянского фильма. Конечно, кино. Это не может быть правдой, не может быть жизнью. Вот и Глеба нет. Где же он?