– Я понимаю, Боб, – Джин кивнула.
– Сэр, тут в противоположном углу две деревянные штуки, похожие на большие тарелки, – доложил Ракер, – под ними угольный стержень, обернутый белой лентой наподобие скотча.
– Обследуйте все это внимательно, – приказал Шлихт, – и произведите зачистку.
– Эта деревня недалеко от того места, где мы видели талибов, – заметила Кейт. – Не исключено, именно здесь они смастерили СВУ, обнаруженные нами на дороге. И старейшина знал об этом.
– Может быть, знал, может, и не знал, – Шлихт пожал плечами, – но как они устанавливали их, точно видел. Но промолчал, чтобы не связываться ни с ними, ни с нами.
Когда вышли на улицу, Шлихт подозвал к себе солдата.
– Всем рассредоточиться, – приказал он. – Двоих на крышу, следить за окрестностями. Когда заходишь в деревню, – пояснил он для Джин, – не исключено, что где-то в укрытиях могут сидеть их снайперы. Не раз случалось, когда все тихо, и вдруг раз – и ударят из гранатомета. Это война, в которой все непредсказуемо, никогда не знаешь, что ждет тебя за ближайшим поворотом.
– Сэр, впереди пластина…
– Всем стоять.
Не успели пройти и десяти метров по улице, как сержант Ракер, сканирующий дорогу, предупредил об опасности.
– Не исключено, что под ней емкость. Я обследую, сэр. Да, СВУ на батарейках, – доложил он спустя несколько минут. – Но не активная. Батарейка высохла. Видимо, установлена здесь давно.
– Они и на батарейках бывают? – удивилась Джин. – Никогда не слышала.
– В нашем деле много тонкостей, мэм, – усмехнулся Шлихт. – И такое случается. Талибы используют такие штуки, но они не очень надежные. Батарейки быстро разряжаются.
Он повернулся к сержанту.
– Ракер, раскапывать глубже нельзя. Мы не знаем, какой у нее взрыватель. Если он самодельный или излишне чувствительный, он может взорваться в любой момент.
– Ой, собака, – воскликнула Кейт. – Откуда она?
К ним подбежала худая рыжая дворняжка, и капрал Тейлор кормил ее кусочками печенья, оставшимися в кармане.
– Сейчас вернемся к машинам, я тебе дам еще, – сказал он.
– Тейлор, не отвлекайтесь, – одернул его Шлихт. – Успеете еще наиграться на базе. Уверен, эту собаку он точно потащит с собой, – сказал он Джин. – Большой любитель животных. Там у него уже есть парочка подопечных, бродячие собаки в Афганистане благодаря Тейлору скорее познакомятся с американским образом жизни, чем люди.
Шлихт продолжил распоряжаться:
– Ракер, окапывайте осторожно, чтобы не сдвинуть снаряд. Затем все отойдем в укрытие и взорвем его в земле. Сообщите Беннету описание СВУ, пусть доложит на базу.
– Сэр, тут идет провод, – через секунду доложил Ракер.
– Ничего удивительного, – сказал Шлихт. – Еще никогда не было, чтобы они устанавливали СВУ по одной. Они не скромничают. Идем по проводу, но след в след за сканером, ни шагу в сторону, всем ясно? Тейлор, оставь собаку. Смотри, куда ставишь ногу. Дустум, не отставай.
– Сэр…
– Назад! Что там?
– Кажется, еще одно такое же устройство с батареей, но на этот раз активное, – доложил Ракер.
– Очень хитро придумано. Расчет на то, что мы найдем неактивное устройство, успокоимся, а потом подорвемся на активном.
– Да, здесь вокруг мягко, – продолжал Ракер. – Земля явно перекопана.
– Я сожалею, мэм, – Шлихт взглянул на Джин. – Вашим студентам придется вас подождать.
– Что делать, – она пожала плечами. – Сама напросилась. Экскурсия по СВУ, буду знать.
– Двухтактная СВУ с изолятором, шарикоподшипниковое соединение, – Ракер осторожно приподнял жестянку под сканером, – батарея на девять вольт. Внизу восьмидесятимиллиметровая мина со шнуром-детонатором…
– Неплохая штучка, – Шлихт присвистнул. – Не зря прогулялись. Я где-то читал, что войны выигрываются ногами по земле. Чем больше протопаешь, тем скорее одержишь победу. Похоже, это и к нам имеет отношение. Что ж, будем взрывать. Всем отойти. Пятнадцатиминутная готовность. Тейлор, не забудь пса. Ты уже придумал, как назовешь его?
– Дик.
– Вот так, мэм, – Шлихт только покачал головой, – мы тут возимся с миной, а кто-то сзади придумывает имена собачкам. А что еще делать, верно? Если улица узкая и пройти можно только по одному. Удобно.
Он огляделся.
– А где Дустум? Я его не вижу.
– Он прошел в тот переулок, сэр, – доложил Тейлор, показывая направо.
– Я же сказал, ни шагу в сторону! Почему ты не задержал его?
– Я не успел, сэр…
– Черт возьми!
Земля вздрогнула. Из проулка послышался взрыв.
– Стоять! Без паники! Тейлор, на место! Ракер, продолжайте заниматься миной.
Шлихт обернулся к Джин:
– Мэм, я прошу вас пройти со мной. Наверняка нужна помощь.
Она кивнула.
– Кейт, ты тоже. Всем остальным заниматься своим делом, никаких прогулок, – строго распорядился капитан. – Только по команде. Мэм, вы помните? След в след, ни шагу в сторону. Идите за мной.
– Я помню, Боб.
Они осторожно вернулись назад и свернули в проулок, сразу попав в облако дыма.
– Он спустил еще одно СВУ, – негромко произнесла Кейт. – Мне кажется, это нога, мэм… Оторвало ногу…
– Нет, все на месте, – остановил ее Шлихт. – Недалеко ушел Дустум. Вот он, здесь рядом, мэм.
– Сейчас я осмотрю его, – Джин направилась к раненому, но Шлихт схватил ее за руку.
– Стоять. Сначала все просканируем. Тейлор! Обследуйте все вокруг раненого, чтобы доктор могла подойти.
– Слушаюсь, сэр.
– Сколько раз повторять, нельзя ходить туда, где еще не проверяли радиолокатором? – упрекнул Шлихт переводчика.
Тот сидел, прислонившись спиной к стене, обмундирование на ноге было разорвано, ткань промокла от крови.
– Сэр, кажется, главный снаряд где-то рядом, он не сработал, – доложил Тейлор.
Он подмигнул Дустуму:
– Ты легко отделался.
– Ясно. Раненого надо переместить. Кейт, давай перенесем его на безопасное место. Там доктор осмотрит рану, и потом уже отправим к машине.
Шлихт сообщил по рации:
– База один-два, у меня раненый. Высылайте санитарную вертушку. Сообщаю координаты.
– Ну, как?
Дустума опустили на тщательно обследованное место. Джин наклонилась, осматривая рану.
– Кость цела. Можно сказать, царапина. Крови много. Но сейчас я наложу жгут и сделаю перевязку. Все обойдется, – успокоила она переводчика. – В самом деле, легко отделались.
Тот улыбнулся, но в глазах все еще стоял страх.
– У меня такое ощущение, что вся эта деревенька – не что иное, как опорная база талибов, – сказала Кейт. – Может быть, не стоит связываться с разминированием, а просто взорвать ее полностью. Что думаешь, кэп?
– Скорее всего, ты права, – согласился Шлихт. – Ракер, все выходим. Приготовиться к подрыву. Линейный заряд С-4, пустите робота, чтобы он расположил его. Как только робот вернется, будем взрывать.
– И часто приходится это делать? – спросила Джин.
Сделав укол обезболивающего, она ввела Дустуму антибиотик и накладывала повязку в машине.
– Частенько, мэм, – вздохнула Кейт. – Вы сами видели, у них здесь склад. Противотанковые гранатометы, стрелковое оружие, взрывчатые вещества. Такие запасы мы уничтожаем сразу. Вообще саперам Боба приходится разминировать по восемьдесят километров дорог в день, и такие склады попадаются не раз и не два, много. Нас придают Бобу в усиление, так что приходится видеть, мэм, как они работают.
– Робот вернулся, сэр, – донесся голос сержанта Ракера. – Все готово. Ждем приказа.
– Один, два, три. Огонь!
Мелькнула вспышка, раздался взрыв.
– Одним складом меньше, мэм, – заметил Шлихт, заглядывая в машину. – Как дела, Дустум? Я вижу, ты повеселел.
– Уже лучше, сэр.
– Чтобы командир мог спокойно спать, он должен знать, что сделал все, чтобы его солдаты как можно меньше подвергались опасности, – Шлихт забрался в броневик и уселся на свое место. – Тебе повезло, Дустум, что мэм сегодня оказалась с нами. Сейчас дождемся вертолета и двинемся дальше.
– Сэр, может быть, не надо эвакуации, – попытался возразить переводчик, – я закончу рейд с вами.
– Никаких разговоров, – отрезал Шлихт. – Пусть в госпитале все обследуют как надо. Успеешь вернуться. Я правильно говорю, мэм?
– Все правильно, капитан, – ответила Джин. – Я согласна.
Покрытое широкими багровыми рубцами лицо Милисы прояснилось, едва Джин приблизилась к ее постели.
– Я думала, никогда не увижу вас. Мне вообще казалось, что раньше я видела вас только во сне, – проговорила она, шевеля вздернутыми, изъеденными шрамами губами. – Что вас не существовало на самом деле. А потом я говорила себе: ты жива, а значит, и та женщина, которая лечила тебя в Сирии, она тоже существовала. Но лучше бы я умерла. Мне страшно смотреть на себя в зеркало.
Темно-карие глаза девушки заблестели от слез.
– О жизни никогда не стоит сожалеть, ей надо радоваться, – Джин присела на стул у ее постели, ласково взяла за руку, Борис встал за ее спиной, положив руки на плечи. – Я смотрю, ты хорошо уже научилась говорить по-русски, а раньше Снежана жаловалась, что плохо тебя понимала, немного по-русски, немного по-английски, а так все больше жестами.
– Да, я ведь не из Бухареста родом, из Яломицы, глубокая провинция. Русский у нас был в школе, но преподавали плохо, учитель то был, то нет, так и сдали кое-как. Английского и вовсе не преподавали. В Амаре техникум фармацевтический закончила. Там конкурса не было, недобор, желающих учиться было мало, легко поступила. А потом уж в Бухарест, в университет отправилась. Там меня на биологию приняли, у меня химия, биология, румынский язык – все хорошо было. А иностранный там не очень спрашивали, – она виновато улыбнулась, – можешь сказать по-русски «спасибо», «пожалуйста», «до свидания», и то хорошо. По-английски уже в Бухаресте читать научилась, чтобы книги читать по специальности, а говорить – нет, никакой практики не было. Да и то, закончила, а работы в Бухаресте не найти, своих хватает, вернулась в Яломицы, а там школу вскоре закрыли, учить некого, все в город подались. Вот искала работу, вербовщики в Сирию заманили, думала, найду применение по своей биологии, а они меня в бордель, мне даже в голову такое не приходило, документы отобрали, куда денешься? Так бы и умерла там, в Сирии этой, если бы не вы. А как Снежана? Мне сказали, она с вами уехала.
Она приподняла голову, заглядывая в лицо Джин.
– Она сейчас в Чикаго, – мягко ответила Джин. – Работает помощницей в клинике Линкольна, учится в медицинской школе. Твоя жизнь тоже наладится.
Джин легко сжала руку Милисы, прижимая ее к груди.
– Мы вот решили с господином Логиновым, тебе сделают пластическую операцию, все шрамы на лице уберут, уже скоро, – она взглянула на Бориса, он кивнул. – Может быть, не одна операция потребуется, это уже специалисты посмотрят. Но от шрамов твоих не останется и следа, так что можешь не переживать на этот счет ни мгновения. Это обязательно так будет. Не сомневайся. Ты снова станешь красивой. Как была. Немного надо потерпеть, во всяком случае, надо надеяться. Даже не просто надеяться, а верить, что все так и будет. На это уйдет еще несколько месяцев, это точно, может быть, даже полгода. За это время тебе надо определиться со своей жизнью. Что ты хочешь – вернуться домой в Бухарест, остаться здесь в Москве, может быть, хочешь поехать в Чикаго, к Снежане? Это ведь на самом деле не я, она была первая, кто тебя спас. Она увезла тебя от Мустафы, наняла сиделку, чтобы ухаживать, меня вот нашла, позвала. Я ничего о тебе не знала. А когда она узнала, что я еду в Москву, сразу напомнила, узнайте, мэм, если возможно, хоть что-нибудь о Милисе, забрал ее тот русский офицер или нет. Она о тебе волнуется.
– В Бухарест я не поеду, там мне нечего делать, – произнесла Милиса с горечью и покачала головой. – Все родственники от меня отказались. Узнали, что из меня проститутку сделали, мать сказала, чтоб на порог не показывалась, ей перед людьми стыдно. Если бы вы взяли меня с собой, госпожа, – она сжала руку Джин, заглядывая ей в лицо с надеждой, – я бы что угодно делала для вас. Самую грязную работу. Любую. Здесь я боюсь оставаться, здесь мне совсем не на кого положиться.
– Хорошо, когда вылечишься, поедем с тобой к Снежане в Чикаго, обещаю, – твердо ответила Джин. – За это время я все подготовлю для тебя – документы, жилье. Вот Борис мне поможет в том, что касается выезда из России. Так что тебе совсем не нужно расстраиваться.
Она наклонилась к Милисе, поправляя ей волосы на лбу.
– Сейчас главное – как можно скорее поправляться, чтобы началась новая, интересная жизнь.
– Она бы никогда у меня не началась, если бы не вы.
Голос Милисы дрогнул, она снова готова была расплакаться.
– Без вас мне даже надеяться было бы не на что и не на кого. Это просто Бог смилостивился надо мной, что послал вас ко мне, – слеза скатилась по ее щеке. – Благодаря вам я снова начинаю верить, что все-таки в мире существует добро, а прежде он представлялся мне сплошь черным.
– Не надо отчаиваться. Не надо, – Джин успокаивающе погладила Милису по руке. – О тебе заботится столько людей. И я, и вот Борис, и господин Хомский, и его помощники. Вместе мы обязательно сделаем что-нибудь путное. Жизнь наладится, ты будешь с радостью смотреть на себя в зеркало, к тебе вернутся мечты, ты будешь жить в большом, красивом, современном городе и не будешь чувствовать там себя чужой, я тебе обещаю. Я познакомлю тебя со своей семьей, ты не будешь одинока. Возможно, ты продолжишь изучать биологию, возможно, найдешь для себя другую профессию. Обязательно встретишь человека, который станет тебе опорой, будет заботиться о тебе. Я уверена в этом. И все, что ты пережила в Сирии, забудется, как страшный сон. Все так и будет.
– Все так и будет, – тихо повторила за ней Милиса. – Жить в Америке, да еще иметь там работу, друзей. Разве я могла мечтать об этом? Мне до сих пор кажется, что все это какой-то розыгрыш, обман. Вы даже не представляете, какую жизнь я вела раньше, госпожа, в каком захолустье.
– Но я же не обман, не видение, – все так же уверенно ответила Джин. – Вот я, перед тобой. Ты можешь видеть меня, прикоснуться ко мне. Значит, и все остальное тоже не обман. Не сон, не бред. Все сбудется. Надо надеяться. Надо надеяться, дорогая.
Наклонившись, она поцеловала Милису в лоб.
– Я рад познакомиться со спасительницей своей пациентки.
Джин услышала приятный мужской голос и обернулась.
– Это доктор Хомский, – сказал ей Борис. – Привет, Геннадий. Я тебе звонил.
– Я был на консилиуме. Очень сложный случай. Геннадий, – он протянул Джин руку.
Джин встала.
– Джин Роджерс, – представилась она, ответив на рукопожатие.
Высокий, подтянутый, круглолицый, с широко расставленными светлыми глазами, доктор производил приятное впечатление.
– Вы, я слышал, военный врач? – спросил он у Джин. – Я в недавнем прошлом тоже. В некотором смысле, это особая специализация. Когда надо знать все и немного больше.
– Потому что на поле боя не с кем посоветоваться, кроме как с самим собой, – добавила Джин. – Так всегда говорила моя бабушка.
– А ваша бабушка?.. – Хомский удивленно приподнял бровь.
– Маренн фон Кобург-Заальфельд, может быть, слышали…
– Еще бы. Тогда понятно. Тогда ничему удивляться не приходится. Это самая высокая рекомендация.
Со скрытой иронией он спросил у Джин:
– Как вы находите вашу подопечную? Как мы справляемся? Она вам не пожаловалась?
– Пожаловалась, – Джин ласково провела рукой по коротко остриженным волосам Милисы. – Но не на то, как ее лечат, я вижу, ее состояние вполне удовлетворительное, соответствует тяжести того, что ей пришлось перенести. Даже лучше, чем я ожидала. Но здесь ей одиноко, конечно. Ничего, мы скоро позаботимся об этом. Она встретится со старыми подругами, которые ее ждут.
– Вы заберете ее в Америку?
– Заберу. Она сама так хочет, и я думаю, так будет лучше.
– Да, так будет лучше, – поддержал Джин Борис. – Во всяком случае, в Чикаго найдется немало людей, которые по просьбе Джин примут активное участие в судьбе этой женщины. Здесь на подобное трудно рассчитывать. Даже если подключить моего отца.