Стоявшая в гостиной мебель была в моде пару десятков лет назад – жесткие кресла с высокой спинкой, широкими подлокотниками и точеными круглыми ножками; низкий, обтянутый искусственной кожей диван; приставные столики; в углу – простой застекленный сервант. Перед камином расстелен коврик с длинным ворсом. Все предметы обстановки совершенно не сочетались друг с другом. Еще в одном углу я заметила сложенные стопкой коробки с детскими играми и поняла, что хозяева прибрались здесь к моему приходу.
В гостиной было холодно, но это был не потусторонний холод. Пока еще нет. Я проверила прицепленный к рабочему поясу термометр. Двенадцать градусов. Прислушавшись, я уловила только легкий шум, похожий на далекие разряды статического электричества. Я перенесла свой рюкзак на стоящий под окном диван и тихо присела рядом с ним на пол.
Банка, когда я вытащила ее из рюкзака, мерцала бледно-зеленым светом. Лицо призрака медленно вращалось, поблескивая в плазме глазами.
– Убогая хибара, – прошептал череп. – Много призраков сюда не впихнешь.
Я положила пальцы на клапан крышки, который мог оборвать наш разговор:
– Если тебе нечего сказать более дельного…
– Нет, я не ругаю это место, но в аду намного уютнее, чем здесь, можешь мне поверить.
– Мне сказали, что здесь произошла смерть.
– И они совершенно правы. Здесь действительно кто-то умер. Воздух до сих пор пропитан смертью.
– Если почувствуешь еще что-нибудь, скажи мне.
Я водрузила банку на приставной столик и повернулась лицом к стоявшему напротив меня креслу с высокой спинкой.
Я уже догадалась, что это было его кресло, поскольку оно занимало лучшее место в гостиной – ближе других к стоящему в углу телевизору, ближе других к камину. Все остальные кресла располагались не так удобно. Кроме того, рядом с этим креслом из тени выглядывала прислоненная к стене трость, а на приставном столике возле кресла виднелись пятна в форме колец – сюда часто ставили кружку с чем-то горячим. Само кресло было обито тканью с ужасным цветочным рисунком. Местами ткань подлокотников вытерлась добела и по краям были наложены кожаные заплатки. Примерно посередине спинки ткань тоже протерлась, подушка сиденья промялась, и из-за этого казалось, что в кресле до сих пор кто-то сидит.
Я знала, что должна была сделать. Правила работы агента-парапсихолога говорят об этом совершенно четко и ясно. Мне нужно было вытащить цепи и уложить их вокруг кресла или, если это по каким-то причинам невозможно, обвести кресло непрерывной линией из железных опилок. Как дополнительный, второй барьер я могла разложить пучки лаванды, а затем сесть на безопасном расстоянии от места предполагаемой манифестации. Джордж, несомненно, так бы и поступил. Даже более склонный к риску Локвуд давно бы уже разложил цепи.
Я не сделала ничего из перечисленного, ограничившись лишь тем, что вытащила рапиру и развязала рюкзак, чтобы в случае чего иметь под рукой все необходимое. Затем в оранжево-розовом полумраке села на диван, скрестив ноги, и принялась ждать.
Я ждала, рассчитывая в очередной раз проверить свой Дар.
– Шалунья, – прозвучал у меня в голове голос призрака. – Интересно, Локвуд знает о том, что ты вытворяешь?
Я не ответила. Череп отпустил еще пару-тройку насмешек в мой адрес и замолчал. Из-за двери до меня доносились приглушенные голоса. Детям приказывали утихомириться, звенела посуда – обычный звуковой фон приготовления к семейному ужину.
Теоретически, не установив барьеры, я подвергала своих клиентов опасности. В «Руководстве Фиттис» сказано об этом однозначно. И принятые в ДЕПИК правила тоже строго запрещают контакт с призраком без должной защиты. С их точки зрения я сейчас совершала должностное преступление.
За окном сгущалась ночь. Мои взрослые клиенты приступили к ужину. Детей закрыли в одной из комнат.
Затем кто-то спустил воду в туалете. Кто-то стал мыть посуду в раковине. А я продолжала тихо сидеть в темноте, ожидая, когда начнется призрачное шоу.
И оно началось.
Медленно, почти незаметно, атмосфера в комнате становилась все более зловещей. Я чувствовала, как меняется мое дыхание – оно становилось все более частым и менее глубоким. Зашевелились волоски у меня на руках. Во мне нарастала неуверенность, раздраженность, откуда-то появилось ощущение одиночества и тоски. Я достала жевательную резинку и сунула ее в рот – это мое проверенное средство против мелейза и ползучего страха. Температура в комнате понижалась, мой термометр показал десять градусов, потом девять. Изменился проникавший в комнату свет неонового фонаря – он стал размытым, словно пробивался сквозь какую-то преграду.
– Что-то приближается, – заметил череп.
Я жевала резинку и ждала. Наблюдала за пустым креслом.
В двадцать один сорок шесть (я засекла это по своим часам) кресло перестало пустовать, в нем появился бледный силуэт. Он был пока очень слабым, напоминая не до конца стертый ластиком карандашный рисунок – неровный, размытый в середине. Однако даже сейчас можно было рассмотреть, что это фигура сидящего в кресле старого, сгорбившегося мужчины. Контуры фигуры полностью совпадали с потертостями и вмятинами на кресле. Явление продолжало оставаться прозрачным, сквозь него можно было рассмотреть каждую деталь нелепого цветочного узора на ткани. Однако призрак постепенно сгущался, теперь уже передо мной сидел высохший маленький старик, совершенно лысый, если не считать нескольких длинных седых волосинок за ушами. Я подумала, что дедушка когда-то был полным, даже круглолицым, но теперь его плоть истончилась, щеки запали, под подбородком свисали складки пустой кожи. Исхудали также руки и ноги старика – рукава рубашки и штанины свободно болтались на них. Одна высохшая, как у скелета, рука лежала у него на коленях, теряясь в складках одежды. Вторая цепко, словно паук, держалась за край подлокотника.
Призрак был очень злобным, сомневаться в этом не приходилось, об этом говорила буквально каждая его черточка. Глаза его блестели как два вырезанных из черного мрамора кругляша, они пристально смотрели прямо на меня. Тонкие губы старика были поджаты, на них не было и тени улыбки.
Инстинкт самосохранения подсказывал, чтобы я подняла рапиру, швырнула в призрак дедушки солевой бомбочкой или канистрой с железными опилками – одним словом, сделала хоть что-нибудь, чтобы себя защитить. Но я не двигалась и ничего не делала. Мы с призраком сидели каждый на своем месте и смотрели друг на друга, разделенные толстым ковриком – по нему проходила граница между миром живых и миром мертвых.
Я сложила руки на коленях, прокашлялась и наконец сказала:
– Ну, чего ты хочешь?
В ответ ни звука. Призрак сидел молча, блестя в темноте своими глазами.
Притих и стоящий на приставном столике череп, лишь тонкая зеленоватая дымка говорила о том, что он по-прежнему сидит за стеклом и наблюдает за нами.
Без защитного железного барьера из цепей излучаемый призраком холод накатывал на меня все сильнее. Температура упала до семи градусов, возле кресла с призраком она должна быть еще ниже. Но температура отнюдь не главный показатель и не главная проблема, когда имеешь дело с призраком. Гораздо важнее тип призрака. Да, призрачный сухой холод ужасен, он словно высасывает из тебя жизнь и энергию, но я терпела его. Я сидела совершенно неподвижно и просто внимательно наблюдала за призраком старика.
– Если у тебя есть какая-то цель, – сказала я, – ты можешь сказать об этом мне.
В ответ только молчание, только блеск глаз, похожий на свет далеких звезд в темноте.
На самом деле удивляться здесь было нечему. Дедушка явно не был призраком Третьего типа, вряд ли даже Второго, следовательно, не мог ни говорить, ни общаться каким-то другим способом.
Но даже при всем при этом…
– Никто, кроме меня, не станет тебя слушать, – сказала я. – Лучше воспользуйся выпавшим тебе шансом.
Я раскрыла свое сознание, постаралась очистить мозг от каких-либо эмоций и посмотреть, не удастся ли мне обнаружить хоть что-нибудь. Хотя бы слабое эмоциональное эхо, как это произошло с тем Чейнджером в «Лавандовом домике» – там даже секундного контакта хватило, чтобы я оказалась на правильном пути…
Со стороны кресла долетел шорох – будто кто-то царапает и теребит ткань ногтями. У меня по телу побежали мурашки.
Я не могла оторвать глаз от сидящего в кресле призрака, а он не просто сидел – он теперь улыбался! Царапающий звук возник снова, приглушенный, но раздававшийся очень близко.
– Что? – спросила я. – Ты именно это хочешь мне сказать?
В углу раздался грохот. Я испуганно вскочила, вскинув вверх рапиру. Призрак исчез. Кресло опустело – продавленное сиденье, вытертое пятно на спинке – все как прежде. Все, кроме трости – это она опрокинулась и с грохотом ударилась о камин.
Я взглянула на часы, сначала мельком, потом с тревогой. Двадцать два часа двадцать минут? Невероятно! Призрак находился здесь более получаса и не сделал даже попытки причинить мне хоть какой-то вред…
– Усекла? – Голос черепа вывел меня из оцепенения. В банке вновь появилось лицо, она смотрело на меня, раздувая ноздри. – Готов поспорить, что нет. А я усек. Знаю, но не скажу, знаю, но не скажу…
– Что с тобой? – спросила я. – Ведешь себя как дошкольник. Успокойся, конечно, я все у… поняла.
Я встала, подошла к двери и включила свет, не обращая внимания на протестующие завывания черепа. Зловещая атмосфера в комнате разрядилась, исчезла. В свете люстры стала еще заметнее убогость устаревшей мебели, ее выцветшие оранжевые и коричневые тона. Я взглянула на сложенные стопкой детские игры: «Эрудит», «Монополия», «Охотник за призраками из агентства «Ротвелл» – знаете, та самая, где вы должны убирать с доски пластиковые кости и комочки эктоплазмы так, чтобы не сработала сигнализация. Потертые коробки, дешевые игры. Дом самой обычной семьи с маленьким достатком.
Он был трудный человек. Скупой на деньги…
Я подошла к креслу.
– Не знаешь, что нужно сделать? – ехидно спросил череп. – А я тебе так скажу. Выпусти меня из этой банки, и я с удовольствием объясню тебе, в чем загвоздка. Ну давай же, Люси. Сделай, как я говорю, и не надо спорить.
– А ты не пытайся мне строить глазки. С пустыми глазницами это не смотрится.
Я наклонилась над креслом, рассматривая ближайший ко мне подлокотник. На его конце поверх обивочной ткани была грубо пришита заплатка из кусочка какой-то искусственной кожи, очень эластичной. Местами стежки разошлись, и один уголок заплатки выступал вверх, как край засохшего бутерброда. Я запустила пальцы под оторвавшийся край и приподняла его. Внутри оказалась прокладка из пенопласта, которая легко вынулась, после чего стали видны свернутые в тугую трубочку банкноты, втиснутые в узкое пустое пространство под пенопластом.
Я через плечо ухмыльнулась черепу:
– Прости, но твоя помощь мне сегодня не понадобится.
Лицо в банке недовольно перекосилось и исчезло в искрах взвихрившейся плазмы.
– Тебе просто повезло, – неохотно протянул затихающий голос. – Слепая удача, как новичку в картах.
На следующий день у меня начался отпуск, и я уехала на север, в городок, где родилась на свет. Повидалась с мамой и с сестрами, побыла с ними несколько дней. Честно говоря, это возвращение на родину оказалось не самым радостным и легким. Никто из моих родных никогда в жизни не уезжал дальше чем за тридцать миль от своего дома, не говоря уж о том, чтобы побывать «в самом Лондоне». Они с подозрением косились на мою одежду, на сверкающую рапиру, хмурились, когда улавливали изменения в моем произношении или манере говорить, им не нравилось, когда я рассказывала о местах или людях, о которых они даже не слышали. Теперь я для них была «столичной штучкой». А мне они казались какими-то заторможенными, косными, слишком боявшимися всего на свете. Даже в хорошую погоду они боялись выходить из дома – вечер еще не скоро, а они уже сидят тесной кучкой у камина. Я становилась все более раздражительной, все чаще огрызалась, а они грубили мне в ответ. От их замшелой провинциальности мне хотелось выть. Что за жизнь у них, боже ты мой! Все время сидеть взаперти и дрожать от страха. Да не лучше ли набраться смелости, выйти и посмотреть этому страху в лицо?
Короче говоря, я уехала из дома на день раньше, чем планировала. Мне не терпелось поскорее оказаться в ставшем мне родным Лондоне.
Я уехала на поезде, который уходил рано утром. Села у окна и любовалась проплывающими мимо пейзажами – полями, лесами, шпилями церквей в скрытых от глаз деревьями деревушках, дымовыми трубами и призрак-лампами в портовых и шахтерских городках, через которые следовал наш поезд. Повсюду, куда ни взгляни, над Англией невидимо нависла Проблема. Новые кладбища на перекрестках дорог и в заброшенных, диких местах, крематории в пригородах, отбивающие комендантский час набатные колокола на рыночных площадях. И поверх всего этого – отраженное в оконном стекле мое лицо.
Под стук колес я вспоминала о том, какой наивной девочкой была, когда впервые приехала в Лондон, и кем стала за эти полтора года – опытным агентом, который умеет разговаривать с призраками. Больше, чем разговаривать. Я стала оперативницей, которая способна понимать желания Гостей.
Очень многое в моей жизни изменила та встреча с призраком скряги. Когда я после этого разговора возвращалась пешком по Уайтчепел, с так и не вынутыми из рюкзака инструментами, с неиспользованными солевыми бомбочками и канистрами железных опилок на своем рабочем поясе, у меня в голове вдруг мелькнула странная мысль. Я подумала, что все это мне больше не нужно. Оказывается, я могу управляться с Гостями без оружия и даже без защитных средств. Никакой соли, никакой лаванды, ни грамма железных опилок. Часто ли в карьере любого оперативника бывали случаи, когда ему удавалось так аккуратно, быстро и чисто завершить расследование?
Старик в кресле был при жизни человеком очень неприятным, это чувствовалось и в его призраке, который по-прежнему отражал черствость и черноту души его владельца. Но при этом, однако, он явился с четкой целью – показать своим наследникам, где спрятаны его деньги. Мои спокойные расспросы дали ему возможность сделать это. Если бы я сожгла призрака, как это у нас принято, такой результат расследования был бы невозможен. А мне удалось это сделать благодаря тому, что я полностью доверилась своему Дару.
Совершенно очевидно, что такой новый подход к делу опасен, но он имеет и массу преимуществ. Обо всем этом я размышляла, глядя в окно, и передо мной начинали вырисовываться невероятные перспективы.
Череп в банке пока был примером исключительным, это редкий Гость Третьего типа, с которым можно установить полноценное общение. Но я начинала верить в то, что существуют различные способы, чтобы навести мосты через пропасть между миром живых и миром мертвых.
Строя свои догадки, я исходила, во‑первых, из того, что большинство Гостей являются в наш мир с какой-то конкретной целью. И, во‑вторых, если спокойно начать выяснять у них эту цель, призраки оставят тебя в живых минимум до того момента, когда ты поможешь им ее достичь. Первая часть моей теории в доказательствах не нуждалась, причины появления призраков в нашем мире хорошо известны еще с тех времен, когда свои первые парапсихологические расследования полвека назад проводили основатели нашей профессии Марисса Фиттис и Том Ротвелл. А вот вторая часть моей теории подрывала устои привычных представлений о работе с призраками. Каждое современное агентство своей главной задачей считает заблокировать Гостя. Затем, когда призрак обезврежен, следует найти и уничтожить Источник. После этого Гость исчезает навсегда. Считается аксиомой, что призрак при этом будет негодовать, сопротивляться, искать способы избежать блокировки. А поскольку разозленный Гость очень опасен и легко может убить тебя, оперативники с ним никогда не церемонятся.