Полежав несколько минут в абсолютной тишине, София сказала ещё одну космическую фразу:
– Помнишь, в нашем детстве была такая пословица: «С милым рай и в шалаше».
– Да, было.
С каждым новым словом София всё больше потворствовала моему эго, хотя за ласковыми словами следовала какая–нибудь шутка или подкол. Так было и в этот раз. И мне это очень нравилось.
– Вообще‐то у меня, Уратмир, эта поговорка состояла из двух частей и звучала так: «С милым рай и в шалаше, если милый на Порше».
– Ах, вот так? Да?!
– Нет, нет! Ну, подожди! Сейчас, находясь здесь, с тобой, мне просто рай! Просто с тобой…
– Знаешь, ты потрясающая девушка, таких, как ты, больше нет. Красивая, умная, у тебя цепкий ум, кротко–острый нрав. Ты знаешь себе цену, которая составляет ровно столько, сколько нужно для рая в шалаше, ты не боишься сильных поступков, добиваясь того, что задумала. Знаешь, говорят: «Сколько людей, столько и миров» – это не про тебя! Все другие миры заканчиваются там, где начинается твой. Твой мир один, и он для всех – твой. Мне тоже хорошо с тобой. Просто, хо–ро–шо…
Не успев закончить фразы, я услышал:
– Да‐а‐а!.. Как тебе повезло! Да?
– Всегда считал, что люди, которые ищут любовь, просто не понимают, что творят. Мне точно известно, кто знает про нас всю правду, всю истину, от кого невозможно скрыть то, что хочется скрыть. Это мы сами! Каждый знает про себя всю правду, но, как ни странно, даже такое откровение перед самим собой не приводит человека к истинным поступкам. Наверное, потому, что люди стремятся достичь благ самым лёгким способом, который, к сожалению, называется «Обман». Никто не стремится выбирать сложный путь, забывая о том, что ему предстоит идти одному, не толкаясь в толпе. В такой ситуации «поиск» своей половины становится «поиском» ради «поиска». Неизбежность придуманных случайностей, звучащих в общем как «соблазнение», приводит к непониманию самого себя. Забывается самое главное – вокруг тебя то, что есть «Ты». Игра с применением факторов «Обмана» приводит лишь к отдалению от того, кто наделён любовью. Хочу сказать, что происходящее со мной сейчас – божественно! Я нашёл девушку, наделённую целостным миром любви…
– Как прекрасно, правда? Мы оба молодцы, раз заслужили происходящее! – по–детски, ангельски улыбнувшись, сказала она.
Мы опять замолчали и наслаждались тем, что мы есть сейчас, тем, что мы нашли реальное место в нереальном мире. Здесь мы рады быть сами собой. Тут полностью открытые мы насыщались присутствием друг друга. Эта встреча была настоящей, в которой нет «Если», «Может» и «Как бы». Я был истинно рад её присутствию рядом, а эта ночь была для меня самой честной.
– Уратмир, что с тобой? Ты что, дрожишь? Тебе холодно?
– Есть немного. Укрываться ведь нечем. Ты в моих вещах. Твоя «супер–одежда» на меня не налезет и особо не согреет.
Будто издеваясь, София с явным подвохом произнесла:
– С этим надо что‐то делать…
– Да! Что правда – то правда. Может, начать как–то двигаться или пробежаться? Знаешь ли ты основы выживания в походных условиях? Откуда тебе знать, что здесь и сейчас надо делать! – сказал я, понимая, что её подколы мне порядком надоели. Я крепко обнял её, сковывая любые движения.
– Ну, я думаю, что бегать нам не придётся, а вот так – уже теплее. Теперь, наверное, надо подвигаться?
Её зелёные глаза сводили меня с ума.
– Ну, да! Наверное! Но это только ради того, чтобы выжить. Только для жизни… Улыбнувшись, мы скрепили нашу страсть поцелуем.
Следующий день для меня оказался очень странным. Где бы я ни был и чтобы ни делал – всё валилось из рук. Я летал в облаках, моя постоянная заторможенность раздражала многих. Но впереди предстояла встреча с Вовой, который находился в полном шоковом недоумении от увиденного в ресторане и его раздирало бешеное любопытство и нетерпение. Я бы, конечно, постарался избежать этой ненужной для меня встречи с пристрастными высказываниями Вовы типа: «Наверное, я ещё сплю или, может быть, сошёл с ума, или то, что произошло вчера в ресторане, мне вероятно приснилось на почве излишнего алкогольного опьянения…», и так далее и так далее… Но увы, предстояло выжать из него обещанные Софии средства для детей–сирот.
Дядя прибыл ко мне вечером и в жгучих красках вещал о том, что он одурел от моей выходки и что этот поступок был самым безумным, который он когда‐либо видел. Ну, конечно, дядя лукавил. На самом деле он ждал подробного рассказа о продолжении романа после ресторана.
– Ну, Уратмир, давай, малой, колись! Ну, пожалуйста, ты же не можешь оставить родного дядю без подробностей!! А‐а‐а?! Ну, малой! Ну, прекрати! Ты вчера просто сотворил чудо. Ты украл самую заносчивую и непреступную девушку. Тут и слова подобрать сложно. Ты знаешь, сколько бравых ухажёров пыталось хотя бы заговорить, а не то что подкатить к ней?! Она только унижала претендентов, чем заработала себе безупречную неприкосновенную репутацию бесчувственной, почти железной леди с аналитическим складом ума. Парни из высшего общества даже смотреть на неё боятся, стараясь не оказаться в мире её жёсткого розыгрыша и интеллектуального стёба.
Красноречивая речь меня заинтриговала.
– Интересно, а вчера этого не слышалось?! Подожди, всё, что ты мне рассказал о ней, очень отличается от сегодняшнего нетерпеливого подскакивающего щебетания. Ах, ты, дядя, дядя! Ты вчера жаждал моего позорного фиаско?! Да?!
Вова недолго раскаивался и не затягивал с ответом.
– Да! Да, хотел! Ну, пожалуйста, расскажи… Ты вчера укротил самую загадочную и желанную девушку нашего края и не хочешь рассказать любимому дяде об этом обезбашенном подвиге. Я никому не расскажу… Правда…
Я, естественно, понимал, что любое моё неаккуратное, да даже и аккуратное, слово к вечеру будет перефразировано и интерпретировано в его кругах так, что весть о пришельцах померкнет, не успев даже разгореться. Мне надо было любым способом отбить у Вовы весь интерес к этой истории. Это был прекрасный момент припомнить дядюшке должок и выдавить из него помощь обездоленным детям.
– Вов, помнишь лето две тысячи шестого года, а точнее семнадцатое июня?
– И что! Зачем это ты сейчас об этом?
– Всё просто. Я не могу забыть твоих слов до сих пор: «Малой, спасибо тебе. Ты спас мою шкуру, я этого никогда не забуду и всё для тебя сделаю, всё, что попросишь». Как мы оба знаем, я так ничего и не попросил…
Владимир всегда чувствовал «пятой точкой» те моменты, когда он на что‐то должен был попасть, поэтому его мимика говорила за него и выдавала всё, о чем он думал. А думал он о своём любимом способе уйти от проблем, точнее, о единственном способе, который звучал так: «А… зачем?!». И это был не вопрос, а мировоззрение. Также он иногда пользовался словосочетанием: «Нет человека – нет проблемы!», но так как я был его любимым племянником, то просто избавиться от меня он не мог, поэтому вынужденно «смирился» с условным состоявшимся моментом.
– Ну, и‐и‐и!… – протянул Вовик с лицом думающей панды.
– Так вот, сейчас я хочу воспользоваться имеющимся правом на своё желание. Звучит оно так: «Ты положишь пять миллионов рублей на счёт городского детского дома…».
Да‐а‐а! Это надо было видеть! Вова вообще не имел ни малейшего понятия о детском доме. Как минимум ему казалось, что это такой парк развлечений, где все весело катаются на радуге, пьют сироп и счастливо улыбаются. Ну, и вообще, он не хотел и не любил разговаривать со своей совестью, а тем более серьёзно задумываться о тяжёлом и жалком положении детей–сирот. В силу небольшого ума, а именно этот «ум» был лучшим компромиссом между его сутью и этой ситуацией, Вова мог позволить себе соответствовать выражениям типа: «Отвечать будет тот, кто видит и понимает!», а тот, кто не видит и не понимает – «С того и взятки гладки!». С другой стороны, дядюшка очень хорошо понимал, что такое пять миллионов и куда их можно потратить. В частности, на них можно было бы неплохо провести вечер и где‐нибудь посидеть, развлечься, отдохнуть. В своих суждениях дядя был абсолютно категоричен: деньги надо правильно тратить – хорошо провести время.
– Малой, ты не заболел?! Простыл? – произнёс он. Уткнувшись в телефон, он начал уверенно двигаться к выходу. В этот момент я сразу подумал о том, что один вопрос уже решён и нужно срочно добивать второй.
– Знаешь, Вов, наверное, в тот день мне тоже следовало развернуться и пойти домой. Хорошая картина осталась? Да? Ты стоишь вусмерть пьяный рядом с белым «Мерседесом» дедушки Саши, торчащим в дереве палисадника тёти Гали, а рядом на лавочке валяется Кристина, которую я вытащил из дымящейся машины. И тут приезжает дедушка Александр. Тем более, что ты и так был лишён машины за предшествующие косяки… Напомни–ка мне, дядя, зачем я пожалел тебя и сказал дедушке, что это я попросил у тебя прокатиться? А Кристина, которая была старше меня на четыре года, вмиг превратилась в мою девушку. Странно, что твой отец вообще поверил в эту чушь, которую нёс пятнадцатилетний мальчишка. Даже тогда мне показалось странным, что такой мудрый человек, как он, поверил в ахинею, придуманную мной на ходу.
Поверил в то, что я пришёл к тебе, а ты сидел и учился – грыз гранит науки. Но мне было плевать и я заставил тебя дать мне ключи от машины, дабы покататься. Ой, как это было подозрительно! Ты же, как заботливый дядя, и якобы, для контроля, конечно же, поехал со мной. А выпить тебе пришлось из‐за случайной остановки возле твоего друга Артёма, у которого как раз был день рождения. Там же я посадил уже пьянючую Кристину в машину и погнал! Затем влетел к тёте Гале в палисадник, выпендриваясь перед этой… Даже нет слов, чтобы выразить то, как звали Кристину за её репутацию на нашем районе, кстати, после того как ты начал с ней встречаться. Вот как ты думаешь, как мог умный и разумный дедушка Саша поверить в мои россказни?
Мой внешний вид говорил совсем о другом. На мне была мокрая и потная майка, а на сиденье лежал футбольный мяч. Наверное, он подумал, что внук вспотел от лихой езды. Да, Вов?
Я знал, что «многодум» даже будучи сильно пьяным очень хорошо помнил эту знаменательную ситуацию. Тот день ставил под вопрос его обязательный поход в армию и лишение наследства.
– Ну, малой, хватит! Я всё помню. Сколько там надо и куда?
Всё получилось в лучшем виде. Но его согласие не означало, что Вовик начнёт сгорать от стыда и сейчас же покинет меня, как раз наоборот, теперь он мог остаться и продолжить парить мне мозги. Поэтому надо было что‐то с этим делать и усилить нажим. И это было несложно, так как дядюшка с перебором фестивалил и кутил, а я всегда спасал его шкуру.
– А‐а‐а, Вов, вот еще что!.. Помнишь, апрель две тысячи седьмого года?
В ответ я услышал хлопок двери и Вовино негромкое:
– Малой, я позвоню.
Все последующие дни были заполнены мечтами и мыслями о Софии. Я не знал ее адреса и почему‐то меня одолевало неявное сомнение – вдруг произошедшее было просто миражом. В ту ночь мы расстались на страстном поцелуе, без каких–либо обещаний, безо всяких обязательств, словно тот день на самом деле был просто сон. Я никак не мог понять, что мне дальше делать. Искать её, страдать в бездействии или же принять всё, как есть? Сумятица в мыслях не давала мне твёрдо решить, на чём остановить свой выбор. Самым правильным я счёл поход на тренировку, чтобы дать встряску организму и немного отвлечься.
Но в этом потерянном состоянии мне удалось только «наполучать». Меня швыряли даже те, кто умел только падать. Мою растерянность, естественно, заметили все, и это сразу же привело к множеству ненужных мне тогда вопросов. Тактичные, но бессмысленные ответы из моей кладовой невероятных сочетаний бесполезных идей и ненужных слов, в общем–то, привели к желаемому результату, все, наконец‐таки, отстали. После горячего восстанавливающего душа думалось только об одном, чтобы у входа меня не ждал Володя. Такая надежда могла стать единственным позитивным моментом сегодняшнего дня.
Выйдя на воздух, я получил неожиданный, но, надо сказать, очень приятный сюрприз. У входа в тренировочный зал, там, где обычно ставил свою машину заносчивый дядюшка, стоял жёлтый спорткар Софии. Машина привлекла внимание всех моих друзей с тренировки.
– Э‐э‐э, Уратмир, смотри, какое ведро с болтами! Вау! Да?!
В самый разгар облизывающихся, слюнявых высказываний парней открылась дверь «Ламбы» и из неё эффектно появилась девушка моих грёз. После этого началось такое… Тюремный жаргон можно было бы считать светской беседой по сравнению с тем, что несли ребята. Не могу сказать, от чего больше они находились в восторге – от машины или от девушки, которая из неё вышла. Подытожил ситуацию Саша, тряся меня руками: «Уратмир! Уратмир! Я сплю?! Парни, я сплю? Разве такие бывают?! О, Господи! Она так прекрасна, что мне плакать хочется…».
Но самое большое безумство началось после того, как София помахала мне рукой. Наша обезьянья компания в один момент стала счастливей на шесть приматов.
– Она что, мне помахала?! Чёрт! Бог есть! Бог есть! – Саша был красноречив.
После мини–драки и смеха, вперемешку с толканием друг друга, София, не жалея никого, расставила все точки над «И»: «Уратмир, привет!».
Не знаю почему, но мне в одно мгновение стало как–то не по себе от молчаливых взглядов парней, которые явно такого не ожидали. А через пару секунд они начали вгонять меня в краску гулом, беспорядочным мычанием, а Саша ещё и подсвистыванием. Естественно, им удалось сильно смутить меня, поэтому в ответ я невнятно промямлил: «Ну, «чё» Вы, парни? «Чё» такого?».
Это были нелучшие слова, смех был ещё сильнее. В условиях чрезмерно громкого гогота началось прощание. Конечно, каждый не упустил момент задеть меня за живое, но самая точная фраза была у Миши. Он сделал каменное лицо и с невозмутимым видом сказал: «Что ты сделал для этого?».
Смеху стало ещё больше. После того как я пережил прощание со всеми под дикий крик: «Еха!», «Аоу!», «Ммм!», «Уффф!», я побежал к ней.
– Привет, как ты?
– Хорошо. Не ожидал меня здесь увидеть?
– Ожидал, но не тебя…
Следующие четыре дня мы полностью провели в компании друг друга. Каждая совместная минута таила в себе уйму приключений. Мы не останавливались ни на мгновение. Нас тянуло в путь, на покорение всех самых удивительных мест нашего края, а их было очень много. Мы всё время двигались просто туда, куда вели нас глаза.
– Уратмир, я даже не думала, что в нашем городе и в нашем крае столько красивых мест, – повторяла каждый раз София, как только мы прибывали в очередное заповедное место. Нас вели наши чувства. Эти дни были похожи на один момент страсти. Казалось, что мы были в мире, где радость – это и есть жизнь. Ощущение времени было полностью утеряно. Наше сознание находилось в одном мире, созданном сладким забвением счастья.
Вечер субботы мы проводили в шёлковых простынях у неё дома, утопая в пламенных поцелуях. В эти моменты слова были не нужны. Нужно было самое ненужное молчание, дававшее бесконечность сладких объятий. Мягкий бриз ветерка из открытого окна подталкивал нас в сумасшедшее небытие наших губ, завершающееся вихревым закручиванием наших тел в пылу игры при падении в бездну бесконечности страстей и неостывших желаний, что становилось лишь обманом замершего времени.
– Уратмир, что будет с нами?
Этот вопрос стал первым за четыре дня. Я даже не знал, что ответить. В тот момент этот вопрос был похож на: «А как далеко? А дальше, чем далеко, это далеко? А дальше чем дальше, это далеко?..». Где‐то из глубины сладостных событий наших дней я попытался ответить:
– София. Забвению предавшись, как любви. Не оставляя чувства позади, мы обретаем по пути, запоминая силу той любви, упоминанья сути – впереди.
– Знаешь, твой ответ так же бессмысленен, как и мой вопрос. Но мне кажется, что наше будущее немногословно: либо «да», либо «нет».