– У него шок, мэм.
– Введите противошоковые.
– Слушаюсь, мэм.
– Ну, как дела, капитан? – она вернулась к Робинсу и его подопечному.
– Кровь удалось остановить, пульс слабый, но он присутствует. Начинаем трансфузию. Было бы плохо, мэм, если бы он умер, – заметил капитан, взглянув на Джин поверх марлевой повязки, – я очень рад, что этого не произошло. Не могу привыкнуть, когда пациенты умирают. И вроде бы понимаешь, что сделал все, что мог, но все равно задаешь себе вопросы, так ли это на самом деле. Может быть, что-то не сделал, что-то забыл. Опять и опять все прокручиваешь в голове.
– Да, к этому привыкнуть трудно, – согласилась Джин. – Да и не стоит к этому привыкать, иначе как работать. Но врачи не боги, это верно.
– Бывает, ты сделал все, что мог, даже больше того, что мог, но для человека пришло его время. Бог забирает его, – вздохнул Робинс.
– Да, трудно спорить с Богом, – Джин улыбнулась. – Моей бабушке это удавалось, он, в общем-то, частенько уступал ей, не хотел связываться, а у меня получается далеко не всегда.
– Сэр, еще один раненый, – доложил медбрат, – на этот раз из них, из партизан то есть. Наши сделали вылазку. Вот сержант сопровождает.
– Мы открыли по ним огонь, – военнослужащий сдернул каску, вытирая пот, – они начали отстреливаться. Этот парень вскочил, я выстрелил по нему, он упал, трое убежали с того места, где он упал.
– Обстрел наверху прекратился, – сообщил Робинс.
– У него пулевое ранение с входным отверстием, – продолжал сержант, – мы осмотрели его.
– Понятно. Срочно на стол его, – приказал Харрис. – Партизан не партизан, нам все равно, мы обязаны оказывать помощь всем. Какие показатели, Джулия?
– Давление сто пятьдесят девять на сто двенадцать.
– Сэр, у него нет пульса.
– Я полагаю, надо вскрыть грудную клетку, чтобы обеспечить доступ к сердцу, – предложила Джин. – Необходимо пережать аорту, если не сделать этого, он умрет.
– Я согласен, мэм, – полковник Харрис кивнул. – Джулия, приготовьтесь к торакотомии…
– Левосторонняя, боковая по четвертому межреберью, – добавила Джин, взяв скальпель. – Ретрактор подайте, пожалуйста. И побольше салфеток. Надо остановить кровотечение.
– У него фибрилляция сердца, – сказал Робинс.
– Я сделаю прямой массаж. Следите за показателями. Джулия, укол адреналина! Как дела, капитан?
– Кажется, оно пошло, мэм.
– Что-то у нас сегодня одна остановка за другой, – полковник Харрис смахнул пот с побледневшего лица. – Давненько такого не было.
– Мэм, там на связи из Кабула полковник Фостер, он хочет поговорить с вами, – сообщил дежурный, заглянув в операционную.
– Скажите, я освобожусь через полчаса и перезвоню ему, – Джин даже не повернулась, продолжая вычищать рану.
– Слушаюсь, мэм.
– Ну что ж, полковник, – она взглянула поверх маски на Харриса, – похоже, и этот тоже у нас сегодня в плюсе. Так что отправим его к специалистам, как только пойдет на поправку, там он расскажет, с чего им сегодня пришло в голову стрелять по нам.
– Похоже, это было не самое лучшее их решение, – пошутила Джулия. – Во всяком случае, для этого парня.
Через сорок минут в кабинете Харриса она услышала в телефонной трубке голос Майкла.
– Ты давно в Афганистане?
– Всего лишь сутки, – Джин улыбнулась. – Но уже успела попасть под ракетный обстрел и провести пару сложных операций. Как-то сразу почувствовала себя на линии фронта. Как в Ираке. Мне рассказали, что ты был здесь, на этой базе, всего неделю назад, объявлял благодарность лейтенанту Кейт Стролл и, как я поняла, произвел на нее большое впечатление.
– Да, очень способная девушка, – подтвердил Фостер, – командование ею довольно. Ее поощрили за спасение той несчастной афганки, которая сожгла себя от отчаяния.
– Я видела ее, – ответила Джин. – Ее зовут Айша. Сегодня мы собираемся с ней ночью смотреть «Властелина колец», и Кейт Стролл намеревается составить нам компанию. Я надеюсь, это как-то развлечет несчастную девушку, она почувствует силы жить дальше. Ну а что касается медицинской стороны – исправления внешности, психологической реабилитации, это все обеспечит мамин фонд, я не сомневаюсь. Главное, чтобы душа пробудилась. Снова почувствовала, что такое радость.
– Может быть, и мне присоединиться к вашему просмотру? – поинтересовался Майкл как бы невзначай. – Я как раз вечером свободен. Могу приехать, меня подкинут на вертолете. Как ты относишься к этому?
– Минуточку, – Джин приподняла брови от удивления. – Мне кажется, ты не понял меня. Мы собираемся смотреть «Властелина колец», а не «Апокалипсис» Копполы, ты ничего не перепутал? Ты всегда говорил, что тебя не волнуют сказочки.
– Не скажу, что этот фильм входит в число моих любимых, это верно, – Майкл усмехнулся. – Но чтобы увидеться с тобой, я готов потерпеть хоббитов и этих ушастых эльфов часок-другой.
– Ты приедешь с Долли? – теперь Джин пришлось приложить усилия, чтобы вопрос прозвучал равнодушно. – Кажется, так зовут твою подругу? Или она осталась в Штатах?
– С Долли мы расстались, – неожиданно сообщил он. – Очень быстро. Хватило и месяца. Вскоре после того, как ты уехала в Израиль.
– Вот как, я не знала, – Джин пожала плечами. – Жаль. Жаль Долли, во всяком случае, я так поняла, у нее были на тебя большие планы. Что ж, если тебя не держат никакие дела, присоединяйся. Во всяком случае, для Кейт Стролл это будет большая радость.
– А для тебя?
– Для меня тоже, не скрою.
– Тогда до встречи?
– До встречи.
– Сэр, там доставили тела двух повстанцев, убитых при вылазке…
Положив трубку, она услышала голос полковника Харриса в коридоре.
– Позовите лейтенанта Дустума. Пусть их похоронят по исламскому обычаю. Перевяжут ноги, завернут в белую ткань. Лейтенант, проследите за тем, чтобы все традиции соблюдались.
– Слушаюсь, сэр.
– Вы здесь, мэм? – Харрис заглянул в комнату. – Я не помешал?
– Нет, что вы, полковник, – Джин смутилась. – Это же ваш кабинет.
– Признаюсь, усталость накапливается, – полковник опустился в кресло перед компьютером. – Эмоциональные и физические нагрузки порой через край. Я понимаю капитана Робинса и тех, кто лезет на крышу смотреть на звезды.
– А как расслабляетесь вы, сэр?
– Мы с Джулией совершаем пробежки вокруг базы. Но это получается редко, ведь передышки у нас выпадают, когда, например, сильный дождь или буря, как сегодня. Но такие условия не годятся и для физзарядки тоже. Тогда, как вы предлагаете, мэм, мы смотрим хорошие фильмы. Мне нравится про Бэтмена. Но и «Властелин колец» неплох. Настраивает на философский лад. Это бывает полезно, – Харрис вздохнул. – Ведь мы никогда не узнаем, какой реальный вклад каждый из нас внес в общий успех. И остается только рассуждать о том, что мы на стороне добра, и это само по себе важно. Собственно, ради этого мы и явились на белый свет. Чтобы сражаться на стороне добра, когда наступит наша очередь, то есть делать самые обычные дела, как это ни парадоксально, спасать жизни людей, например.
Она ехала по внешней стороне Садового кольца к Малой Сухаревской площади. Сзади показалась группа машин, украшенная белыми шарами, лентами, плакатами с перечеркнутым портретом премьер-министра. Из окон высовывались люди, они весело махали руками, с тротуаров им отвечали приветственными криками москвичи. Джин включила поворот, показывая, что перестраивается в другую полосу, чтобы освободить дорогу. На дипломатическом «форде» со звездно-полосатым посольским флагом тут лучше не попадаться, и так на всех телеканалах трубят о том, что оппозиция в России подкуплена американцами. Добравшись до Малой Сухаревской площади, она пошла на разворот, разукрашенная группа машин пронеслась мимо, за ней появилась еще одна.
Джин выехала на внутреннюю сторону Садового кольца и свернула на Трубную улицу. Она двигалась медленно, читая названия переулков. Вот и Малый Сухаревский, указанный в визитной карточке, которую дал ей Борис Логинов в Сирии.
Еще один поворот. Через сто метров она остановилась перед домом. Опустив стекло, посмотрела вверх, на десятиэтажную громаду напротив. Здесь он живет. Во всяком случае, это тот самый дом, который указан в карточке. И если учесть, что сегодня суббота, Борис вполне может быть у себя.
Она взяла визитную карточку, взглянула на телефонный номер, вспомнила, как он передал ей эту карточку. Блеклый красноватый шар солнца за завесой пыли, садящийся за голые верхушки холмов, резиденция сестры сирийского президента Бушры аль-Асад, охранники, застывшие перед входом на фоне цветущих роз и гибискусов.
«Если передумаешь, позвони», – сказал тогда Борис с нарочитым равнодушием. «Я передумала, Борис, – подумала она с легкой иронией, набирая номер на мобильнике. – И не понарошку, только для того, чтобы ты уехал с базы, на которую направлены израильские ракеты. Передумала на самом деле. Надеюсь, ты поймешь меня правильно».
Она поднесла трубку к уху. Раздались протяжные гудки – один, три, пять… Наконец она услышала голос Бориса.
– Я слушаю. Кто это?
– Это я, Зоя. Ты помнишь меня? – спросила она и неожиданно почувствовала, как от волнения комок встал в горле.
– Зоя?
Ей показалось, он ошеломлен, даже поперхнулся. Но постарался не дать ей понять этого, взял себя в руки, отвечал спокойно.
– Ты где, Зоя?
– Я здесь, в Москве, стою перед твоим домом, во всяком случае, перед тем самым домом, который был указан в визитной карточке. Ты все еще живешь в нем? – спросила она.
– Да, живу, – ответил он. – Но сейчас я не дома. Я в офисе у отца.
Его голос прозвучал растерянно, но он поспешно добавил:
– Я сейчас приеду, Зоя. Не стой на улице. Я позвоню консьержке, она даст тебе ключ. Поднимайся в квартиру. Я скоро.
– Хорошо.
Из трубки понеслись короткие гудки. «Он по-прежнему живет один, – подумала она, даже радостно, как ни странно. – Если бы в этой квартире меня кто-то встретил, мне не пришлось бы брать ключ у консьержки, да Борис и не позволил бы мне туда подняться».
Она бросила мобильник в сумку, вышла из машины. Пискнула сигнализация, машина закрылась. Джин перешла улицу. За оградой виднелся внутренний дворик, выложенный шоколадно-белой квадратной плиткой, аккуратно вычищенный от снега, украшенный четырьмя подстриженными туями в круглых кадках.
Консьержка, женщина лет пятидесяти, с крутой шестимесячной завивкой, внимательно посмотрела на нее из-за стекла. Наклонившись, спросила:
– К Логинову? Борис Леонидович только что звонил. Проходите.
Замок на воротах щелкнул. Джин вошла.
– Второй подъезд, пятый этаж, пятидесятая квартира.
Консьержка протянула ключ, внимательно разглядывая ее.
– Борис Леонидович сказал, что скоро приедет, – добавила она, желая показать, что в курсе дела.
– Я знаю, спасибо, – кивнула Джин.
Пройдя по двору, она вошла в подъезд. На бесшумном стеклянном лифте поднялась на пятый этаж. Квартира Логинова находилась справа. Обычная коричневая дверь с номером. Но сердце почему-то на мгновение замерло, словно она собиралась не просто переступить порог квартиры человека, которого почти не знала. Ей почему-то казалось, она переступает порог совершенно новой жизни.
Джин вставила ключ в скважину, повернула два раза. Толкнула дверь – она бесшумно, медленно открылась. Тишина, темно. Никого. Но кого она ожидала встретить? Видимо, кого-то все-таки ожидала.
Джин закрыла за собой дверь и, не торопясь включать свет, сделала несколько шагов по коридору. Слева перед широким зеркалом, занимающим всю стену от пола до потолка, она увидела круглый кожаный пуф. Расстегнув короткое норковое манто, сняла, положила на него. Быстро оглядела себя в зеркале, закрутив волосы в узел на затылке и убрав выбившиеся пряди, направилась в комнату. Навстречу послышалось цоканье когтей по паркету. Джин остановилась. Большая черно-серая овчарка уселась в проеме двери, внимательно глядя на нее. Она не залаяла, ничем не проявила недовольства, просто села неподвижно, очевидно, давая понять, что путь дальше закрыт.
– Я понимаю, – негромко сказала Джин.
Она отступила назад, села на пуф, положив манто на колени. Собака внимательно наблюдала за каждым ее движением.
– Я не грабитель, – Джин щелкнула выключателем, рядом с зеркалом мягким розоватым светом вспыхнуло бра. – Я приехала к твоему хозяину. Он мне разрешил войти.
Пес наклонял голову то на одну сторону, то на другую, слушая ее.
– Но ты прав. Нам надо дождаться его, – решила Джин. – Он сам сейчас приедет.
Овчарка улеглась на пол, положив морду между передними лапами. Джин осторожно протянула руку и погладила собаку. Овчарка позволила ей это сделать, даже чуть-чуть приподняла голову.
– Ты мне, конечно, не скажешь, как тебя зовут, – положив манто на пуф, Джин присела перед собакой на корточки, – но мне это обязательно скажет твой хозяин. А меня зовут Джин. Ты запомнишь?
Она гладила пальцами лоб собаки, глядя в темно-коричневые с красноватым отблеском глаза животного, а память уносила ее назад, в детство.
– Бабушка, бабушка! Айстофель прыгнул в воду! Бабушка, он утонет! На помощь!
Прижав ладошки к вискам, пятилетней девочкой она бегала вокруг мраморного фонтана, окруженного старинными оливковыми деревьями в саду прованского замка. А точно такая же черно-серая овчарка с большой красивой мордой и умными коричневыми глазами с восторгом плескалась в воде в знойный августовский день.
– Бабушка, иди скорей!
– Не волнуйся, Джин, Айстофель прекрасно умеет плавать. Ничего с ним не случится.
Маренн вышла на террасу. Облокотившись на парапет, с улыбкой наблюдала за Джин. Теплый прованский ветер старался растрепать ее темные волосы, закрученные в узел на затылке.
– Он сейчас поплавает и выберется сам. Ему жарко. Представь, если бы тебе в такую жару пришлось бы все время ходить в шубе.
– Ой, бабушка, он вылезает…
Собака подплыла к краю и резво выпрыгнула из фонтана.
– Отойди подальше, Джин, – попросила Маренн. – Он сейчас начнет отряхиваться и забрызгает твое новое платье. А мама опять будет упрекать нас с тобой за неаккуратность. Поднимайтесь ко мне. Я приготовила тебе сок и мороженое.
– А Айстофель? Он будет есть? – обрадовавшись, Джин вприпрыжку побежала к лестнице.
– Мороженое – конечно, – улыбнулась Маренн, расставляя чашечки с мороженым на круглом столике под зонтом на террасе. – А так он не будет есть ничего существенного, пока не спадет жара.
Она пододвинула стул для Джин.
– Садись. Ешь понемногу, чтобы не простудить горло, и не забудь поделиться с Айстофелем.
– Ну конечно, бабушка!
Темно-коричневые глаза овчарки, совсем другой собаки, внимательно смотрели на нее, спустя почти сорок лет. Странно, Борис не сказал ей, что в квартире собака, но то, что это оказалась немецкая овчарка, – такое не может быть случайностью!
На площадке стукнули двери лифта. Послышались шаги. Собака вскинула голову – он. Провернулся ключ в замочной скважине. Джин выпрямилась. Борис вошел, чуть наклонившись. Высокий, в распахнутой коричневой дубленке, с непокрытой, все так же коротко остриженной головой. Бросил ключи на полку рядом с зеркалом. Собака радостно подбежала к нему.
– Рейси, привет! – Борис ласково потрепал пса по загривку. – Черт, я совсем забыл. Он ничего тебе не сделал? Я забыл сказать, что в квартире собака.
– Нет, мы почти познакомились, – ответила она. – Я сказала, как меня зовут. А вот теперь знаю, как зовут его. Все мое детство прошло именно с такой собакой.
Она улыбнулась, поправляя волосы.
– Его звали Вольф-Айстофель. Это был уже третий или четвертый Вольф-Айстофель, которого завел мой дядя Клаус. Он называл всех своих собак одинаково, в честь легендарной в нашей семье собаки, которая пережила с бабушкой осаду Берлина в сорок пятом году. И все они обязательно были немецкими овчарками. Дядя Клаус очень любил их. А Вольф-Айстофель был самой горячей, просто сумасшедшей мечтой его детства, которая осуществилась только после войны, когда он стал жить с бабушкой и тетей Джил. Сейчас дядя Клаус живет в Берлине, и у него конечно же есть Вольф-Айстофель.