– Уратмир, а ты не мог сразу сказать об этой идее, мне бы не пришлось прикладываться к этому прохиндею.
– Миш, поверь, ему это было просто необходимо. Да и заслужил. С тобой всё! Спасибо…
– Да, ты прав, отбой…
Геннадий Семёнович вернулся в кабинет. На его старом скрипучем диване, свернувшись калачиком, дремала София. Полковник на цыпочках, как любящий отец, накрыл её своим кителем и положил её мобильный телефон на стол.
Время неумолимо шло. Постоянные доклады всех групп не давали мне повода расстроиться. К одиннадцати вечера центр был пуст, а я стоял у начала главной авеню и шептал ободряющие слова высокому, белоснежному, орловскому рысаку. До этого дня я очень редко ездил верхом. А тут мне предстояло скакать на этой великолепной лошади целые сто пятьдесят метров.
Вообще, ретивый конь восхищал меня. За массивными, но грациозными формами читалась лёгкость и стремительность его нрава. В этом уникальном представителе великой породы текла кровь азартного победителя. Наездник рысака предупредил меня о том, что горделивый красавец позволит себя оседлать только тому, кто ему нравится.
Я не искал лёгкого пути… Мне очень хотелось появиться перед Софией на достойном, молодом, дерзком скакуне. К счастью, наши пылкие души были родственны. Чудесное творение природы так же, как и я, без капли сомнения рвалось в бой. Ему так же, как и мне, не терпелось обуять свою волю.
Геннадий Семёнович бродил по практически пустому отделу… И вдруг ему позвонил я.
– Товарищ полковник, пора!
– Ну, Уратмир, обидишь такую девушку ещё раз, не знаю, что с тобой сделаю!
– Рад стараться не обижать, товарищ полковник! – ответил я.
Полковник тут же рванул к себе в кабинет, и не спеша подошёл к своему столу. Взяв свою бриаровую трубку и сев за стол, Геннадий Семёнович включил старую настольную лампу. Тускло–зелёный свет придавал этому кабинету особый шарм эпохи чёрных сюртуков и коптящих свечей. Негромкие потягивания трубки стародавним офицером пробудили Софию.
– Сколько время?
– Где–то начало двенадцатого.
Свежий аромат древесины дурманил сознание. Эти дымные ароматы не давали молодой девушке сразу сосредоточиться.
– Товарищ полковник, извините, я заснула.
– Ничего–ничего. Пока ты спала, мы нашли твой телефон. Вот он!
Это известие и лежавший мобильник перед её глазами немного ускорили мыслительные процессы в её голове.
– Да?! Большое спасибо. Вот это неожиданно! Извините меня ещё раз за недоверие органам внутренних дел, Вы настоящий профессионал.
– Да, ну? Что Вы? Кстати, вот Ваши документы. Всё в порядке, спасибо за содействие. Вы можете идти.
Девушка не спеша взяла телефон и направилась к выходу. Только по пути повесила китель Геннадия Семёновича назад на вешалку.
– София Александровна, может, Вас довезти или сопроводить до машины.
– Нет–нет, не надо, тут пять минут ходьбы. И, вообще, я хочу чуть‐чуть подышать свежим воздухом, чтобы совсем проснуться. Прощайте…
Выйдя из отдела, девушка не заметила, что улицы пусты и безлюдны. Сжавшись от ночной прохлады, София медленно двигалась к площади. Пройдя несколько шагов, она обнаружила, что ее машина исчезла. «Ласточка» стала оглядываться вокруг себя с вопрошающим взглядом, но вокруг были только огни декоративного города и яркая подсветка витрин. По её щеке катилась слеза. Сняв туфли, она оперлась на клумбу, преграждающую проезд на площадь. И вот, настал момент моего выхода.
Громкий стук копыт рысака облетел пустой центр и заставил юную, поникшую от безысходности особу обратить на это внимание. Я старался подъехать к ней как можно быстрее. Боже, что творилось у неё в душе! Я спрыгнул с рысака и увидел в её наполненных слезами глазах гнев и ярость. В тот же миг свободолюбивая, темпераментная и, несомненно, настойчивая девушка с отчаяньем бросила свои туфли в сторону.
– Гад! Сволочь! Где ты был?! Где ты был?! Где ты был…
Я нежно прижал её к своей груди. Горькие слёзы полились водопадом и намочили мою рубашку.
– Тише, тише, успокойся…
– Ты хоть знаешь, как я тебя ждала?
– Знаю, малыш, знаю. Поехали.
– Куда? Зачем? На нём?
Я приподнял её и посадил на лошадь. Она вцепилась в меня, а её носик уперся мне в грудь:
– Куда мы едем? – спросила она, не поднимая глаз и пошмыгивая носом.
– Мы едем отмечать твой день рождения.
– Знаешь, я никогда не ездила верхом.
– Если честно, я тоже сижу как в первый раз.
– Но у тебя хорошо получается.
С каждой секундой я всё больше понимал, как она мне дорога. Какого ангела подарила мне жизнь.
– Солнышко, ты даже не хочешь посмотреть по сторонам. Оглянись, посмотри, какая прекрасная ночь! Вокруг ни единой души, и этот полумесяц светит только для тебя.
Она только муркнула и ещё крепче упёрлась в меня холодным и мокрым носом.
– Ну, что ты, лапа? Что ты?
– Не хочу никуда смотреть, не нужна мне эта ночь, мне вообще ничего не нужно, кроме тебя. Ты мне нужен! Ты мой воздух, ты моя ночь, ты моя жизнь!
Сколько должно быть у человека сил, чтобы сказать такое. Я в очередной раз убеждался, что со мной был особенный человек для особенной жизни. Она произнесла эти слова тихим хлюпающим голосом, разорвавшим все оковы, позволив моей душе воспарить в небеса. Мы подъехали к статуе «Красногвардейца», там нас ждали все самые близкие друзья Софии, которых спешно вызвала Лариса. К слову, их было всего пару человек. После подаренных подарков и поздравлений та, в ком я души не чаял, немного пришла в себя и начинала улыбаться. С этого места открывался замечательный вид на один из районов города.
– Софи, иди сюда и, пожалуйста, позови всех.
Ребята разместились у края обрыва, устремив взгляды на старый город.
– Смотрите! – я указал пальцем в сторону горизонта…
– Куда смотреть?
Неожиданно всех нас оглушил громкий залп орудий. Высоко в небо полетела ракета. Взмыв в чистое ночное поднебесье, она разорвалась огромным ослепительным зелёным шаром. Это был салют в честь дня рождения. Пока они, затаив дыхание, с перерывами на бурю эмоций смотрели на красочный салют, я уже ждал подъезда последнего чуда. Как только красочное действо было закончено, София со счастливыми глазами стала выискивать меня. Развернувшись, милая девушка увидела карету и застыла в полном изумлении.
– Уратмир, что это?
Я не спеша подошёл к ней. Она закрывала руками лицо, пытаясь понять, где явь, а где сон.
– Эта карета привезёт нас прямо к подарку, который я тебе приготовил.
Действительно, этот экипаж был похож на ярко–синее облако, прицепленное золотыми цепями к сказочным единорогам, с яркими пушистыми синеватыми хохолками. Абсолютно воздушный экипаж напоминал озорное облако, спустившееся с небес.
– Мы поедем в ней?
– Мы в ней полетим.
Азарт возбуждал желание солнечной девушки. Для неё все эти вещи были в новинку. Но по сиянию её глаз я понимал, что попал в самую точку загаданных желаний моей принцессы. Паж открыл нам дверь и пригласил в продолжение сказки. Тёмно‐синий бархатный интерьер яркой кареты уносил нас во времена королевской Франции.
– Уратмир, куда мы едем? Боже!
– Потерпи немного! Дай мне побыть таинственным!
Она покивала головой и опять прижалась ко мне. Мы ехали молча, не желая нарушать сладкий перезвон ударов копыт. Эти звуки будто бы переносили нас во времена французских речей и пышных балов. Мы оба хотели насладиться этим мгновением. Ведь наша жизнь, прошлая жизнь, вообще не подразумевала таких необыкновенных событий. Вдруг карета остановилась. Паж открыл легкую в своих узорах дверь.
– Послушай, это же наша филармония! Что мы здесь делаем?
– Опять вопросы?
– Прости, это простое любопытство.
– Ну, идём! Скорей! Утолим твоё любопытство.
Каждый раз, как только я смотрел в её сияющие глаза, моя грудь наливалась странным теплом, от которого хотелось творить чудеса. Держась за руки, словно дети, мы бросились по порожкам к открытой двери.
– А почему филармония открыта ночью?
Не отвечая на этот вопрос, я экспромтом поцеловал её на бегу и опять потащил за собой. Вбежав в центральный зал, мы сразу же почувствовали изыскано–благородный аромат этого места. Приглушенный свет, напоминал нам о том, что мы находимся в загадочном мире звуков, где искусство одурманивает с каждым своим вздохом. Весь интерьер: от ярко–красных стульев партера до высоких потолков с громоздкими узорчатыми люстрами, был пропитан тонким чувством музыки. Я пробежал вперёд по центральному проходу к сцене и, развернувшись к ней, сказал:
– Слышишь?
– Нет. Что?
– Аплодисменты, которые приглашают тебя на сцену.
Мои громкие хлопки прогнали меланхоличную досаду. В этот момент огромный красный занавес распахнул нам тёмную, выдающуюся сцену, где в неуловимых бликах света парили пылинки.
– Выступает София Александровна! Просим! Просим!
Несколько прожекторов осветили одиноко стоящий хрустальный пюпитр с нотами и изящную редчайшую скрипку. Жестом невербального общения я старался пригласить её подняться на сценическую площадку.
– Уратмир, я же тебе говорила, что боюсь играть на сцене, именно поэтому я не стала скрипачкой.
Тут же, подбежав к ней и взяв за руку, я прошептал:
– Знаешь, что я хочу подарить тебе? – в этот момент мы неспешно поднимались по ступенькам.
– Знаешь, самое большое счастье для музыканта – это то, чтобы его услышали как можно больше людей. Каждый артист хочет донести людям свою любовь, своё умение и, подарив счастье, погрузить человека в гармонию истины. Но самое печальное заключается в том, что эту музыку слушают только те, кто и так находится в «согласии». Эти люди слышат любовь и живут в любви, а некоторые эту любовь никогда не слышали и они не могут понять суть музыки жизни. Они никогда не придут на концерт и не познают высочайшую гармонию сфер. У тебя же есть возможность подарить свою любовь мне. У тебя есть возможность сыграть для человека, который хочет услышать твою любовь и пустить её в своё сердце. Я тот самый человек, для которого ты можешь сыграть. Поверь, я пойму твою живую суть. Только я могу насладиться этой истиной. Ничего не бойся, играй мне, играй для меня, только я смогу услышать в твоей музыке правду этой жизни.
Эти мгновения как для меня, так и для неё изменили очень многое. Это был таинственный момент. Пространство исказилось настолько, что казалось виднелась суть правды сладкогласия для нас.
Она взяла скрипку, словно хрупкое стекло. Её застенчивые жесты таили много пылающих ответов на все мои вопросы. Тонкий звук уставшей скрипки пронзил моё представление о прекрасном. Я слушал, не отводя глаз, и понимал, и чувствовал её откровенные ответы. Извлекаемое из скрипки благозвучие рождалось сгустком ярких эмоций, которые дарились только тому, кто мог их услышать. По окончании исполнения произведения глаза Софии светились чем–то новым, нужным и важным именно для неё. И тут сверху посыпались конфетти, а я подарил ей огромный букет белых роз.
– Спасибо, Уратмир, спасибо за счастье!
– Теперь, дорогая, ты имеешь собственное право выбора, и никто, даже твой отец, не сможет навязать тебе своё представление. Ты свободна! И любима!.. Мной любима! – мы снова поцеловались.
– Ты – мой выбор. Ты! Я хочу, чтобы все это услышали. Только ты! – громко прокричал я. Мы тут же залились счастливым смехом от того, что мы есть, что есть наша любовь.
– Поехали домой?
– Так это ты украл мою машину?
– Сознаюсь, всё я! И не только это. Мне даже удалось освободить центр города и всё для тебя.
– Ты сумасшедший!
– Я сошёл с ума от любви к тебе. И готов всем сказать об этом.
– Уратмир, тогда поехали быстрей, а то чем дольше мы здесь, тем хуже людям, которые просто хотели погулять ночью.
– Да, поехали, я тоже так думаю. Но не забывай: я люблю тебя, моя девочка!.. Очень! Очень! – я снова прокричал это.
Этот день и его ночь начинались так по–разному, но закончились нашей любовью.
Я проснулся раньше, чем София. Её нежное тело было мягче шёлкового одеяла. Мне хотелось просто смотреть на неё и не спугнуть сновидения. Лучи утреннего солнца, проникающие в комнату, не могли сравниться с бархатным загаром моей милой красавицы. Мне безумно хотелось что‐нибудь для неё сделать. Моей фантазии хватило максимум на банально простой завтрак в постель, состоящий из яичницы, гренок, салата из помидоров со сметаной и крепкого кофе. Мой выбор пал на эти блюда неслучайно, не умея готовить и являясь плохим поваром, для неё и ради неё нужны были простые, вкусные и быстрые в приготовлении яства. Прибежав на кухню, я сразу заметил, что масса продуктов к моим задумкам в холодильнике отсутствует… Единственным выходом из этой ситуации становилась быстрая пробежка в ближайший гастроном, который, к счастью, находился неподалёку от её дома.
Надев только штаны и схватив свой бумажник, я рванул в магазин. Захлопнув калитку, мои глаза почему–то заметили большой чёрный фургон, напоминавший мини–автобус. Такие обычно используют спецслужбы в своих операциях. Где‐то в подсознании мелькнула мысль: «Это за мной. Из‐за того, что я устроил в центре». Но, увлечённый другим, не предавая интуиции сильного значения, бросился закупаться. Я лихо управлялся с тележкой в безлюдном магазине и буквально в считанные минуты набрал всё, что было необходимо. На кассе девушка была очень удивлена моим помятым от подушек видом и голым торсом. Но ещё больше её удивляли двое крепких мужчин в чёрных классических костюмах и таких же дурацких чёрных очках. Она постоянно косилась то на меня, то на этих двоих, державших в руках только жвачку. Мне тоже эта пара показались очень странной, ну, хотя бы потому, что они пристроились в очередь за мной, а ещё три кассы, работающие рядом были абсолютно свободными?
– С Вас шестьсот десять рублей, – отчеканила кассир.
– Вот, возьмите, сдачи не надо.
Схватив пакет, я бросился к выходу. Но за дверями дорогу мне перегородил ещё один человек со странной тонировкой на глазах.
– Уратмир Ярославович? – грубым басом задал мне вопрос «Тонировка».
– Да. А Вы кто?
Я торопился и этот вопрос задал по инерции, вовсе не желая знать ответ. Меня удерживала его рука, а эти двое со жвачкой технично преградили мне путь.
– Уратмир Ярославович, Вы сдавали кровь 09.07.2018 года в восточном районном донорском центре?
– Послушайте, что за вопрос? Мне некогда! Отойдите или это всё плачевно для вас закончится.
Я всегда старался придерживаться поговорки: «Лучше худой мир, чем хорошая война», но сейчас решился припугнуть. И тут прямо мне под нос вылетела гранатовая корочка секретных спецслужб.
– Уратмир Ярославович, мы Вас долго не задержим. Ответьте нам на заданный вопрос и можете быть свободны.
Тогда я так торопился, что мне не показалось странным, что в семь утра трое в тонировке тычут документами; не показалось странным, что им просто нужно знать, сдавал ли я кровь икс какого–то числа; не показался странным вопрос содержавший фразу: «Мы вас отпустим». Хотя, мягко говоря, это было из ряда вон…
– Послушайте, ну, я не помню. Я регулярно сдаю кровь! Ну, да! Наверное. Да! По‐моему, да! Да, да, точно, сдавал. Ну что всё?
– Да, Уратмир Ярославович, Вы правы. Всё!
Странная колющая боль пронизала моё плечо. Сознание стало терять реальность этого мира. Сумка с продуктами упала на асфальт.
«Что же появилось первым? Кто был первым? Что мы? Кто мы? Кто нас создал? Парадокс?», «Кто это спрашивает? Отвечай». Смех, только смех в пустоте, вдалеке, вблизи, смех везде…
– Кто это смеётся? Выходи…
– Куда выходить?
– На свет!
– А как он выглядит?
– Зачем ты смеёшься надо мной?
– Я смеюсь над собой…
– А зачем ты смеёшься над собой?
– Просто я знаю ответы на твои вопросы…