– Понимаешь, это немного сложно… И в двух словах вряд ли можно рассказать довольно ёмкую и мозаичную историю жизни. Баба Зина является представительницей одной из тех семей, которые жили здесь с момента основания нашего города. Она очень благородного дворянского происхождения. Все представители рода Бабо – самые достойные люди. Среди них и учёные, и врачи, ну, и тому подобное. Бабо сохранила их наследство до сих пор.
– А почему она не продаст это всё и не заживёт красиво?
– Вот так может думать только наше поколение. Она живёт традициями. Ценит нажитое и переданное ей предками. Если ты заметила, по меркам Бабо, она живёт очень даже зажиточно.
– Шутишь?
– Нет, не шучу. О, пропащее поколение! Ну, смотри! Бабо девяносто четыре года. Родилась она, ну, где‐то в середине тридцатых годов прошлого века в дворянской семье с древней родословной с устойчивыми традициями. На всё это ещё наложила свой отпечаток «Красная революция», вырубая под корень буржуев и имея под постоянным прицелом абсолютное большинство дворян, госслужащих, помещиков, купцов, промышлеников, ну, всех, кто хоть мало–мальски что‐то имел.
– Так вот… После масштабного подрезания, срезания и выравнивания огромной массы большого количества народа, жившего в Российской Империи, получился «справедливо» одинаковый мир, где каждый имел то, что осталось на обломках пустой, разорённой земли. И как ты понимаешь, критерием нормального советского человека в этом генезисе стал голый, нищий, недоедающий, с огнестрельным запретом на культурный слой прошлого, но искренне верующий в лозунг: «Пролетарии всех стран объединяйтесь!» человек…
– Ты хочешь сказать, что если бы в тот момент, после бессмысленного и глупого кровопролития у «выигравшего красного солдата» в его стране осталось бы больше чем «ничего», то и критерии у кричавшего: «Власть народу!», – были бы другие?
Такой острый и схватывающий ум был мне по сердцу. Но я сделал чрезвычайно удивлённый вид и уточнил:
– Ты имеешь в виду ту власть, которая подчиняет чужую волю своей и борется за свою свободу, уничтожая чужую?
– Ну, а что? Есть другая власть, другая свобода?
Мы тут же оба улыбнулись.
– Оуу! Погоди‐ка! Дай мне сначала закончить о Бабо. А потом, конечно, если ты захочешь, мы по дороге поговорим об антагонизмах воли и власти.
– Хорошо… Мальчик!
– Так вот… Бабо всё время пыталась жить так, как по своей природе не могла: носить одежду, которая была ей не по статусу; жить там, где ей было совсем некомфортно; питаться тем, что было; читать то, что можно; любить то, что нелюбимо. Это всё исходило из общего положения народа. Не она одна ничего не имела – так было везде. Но тут сразу возникают вопросы: «Везде ли? Всегда ли?». Нет! Так было возможно только в первые тридцать лет построения социализма.
После войны коллективизм наступил на те же грабли, что и индивидуализм дворянства Российской Империи. Странно, но в насыщенном дорожном потоке пристегнулись те, кто управлял танком. Что это дало людям? Небольшой, но глоток «воздуха». Он полностью выразился в Бабо. Посмотри на дом, который во время его постройки считался запредельно шиковым: в нём высокий фундамент, дорогая древесина, цокольный этаж, высокие потолки. Но заметь, нет излишеств, нет красивых узоров. Этот дом по тем временам, на нашем сленге, можно было охарактеризовать как: «Строго, дёшево, но сердито…». Посмотри и на саму Бабо! Она ходит в «лаптях», в старом разноцветном фартуке, в косынке времён а‐ля «бабушки, вечер, лавочки, сплетни, гармонист дядя Гена».
Но на самом деле Бабо не просто богата! Она сказочно богата! Она миллионерша, у которой по комнате сплошь разбросаны антикварные драгоценности уровня мирового наследия. Она умна, образована, знает несколько языков и все это прячет за маской простоты. Её огромное сердце не имеет предела доброты и скрывается за ширмой вульгарной пыли. Она смотрит на все эти годы, сохраняя горделивую осанку своей чести. Это придаёт ей почёт и вызывает огромное уважение. Такие, как Бабо смогли донести до лучших времён наследие предков, пусть и храня их не совсем аккуратно. Бабо является одним из последних представителей искорёженной, но оставшейся интеллигенции «России» прошлого века.
После этого красноречивого монолога я ожидал от Софии любого вопроса, ответа, ну, или вообще пустого пожимания плечами, но ошибся.
– Ммм, значит ты знатного рода? Может, даже граф? – серьёзно сказала она.
– Я граф? Нет! Мы с Бабо дальние родственники. Она мне двоюродная прабабушка. Это довольно весомое расстояние в родстве.
– Уратик, где вы? – позвала нас Бабо.
– Пойдём быстрее, мы уже выбиваемся из графика, – сказал я.
– У меня всё готово. Я всё сложила тебе в сумку, – проговорила Бабо.
Бабо очень хорошо знала цену времени и, если она слышала фразу о том, что надо поторопиться, она действительно не теряла ни минуты, и делала всё очень живо.
– Стой, Уратмир! А как же драгоценности? Они что, так и будут храниться здесь? Это же целое состояние! Бабулю точно кто‐нибудь ограбит!
– Успокойся. Они тут уже сто лет лежат и ещё столько же пролежат.
– Бабо! А что ты тут собрала? Ну, я же не в поход собираюсь! Ладно! Ба, а где у тебя фонарик? Мне он может понадобиться.
– Уратик, он у меня в сарае, сразу, как дверь откроешь, справа на гвоздике висит.
Я выскочил за ним.
– Да, эту дверь всё же надо починить, – подумал я, отворяя с трудом или, другими словами, переставляя старую дубовую дверь на чугунных петлях.
– Надо срочно починить или вообще поменять её…
Взяв фонарик, я тут же рванул обратно и увидел картину, которая не удивила моё и так разгневанное самолюбие: Бабо опять что‐то рассказывала Софии про меня.
– Всё! «Ба», мы пошли!
Я схватил сумку и пошёл к калитке. София спешно выбежала за мной. На улице бабушка Зина принялась нас расцеловывать.
– Ну, ба! Ну, хватит! Ну, всё!
– Уратик никогда не любил целоваться, – этими словами Бабо опять заставила меня смущённо суетиться.
– Ба, ну такими темпами Тёма истечёт слюной или начнёт есть рукава. Не заставляй детей ждать. Они и так ходили, как коты, вокруг стола, пока ты с нами возилась.
– Ой, да они сытые! Я их только покормила!
– Ну, одно дело, когда ты их кормишь обычной едой, а другое дело – икра… Всё! Мы пошли!
Мне думалось о том, как София поняла слова Бабы Зины: «Уратик не любит целоваться!». Не выдержав, я перебил пустую тишину своими словами:
– Слушай, ты это, не думай, мне нравится целоваться…
– Верю!
Тишина рассыпалась нашим смехом. Мы зашли в лес, который для меня был вторым домом. Здесь, даже после стольких лет взрослой и отлучённой жизни, я опять чувствовал себя беззаботным мальчиком одиннадцати лет.
– Знаешь, в наше время никто из родителей, дети которых жили в этом районе, даже не могли подумать о том, что отпускать детей в лес поиграть, побегать, покататься – это опасно…. Лес был моим жизненным ареалом! А теперь что? Бабо даже не даёт им сделать шалаш в лесной чаще. Я знаю каждое дерево, каждую тропинку, каждый пенёк. Знаю, где здесь гнёзда белок и орлов… И сейчас особенно, до боли, всё стало знакомо.
Я присел на корточки и взял тростинку… Перед глазами расстелились три тропинки. Одна вела через яр к большим родникам и красивым пологим водопадам, другая – стремилась прямо к «светлой роще» – так в детстве мы называли большое оголенное бездревесное пространство, находящееся в глубине лесной чащи. Это местечко было очень интересным и загадочным с точки зрения его вида и расположения. Я и мой друг Рома наткнулись на него примерно в десятилетнем возрасте во время очередной, наверное, тысячной экспедиции по исследованию нашей лесной зоны и нахождению с ней взаимопонимания. Обнаруженное нами просторное место сразу же превратилось в районный стадион для игры в футбол. Большинство парней, прознавших про лесную площадку, приходили туда играть и весело проводить время в жаркую летнюю пору. В двух шагах находилась небольшая родниковая заводь с очень чистой и проточной водой в тени лесного массива. А третья тропа, которая изначально выходила к просеке между трёх водопадов, была нужным нам сегодня направлением. Итак, наш загадочный путь лежал к пяти старым дубам.
– Уратмир, а что за дети, которые сейчас находятся у бабы Зины? Кто они? Откуда?
Я поднялся на ноги. В моей голове уже сложился невероятный по красоте путь к заветному месту в этом сказочном лесу с учётом ограниченности временных рамок и отдалённости последнего момента посещения этого лесного мира. Тем более что уже при входе в чащу были заметны особенности долгого и полного отсутствия здесь даже случайных людей.
– Это дети из районного реабилитационного центра для сирот и оставшихся без попечения родителей. Бабо проработала там всю жизнь врачом. После наступления пенсионного возраста её вытурили на заслуженный отдых. А она всё–таки решила остаться там на миссионерской основе – уборщицей. Ну, а так как ей уже не надо было платить зарплату, они и не стали возражать. Теперь каждые выходные Бабо берёт пятерых, а то и семерых детей к себе – это похоже на попечительство. И самое интересное, чтобы брать к себе ребят, она должна каждые полгода проходить обследование на дееспособность.
– Понятно… Слушай, ты точно знаешь, куда идти? У тебя такое задумчивое лицо…
– Я думал, что после того как Бабо вывернула меня перед тобой наизнанку, ты станешь мне доверять?
– Да, после бабы Зины тебе бы доверял и Иван Сусанин. Я просто не уверена, помнишь ли ты дорогу. И вообще, нам куда?
– Всё под контролем, ты сейчас находишься в руках Маугли этой дикой природы.
– Оооо! Как нескромно! Прямо так и Маугли?! Этот лес огромен! Да, и судя по заросшим травой тропинкам, люди здесь – не частые гости!
– Это правда. Дорога предстоит непростая. В моё время нам было бы проще дойти до двугорья, но оттуда всё равно пару километров пришлось бы пробираться через малопроходимые дебри.
– Да, но тут даже эти старые тропы завалены упавшими деревьями, мягкой и густой травой, здесь полно сухого хвороста. Я даже не хочу думать про место, о котором ты говоришь. Если в то время там было тяжело пройти, то что же теперь?
– Вот поэтому надо быстрее идти и меньше разговаривать! Поверь, не всё так сложно под луной. Я научу тебя быстро передвигаться по затерянным направлениям. Минут через пятнадцать ты будешь таким же «Маугли‐человеком» только женского пола.
– Ну, тогда идём, и не болтай больше!
Толкнув меня в плечо, она двинулась вперёд.
– Эй, постой, воин в платье!
– Ну, что опять?
– Сними туфли и дай их мне.
– Что? Зачем?
– Давай быстрей!
Взяв туфли, я сломал им каблуки.
– Что ты делаешь?
– Делаю тебе удобную обувь. Теперь оборви себе платье чуть выше колена. Я взял у Бабо кеды на случай, если будет совсем неудобно, но они совсем не лакшери…
– Ты что, рехнулся! Ты уже испортил туфли за десять тысяч долларов, а теперь хочешь, чтобы я порвала платье за сорок?
– Давай, рви быстрей, тебе неудобно будет передвигаться в столь длинном одеянии.
– Да оно и не очень длинное! У меня сил не хватит! Рви ты. Да я и не знаю, какая у него должна быть длина, чтобы мне было сподручней!
Подойдя к Софии, я бегло оценил длину.
– Ну, что? Рассчитал?
– Да! Вот так надо. Но мне нравится так!
Не успев ничего сказать, молодая девушка уже стояла в оборванном платье, которое лёгким движением руки превратилось из длинного в коктейльное.
– Теперь хорошо?
– Нет, ещё пару штрихов. Стой пока. Неужели тебе не нравится ощущать босыми ногами мягкую травушку–муравушку?
Я разорвал надвое тот кусок платья, который был у меня в руках.
– А это зачем?
– Много вопросов. Пора уже начать соображать. Сядь на это дерево и выставь мне ногу.
Обмотав ей стопы по типу портянок для устойчивости, я надел на неё спортивный вариант модельных туфелек.
– Так, теперь они будут сидеть плотно и щиколотка никуда не подвернётся. Хорошо, что твоя обувь больше похожа на полусапожки. Ты в них как амазонка. Спортвариант…
Пройдя пару сотен метров и преодолев несколько старых упавших деревьев, я всё‐таки задал ей вопрос, который крутился у меня на языке:
– София, скажи, неужели ты и правда хотела идти в лес в том виде, который у тебя был?
Прочитав на моем лице неосторожный флюид как явный намёк на её глупость, она нашла достойный ответ:
– Слушай, а неужели ты не мог взять у бабы Зины какие–нибудь штаны?
Моя улыбка напоминала оскал, как после пощёчины, а её оголённые клыки были острыми, как и её язык.
– Нет, такие божественные ноги нельзя прятать от моих глаз в штаны! Тем более в те штаны, что есть у бабы Зины!
Секунду помолчав, я добавил:
– Если честно, я не мог отказать себе в желании увидеть твои ноги…
– Ах, ты! Да ты и впрямь маньяк! Стой!
Смеясь, она бросилась за мной. Игриво убегая и догоняя друг друга, искренне радуясь, мы зашли вглубь леса. Внезапно София остановилась и замолчала. Её взор был устремлен вдаль. В её глазах было божественное удивление окружающим спокойствием. Я медленно подошёл к ней и мне стало понятно, отчего она так переменилась.
– Знаешь, Уратмир, это чудесно!
– А почему шёпотом?
– Ты слышишь, как тут тихо? Это восхитительно! Здешнее спокойствие имеет странный привкус. Я пока что не могу понять его. Удивительно – здесь можно расслышать биение сердца!
Она рефлекторно приложила свою руку к моей груди.
– Мне кажется, что всё вокруг происходящее – это есть чья–то тайна!
– Почему тайна, София?
Наших голосов практически не было слышно. Все звуки поглощала тишина.
– Ты привёл меня в сказку. Я не могла себе представить, что в мире ещё существует волшебство. Последнее чудо, в которое я верила, умерло вместе с развеянным мифом про Деда Мороза.
Улыбнувшись, я ответил:
– Да, мне тоже это знакомо…
– Сам посуди, только волшебство могло привести нас сюда. Ведь три часа назад мы даже не знали о существовании друг друга. Как «великие уста жизни», рассказывающие наши судьбы, могли заговорить друг с другом? А сейчас я иду за тобой в самую неведомую глубину густого леса и, как ни странно, мне совсем не страшно. Здесь, с тобой, я чувствую себя как никогда спокойно. У меня такое чувство, что тут вообще нет времени. О нём нам напоминает только беспокойная кукушка.
– Я знаю, чья это тайна, София!
– Я тоже. Она наша. Мы, два взрослых человека, обнявшись и не думая о завтрашнем дне, с абсолютно разными судьбами, жизнями, стоим здесь, в этом бегущем мире, без гудков, стопов и светофоров, где ни при каких условиях не могли оказаться.
– Да, София, это чудесно! Но нам надо идти, уже темнеет, а нам ещё минут двадцать плестись.
– А ты говорил: «долго идти»…
– Я еще говорил, что время тут идёт за временем ощущения. Не зная, я не веду за собой незнающего. Так и время не берет своих попутчиков, которые не знают его ценность.
– Этого ты не говорил.
– Говорил, но не тебе.
– Что?! Так–так, значит это хорошо продуманный маршрут по завоеванию девушек? Сколько раз в неделю ты тут занимаешься романтическими экскурсиями и давишь на жалость? А‐ну, иди сюда, здесь тебя никто не найдёт!
– Ммм, милая, да ты уже ревнуешь?
Так же смеясь, и уже довольно быстро, не замечая расстояния остававшегося пути, мы добежали до заветного места.
– Ну, всё‐всё! Я пошутил! Что ты? Вон, смотри!
– Там лес заканчивается. Я думала он больше…
– Конечно, нет! Тут начинается крутой склон, глубокий перепад, там дальше обрыв.
– Ну, и куда нам теперь?
– Пойдём, – и я потащил её за собой.
До места оставались считанные метры. Я не меньше Софии очень хотел увидеть заветный уголок. Мой пульс учащался с каждым шагом. И вот показался крутой и очень узкий спуск, полностью заросший бузиной. Он встретил меня несколькими ударами по лицу ветками кустарника. Прикрывая собой Софию, я пробрался к месту. Увиденное потрясло нас. Моему счастью не было предела – здесь всё осталось таким же, как раньше.
– Уратмир, разве такое возможно?!
– Я нашёл это место случайно, когда подвернул ногу и начал падать в этот обрывистый проём. Тогда казалось, что я лечу с обрыва вниз, а оказалось – в рай…
– Это похоже на врезанную в скалу, площадку для отдыха с бассейном у края…